Встретиться с Главным Техником Уэсли было не суждено. Пока город жил, никому не пришло в голову препроводить к нему чужака. А теперь город умирал. И, может быть, Главный Техник погиб самым первым, съеденный вышедшими из повиновения машинами.
После разговора с девушкой внутренний голос подсказал Уэсли, что для него пришло время возвращаться. Покинув город и его жителей, для которых не было выхода из их машинной тюрьмы, Флэш направился к золотым воротам.
«Интересно, если бы я всё-таки увидел его, – думал он по дороге, – кем бы оказался этот Главный Техник? Лабрисфортским Доктором Фрэнсисом, которому в этом мире удалось осуществить свою научно-техническую мечту?»
Лабрисфортская тюрьма (III)
Холодная сырость пробирала до костей. Мышцы, размять которые не было никакой возможности, затекли и тупо ныли. И побои, полученные в драке с Фениксом, тоже давали о себе знать. Физические ощущения одного мира переходили в другой. Интересно, а если погибнешь, находясь в одной из этих «параллельных реальностей» – это будет настоящая смерть? Наверное, да. Говорил же Грэг, что его, Уэсли, ждёт смерть в одиннадцатом мире.
А если погибнешь здесь, в тюрьме «человеческой реальности»? Просто… погибнешь, или попадёшься в сети Лабрисфорта, сделавшись тенью, заточённой в камне, или бессмертным, который умирает и возрождается каждые четверть часа?.. Или для этого не нужно погибать – ведь в других мирах живут и двойники тех, кто ещё жив здесь – Бонса, Мьюта, Джо…
Зазеркалье. Чёртово зазеркалье. Только вместо зеркала – лезвие… лезвие топора.
Пожалуй, пришло время всерьёз задуматься о том, как выбираться из Лабрисфорта.
По словам Грэга, десять из одиннадцати миров можно пройти, ничего не опасаясь. И Уэсли собирался это сделать, потому что надеялся если не найти там подсказку, то хотя бы получить максимум сведений.
В «мирное» время в десятках государств Земли идут войны. Террористы готовы уничтожать людей сотнями только за то, что у них другой цвет кожи и другая вера. Тысячи пойдут на всё, на любое преступление, лишь бы заполучить кусок пожирнее. Жизни ценятся в грош за килограмм. Те, кто должны исполнять закон – продажны, как шлюхи из самого грязного борделя. «Защитники интересов народа» в корыстности не отстают от законников. Детей учат, что убить так же просто, как нажать кнопку на клавиатуре. Страх, ненависть и боль переполняют каждый день, каждый миг человеческого существования…
Сидя в холодном карцере Уэсли почти наяву, не заглядывая ни в какие потусторонние глубины, увидел, как мир разваливается ко всем чертям. Мир разваливается, и остаётся одна гигантская, размером с целую планету, скала, на которой громоздится тюремное здание континентальных масштабов. Лабрисфорт. Спящий дракон, чьё зловонное дыхание отравляет пространство на десятки миль вокруг. Нет – пробуждающийся дракон…
Почему он, Флэш, должен увидеть лишь десять из бесконечного множества вариантов тьмы, которую Лабрисфорт несёт в мир людей? Этого он не знал. Но если он увидит хотя бы эти десять – будет знать уже что-то, а это лучше, чем полная неизвестность. Это даст какой-то шанс для борьбы.
Если считать саму тюрьму первым миром, то всего он побывал уже в шести. Остаются ещё четыре. Но весь фокус в том, что в другие реальности он переходит не по своей воле. Каждый раз что-то – или кто-то – толкает его туда. И где гарантия, что после десятого тут же не «подтолкнут» в смертельно опасный одиннадцатый мир?
Придётся рискнуть. Но риск не должен быть совсем уж глупым. Нужно продумать план бегства. И как только десятая реальность будет пройдена – немедленно привести его в исполнение. Грэг сказал, что за границами этого острова власть Лабрисфорта уже не будет такой сильной – значит, не будет и никаких путешествий в «параллельные миры». Уэсли почему-то сразу решил, что Грэгу можно верить.
Придумать, как можно сбежать из Лабрисфорта, тюрьмы, из которой никто никогда не убегал – вот что ему предстоит.
В карцере Флэш провёл неполные трое суток. За это время ему всего раз принесли миску баланды и кружку вонючей воды.
Недостаток пищи не сильно отразился на состоянии Уэсли. Места для движения не было, запасы энергии просто не на что тратить. Да и жажда из-за сырости давала о себе знать не слишком мучительно.
