знакомой, и Биллу стало вдруг ужасно не по себе от незнания, что происходило с его семьей со времени их последнего разговора. Его захватило новое ощущение, замешанное на зависти и собственничестве, – желание альфа-самца защищать свое. Чувство было животным, а не рациональным, но зато помогло прийти в себя.
Он смотрел, как Кэрри и Скотт взглянули на что-то вдали и опустили глаза.
– Бендо – мой брат, – сказал Сэм. – Ну, практически.
Показав на камеру, он сказал что-то на незнакомом Кэрри и Биллу языке. Бен в ответ рассмеялся и ответил на нем же. Радость их воссоединения казалась нечестной – будто парад с серпантином в честь проигрывающей команды.
– Знаете, вообще-то Бен и мой брат, – сказал Билл дрожащим голосом. Вперил взгляд в крылья на рубашке второго пилота, потом показал на дверь кабины. – Они сели в самолет, доверяя нам. Они вручили нам свои жизни. Наш долг – помнить об этой ответственности.
Сэм начал отвечать, но Бен остановил его, подняв руку.
– Почему? – продолжил Билл, повышая голос. – Почему ты просто не пристрелишь меня и не разобьешь самолет? Если вам нужно только это, незачем было вмешивать мою семью.
– А мы хотим не этого, – ответил Бен.
– Тогда чего вы хотите? – с умоляющей ноткой в голосе спросил Билл. – Я не понимаю, чего вы хотите. Не понимаю, зачем вы это делаете.
Бен смотрел в окно перед собой, размышляя над вопросом и слегка опустив пистолет.
– Там, откуда мы родом, есть поговорка. «Нет друзей, кроме гор». Это значит, наша вера выросла из предательства и обмана. У нашего народа есть только мы сами. Всем остальным на нас плевать. Можно рассчитывать только на себя.
Бен посмотрел на Сэма – затуманенными глазами, с потерянной улыбкой.
– Нам так не хотелось в это верить, – продолжил второй пилот. – Так хотелось верить, что может быть иначе – что будет иначе. Мы поддались надежде. Американской мечте. Свобода, надежда, свое место в мире – вот и все, чего мы хотели. Для себя и своих семей. И ответь мне: что в этом плохого? Хотеть так жить? Почему мы должны быть лишены достойной жизни? Почему мы этого не заслуживаем? Мы играли по вашим правилам, делали все, что от нас требовалось, стали всем, чем вы просили нас быть. И вы нас предали! Ты спрашиваешь, как я могу предать свою профессию, – ну а как вы могли предать миллионы людей, которые всего лишь хотели жить по-человечески?
Билл пытался придумать ответ, но в голову ничего не шло. Он не понимал толком, о чем говорит Бен. Наконец он произнес:
– При чем тут моя семья или пассажиры этого самолета?
Бен развел руками и рассмеялся.
– Давай-давай. Реагируй ровно так, как мы себе и представляли. Потому что вот поэтому! Поэтому мы все и делаем! Вам-то всегда кажется, что вы ни при чем. По всему миру творится херня. А вы просто живете себе дальше. Потому что вы ни при чем. Вы никогда не вмешиваетесь, пока вас не заставят. Так чего еще ожидать? – Он обвел рукой кабину. – Теперь мы здесь. Ты наконец увидел правду.
– Да какую правду?
– Правду о том, что люди хорошие только до тех пор, пока им позволяют обстоятельства. Ты не родился хорошим, а я не родился плохим. Мы просто играем с теми картами, что нам сдала жизнь. И вот ты получаешь на руки новый расклад – как теперь поступит хороший парень? Дело-то не в крушении, Билл. Дело в выборе. Дело в том, чтобы хорошие люди поняли: они ничем не отличаются от плохих. – Он перевел взгляд с Билла на Кэрри. – Просто у вас всегда была привилегия быть хорошими.
Билл покраснел. Он не понял до конца, о чем говорит Бен, но узнал страсть, горевшую в глазах второго пилота. Тот же пылающий гнев, что разливался по крови Билла каждый раз, когда он видел своих родных – беспомощных и связанных.
– А как же люди, у которых выбора нет? – спросил он. – Пассажиры самолета, люди в Вашингтоне. Как их незаслуженные смерти докажут вашу мысль?
– А как же незаслуженные смерти моего народа? – бросил в ответ Бен. – Почему их жизни стоят меньше, почему их смерти не так трагичны? Всем плевать, когда они умирают в мучениях. Пора и вам испытать такой же бессмысленный конец. Я хочу, чтобы Америка скорбела так же, как мы скорбели всю свою жизнь.
– Око за око – это не правосудие.
– Бездействие – тоже. Если ничего не менять, то ничего и не изменится.
– Но если вы это сделаете, тоже ничего не изменится. Америка не склонится перед террористами.
– Да мы и не хотим, чтобы вы склонялись! Мы просто хотим, чтобы нас увидели!
Бен тяжело дышал, пистолет дрожал в его руке. Билл смотрел перед собой. Бен отвернулся к окну. Жалкая попытка разрядить обстановку в замкнутом пространстве.
Билл бессильно уронил руки. Он не знал, что делать. Все казалось безнадежным. Он взглянул на свою семью, мысленно убирая их подальше от этого безумия, стараясь вспомнить, какой же простой была их жизнь всего лишь вчера вечером.
Билл сделал гамбургеры. Они ели перед телевизором, смотрели матч с убавленным звуком. Скотт разлил молоко. Элиза плакала, поэтому Кэрри ела картошку фри стоя, качая девочку, пока та не успокоилась. Билл вспомнил, как, выкинув в корзину пропитанные молоком бумажные полотенца, хотел вынести мусор. Так и забыл.
Писк в наушнике казался далеким звуком. Билл его почти не замечал, затерявшись в блаженных воспоминаниях о нормальной жизни. Но в конце концов слабые неритмичные звуки вытянули его из фантазий. В голове вдруг что-то щелкнуло, и он прислушался, стараясь не дышать.
Но теперь осталась только тишина. Это разум играет с ним в игры.
Он посмотрел на Бена – тот, судя по всему, ничего необычного не заметил. Если что-то и сигналило, то на запасной частоте, которую Билл включил только в своих наушниках. Бен все равно с головой ушел в себя. Рассматривал пистолет, водя большим пальцем по рукояти.
И вдруг – опять. У Билла расширились глаза. Звук правда был.
Он его не придумал. Капитана кто-то услышал – и теперь отвечал.
Глава шестнадцатая
– Все готово? – спросила Джо.
Большой Папочка шумно бросил на стойку почти опустевшую сумку с дешевыми пластмассовыми наушниками «Коустал Эйрвейс».
– Все.
– Все пассажиры?
– Все до одного.
– И всех попросил включить телевизор? Новости?
– Да, мам.
– Все прошло нормально? Они послушались?
Папочка уставился на нее с каменным лицом.
Между ними протиснулась Келли, бросила свою сумку поверх его.
– Так, мы не нравимся людям, – объявила она с круглыми глазами. – Офигеть, какие же они злые.
Папочка согласно кивнул.
– Чем бы он там ни занимался, ему пора закругляться – сейчас же, потому что нам уже срочно надо обратиться к пассажирам.
Бортпроводники посмотрели в другой конец кухни – на Рика Райана, который свайпал и тапал по экрану телефона.
– Как только
