Ньюсон колебался, и Хелен повернулась к нему через плечо.
— Давай же! — бросила она. — Засовывай его.
Она потянулась назад, схватила его, и Ньюсон снова позволил вести себя. Он толкнул в первый раз, почувствовав сопротивление ее мышц, и вдруг проскользнул внутрь, испытав еще одно новшество за этот вечер. До сих пор в своей сексуальной жизни Ньюсон обходился без анального секса. За полчала разврата с Хелен Смарт он узнал о сексе больше, чем за прошедшие двадцать два года половозрелого периода.
— Полегче, — сказала она. — Там уже давно никого не было. Больно!
— Я остановлюсь, хорошо? Ты хочешь этого? — сказал Ньюсон, оставаясь джентльменом до конца.
— Не строй из себя идиота. Просто дай мне секунду расслабиться, а потом дери изо всех сил.
И снова Ньюсон сделал, как она сказала, и очень быстро, испытывая головокружение от пива, водки и жесткого секса, он наконец кончил, упав на спину Хелен.
— Кончил? — спросила Хелен с раздражением.
— Боюсь, да.
— Высоси сперму из моей задницы и поцелуй меня.
— Нет.
— Делай, что я сказала.
— Нет!
— Давай!
— Извини, Хелен, но я сказал — нет.
— Это называется фелчинг.
— Мне все равно, как это называется. Я не стану этого делать. Да и вообще это же невозможно, из-за презерватива.
— Ничего подобного. Я его сняла, когда засовывала твой член себе в задницу.
— Что?!
— Я же сказала, что не люблю их. Не волнуйся, я чистая.
Ньюсону потребовалось несколько мгновений, чтобы оценить услышанное. Поступок Хелен был так ужасен, что Ньюсон не знал, с чего начать.
— Чистая! — рявкнул он. — Ты только что заставила меня засунуть в тебя кулак, нассать тебе в рот и трахать тебя без презерватива. Как ты смеешь говорить, что ты чистая?
— Я чистая физически, в смысле не заразная.
— Ты не можешь знать этого наверняка…
— Я же не предлагаю это кому попало.
— Что именно? Риск подцепить какую-нибудь дрянь?
— Нет, то, что мы с тобой делали. Я обычно скромная.
— Обычно? Нельзя быть обычно скромной. Ты или скромная, или нет. И вообще, это не имеет значения. Ты… Ты… Еб твою мать, Хелен!
Вдруг Ньюсон почувствовал себя абсолютно трезвым и безнадежно глупым. Что он наделал? Это же ужасно, отвратительно. Все простыни в моче и сперме. В женской сперме, или как ее там называют. От него воняло, и от Хелен тоже. Он будет оттираться мочалкой до дыр. Ему показалось, что его сейчас стошнит.
— Это ужасно глупо и безответственно. Нельзя втихаря снимать презерватив с мужчины!
— Прости, — расплакалась Хелен. — Я просто хотела почувствовать тебя ближе.
— Хелен, ты же взрослая женщина. У тебя ребенок, ты знаешь правила. Нельзя просто так такое творить. Ты меня обманула. Я ведь верил тебе.
Хелен прижала простыню к подбородку.
— Я же попросила прощения, — сказала она, добавив тихим голосом: — Но ведь ты тоже знаешь об обмане и предательстве, да, Эдвард?
— О чем ты говоришь, черт возьми?
— Ты ведь бросил меня, так?
— Только не это!
— Ты выставил меня полной дурой перед всей школой.
— Хелен. Это безумие! Нам было по четырнадцать лет, мы всего один раз обнимались и тискались. И позволь тебе напомнить, что это было двадцать лет назад!
— Ты ни разу не попытался найти меня, когда я не вернулась после Нового года.
— Я тебе звонил. Ты сказала, что твои родители переехали.
— Неправда. Я попала в больницу.
— Из-за того, что я ушел с Кристиной Копперфильд?
— Потому что именно тогда я начала резать себя.
— Это не моя вина.
— Я чувствовала себя такой никчемной.
— И снова это не моя вина.
— Все началось именно тогда.
— Но ты ведь не хочешь сказать, Хелен, что из-за того, что я оставил тебя стоять с фруктовым пуншем и пошел танцевать с Кристиной, я несу ответственность за беды, которые тянутся за тобой всю жизнь? Мы были просто приятелями, боже ты мой!
— Я думала, ты любишь меня. Я думала, мы были вдвоем против всего мира.
— И ты хочешь сказать, что до той рождественской дискотеки ты была абсолютно нормальной уравновешенной девочкой?
— Нет, я всегда ненавидела себя.
— Вот именно.
— Именно поэтому, когда я подумала, что нравлюсь тебе, я была счастлива, а когда оказалось, что это не так, все стало в десять раз хуже.