Поздно вечером первого сентября Садист Визер отпер дверь. Похоже, он питал к карцерам особую слабость. Но на этот раз его ждало разочарование: ни криков, ни мольбы выпустить из клетки не последовало. Повинуясь приказу, Флэш молча поднялся на ноги и вышел. Движение отозвалось болью в одеревеневших суставах, но он ничем этого не выдал. По доброй лабрисфортской традиции автоматное дуло тут же уставилось ему в грудь.
Визер был явно недоволен таким слабым эффектом от карцера. Уэсли догадывался об этом, несмотря на то, что надзиратель виду не подавал – на его лице застыло обычное выражение превосходства над всеми. Флэшу, впрочем, было безразлично, о чём думает про себя этот тип. Радовало, что выпускать его не явился Костолом. Тот наверняка не упустил бы возможности лишний раз пустить в ход кулаки – а Уэсли и без того был не в лучшей форме. Садист до тупого рукоприкладства опускался только в исключительных случаях. Этот раз исключением не стал.
Они прошли мимо обиталища Мьюта, который в этот поздний час ещё бодрствовал и таращился в коридор, сидя на кровати. И мимо камеры Мисси, которая была пуста и не заперта. Как раз по вечерам, в свои ночные дежурства, старший надзиратель Роулкрафт чаще всего забирал Подружку.
Все эти детали Флэш отмечал автоматически – потому что приучил себя видеть каждую подробность тюремной жизни. Хотя теперь, пожалуй, стоит перестать размениваться на мелочи. Теперь у него есть задача поважнее…
Именно она уже много часов подряд занимала его мысли. Флэш перебирал в уме варианты побега, и один за другим отметал как невозможные.
Когда они остановились на пороге камеры, Визер крикнул Сэмюэла, бритого охранника, тот вышел из надзирательской комнаты и снял с Уэсли цепи. Водворив своего «подопечного» на место, конвойные удалились.
Для ужина было уже слишком поздно. Ну и наплевать.
Через силу Уэсли заставил себя двигаться, выполнять обычный комплекс упражнений. Сначала тело сопротивлялось этому каждой своей клеткой – ведь рядом была пусть и жёсткая, как доска, но всё же кровать, на которой можно вытянуться во весь рост… Но Флэш упорно продолжал тренировку, и ему удалось полностью сосредоточиться на ней, преодолеть собственную слабость.
Другие миры, параллельные реальности – всё это стало казаться таким далёким, ненастоящим… Но ушибленный локоть, на котором осталась вполне реальная ссадина, болел по-настоящему.
На кровать Уэсли рухнул уже почти без сил. Но это была хорошая усталость. Он был рад, что не завалился сразу после «морозилки».
Не пролежав и минуты, Флэш кое-что вспомнил, поднялся и вытащил из-под ножки кровати крошечную железку от молнии – своё орудие для письма. Три процарапанные на стене цифры отметили время пребывания в карцере.
Утренней прогулке на следующий день Уэсли радовался настолько, насколько вообще можно радоваться прогулке в тюремном дворе. После затхлой атмосферы каменного мешка приятно было подышать свежим воздухом. И небо над головой – пусть серое, хмурое, но всё повыше, чем потолок.
– Флэш… – послышалось из-за спины.
Уэсли оглянулся. Рядом стоял Ральф Фортадо.
– Так и думал, что из-за Филдингтона тебя долго не продержат.
– А долго – это сколько?
– Ну… – Ральф сделал неопределённый жест. – Верхней границы нет. Были случаи, и по месяцу сидели. «Морозилок» – по штуке на этаж, место есть. Некоторые парни на своих ногах не выходили уже.
Они, не торопясь, зашагали вдоль ограды. Уэсли – расправив плечи, Фортадо – ссутулившись и засунув руки в карманы.
– Ну вот, – сказал Ральф, – теперь ты ещё больше знаешь о нашем общем доме. Есть о чём подумать долгими вечерами, правда?..
На Уэсли эти слова почему-то произвели странное впечатление. Ему показалось, что Фортадо знает всё о том, что ему, Уэсли, довелось увидеть. Всё. И вот сейчас спросит…
Ужасно вдруг захотелось как-то от него отделаться. Или хотя бы увести разговор совсем в другое русло.
– Это ты опять, что ли, насчёт женщин? – сказал он первое, что пришло в голову.
Ральф пожал плечами:
– Насчёт женщин можно только трепаться. Слушай, я расскажу тебе про одну лабрисфортскую женщину.
– Что за женщина?
– Её звали – да и сейчас, насколько я знаю, зовут – Клара Риджмор-Хэй.
– Э-э, – внезапно встрял в их разговор околачивающийся поблизости Реджинальд Питер Филдингтон, – про Клару я тоже знаю.
Говорил он как ни в чём не бывало, явно и думать забыв, что три дня назад имел к Уэсли какие-то претензии. Вполне возможно, он не помнил и вчерашнего дня, не то что более ранних событий.