— Хватит, Хелен. Это нечестно. Я никогда не давал тебе повода думать, что ты мне нравишься.
— Ты говорил, что любишь меня, когда обнимал меня в тот вечер. Ты сказал, что у меня самые классные грудки, какие ты только видел.
— Они были единственными, которые я видел.
— Я их ненавидела! Остальные девчонки звали меня «Жирные соски». Это придумала Кристина Копперфильд, мать ее. Твоя подружка! Но ты сказал, что они тебе нравятся!
— Они мне нравились и сейчас нравятся! Они очень милые. Но, Хелен, нам было четырнадцать лет. Мы учились в одном классе. Мы были просто друзьями, вот и все.
— Ты так и не позвонил мне после дискотеки.
— Было Рождество. Кто звонит одноклассникам в рождественские каникулы? Я позвонил, когда ты не пришла в школу после Нового года.
— Через неделю.
— Послушай, я поверить не могу, что мы об этом говорим. Наверное, стоит помыться, принять душ, а потом сесть и спокойно поговорить.
— Мне нравится чувствовать себя грязной.
— А мне нет, и ты лежишь в моей постели.
— А ты был в моей заднице!
— Да как, черт возьми, это связано!
— Ты получил то, что хотел, Эдвард, и не имеешь права командовать мной!
Ньюсон решил, что разговор лучше прекратить. Он знал, что вступает на опасную территорию. Он и эта женщина из его прошлого только что сделали такое, что редко проходит без последствий. К тому же ему казалось, что это часть ее плана.
Неужели его развели?
— Я иду в душ, — сказал он.
В ванне по-прежнему были лужи мочи, и Ньюсона чуть не стошнило от отвращения к самому себе, от ненависти за то, что они наделали с этой странной женщиной. Теперь он понял, что не знал Хелен Смарт в тот раз. А теперь, без его ведома, она взвалила на него свою тайную боль и неуверенность в себе. Он встал в душевую кабинку, и его наконец обильно вырвало.
Он мылся с бесполезным остервенением, уделяя особое внимание члену, он его намылил и смыл пену раз шесть или семь. Если Хелен Смарт увлекалась незащищенным анальным сексом, она почти на сто процентов была больна. Он изучил свой член. Он был в Хелен не долго, и конечно, риск в этом положении был гораздо большим для нее, чем для него. И все же Ньюсон знал, что утром пойдет к врачу, и потом еще раз, через три месяца, и только после этого сможет вздохнуть спокойно.
Когда мыться больше было невозможно, он обернул полотенце вокруг пояса и немного постоял, собираясь с мыслями для разговора с Хелен. Он собирался убедить ее немедленно уйти из его дома и из его жизни.
Именно в этот момент сработала система противопожарной безопасности. На секунду в затуманенном алкоголем, плохо соображающем мозгу Ньюсона родилась мысль, что это еще один элемент изощренного сексуального репертуара Хелен. Возможно, она любила заканчивать свои грязные выкрутасы душераздирающей какофонией звуков. Затем он унюхал запах гари и вспомнил о картошке. Он рванул вниз. Кухня постепенно наполнялась дымом, который и заставил сработать сирену. Ворвавшись в кухню, чтобы выключить газ, Ньюсон поскользнулся в луже оливкового масла. Размахивая руками, он почувствовал, что пол уходит из-под ног, и с грохотом рухнул на пол. Основной удар пришелся на голову и поясницу, и позже он понял, что, наверное, на мгновение потерял сознание. И поэтому, когда начал звонить телефон, ему было трудно выделить звонок среди шума сирены.
Пытаясь подняться, он изо всех сил напряг мозги, чтобы сориентироваться и найти телефон. Он должен ответить. Просто должен, потому что это наверняка пожарная служба, и если он не ответит, они вышлют бригаду, а этого Ньюсону хотелось меньше всего на свете. У него в голове царила полная каша, но в одном он был уверен: ему не нужны шестеро здоровяков, пытающихся выломать его дверь топорами.
Он поднял трубку и услышал голос Хелен. Наверное, она говорила с аппарата из спальни.
— Да, я чувствую запах гари, — говорила она. — Наверное, в кухне пожар.
— Нет! — рявкнул Ньюсон в телефон. Никакого пожара нет.
— А мне кажется, есть, Эд, — ответила Хелен. — Я ведь чувствую запах гари.
— Да, запах есть, но…
— Так, значит, пожар есть? — вмешался в разговор третий голос.
— Да, небольшой…
— Вам нужна пожарная бригада?
— Нет! — крикнул Ньюсон.
— Но дама сказала, что пахнет гарью, сэр.
— Конечно, пахнет. Поэтому и сработала сирена.
