Такое благоприятное мнение о подружке сына сложилось у матери после ряда разговоров по телефону и единственного приглашения вышеупомянутой подружки на семейный обед.
— Причешись по-человечьи и выплюнь жвачку. И платье надень. Ты, вообще, платье когда-нибудь носишь? Соберись, настройся на полтора часа, изобрази матрону.
— Вот ты напрягаешь, Кочерг! Ты уверен, что это обязательно? — вздохнула Настя, оглушительно щелкнув пузырем жвачки. — Может, не стоит?
— Стоит, стоит, — Сергей был непреклонен. — Я тебя никогда ни О чем не просил. Один раз попотей — больше приставать не буду: клянусь твоим правым соском.
— Ладно. Я постараюсь. Обрати внимание, Кочерг, — я готова ради тебя на любые жертвы…
Семейный обед прошел с триумфальным успехом. Настя вела себя чинно, разговаривала, как старосветская дама (Сергей чуть не поперхнулся от удивления — откуда что берется?), смотрела на Сергея преданным взглядом умирающей бойцовой собаки и, вообще, поразила всех свой ненавязчивой заботливостью, мимоходом и как-то очень естественно ухаживая за избранником: то салфеткой с подбородка крошку смахнет, то рубашечку поправит, то по ручке погладит, то спросит, не положить ли чего.
Мать пребывала в состоянии благоговейного транса. Сергей впал в ступор.
— Слышь, Кочерг, — если есть идея на мне жениться — подумай хорошенько. Готовить не умею, стирать, убирать, уют создавать — тоже. Это у меня все — мама. Обещаю быть самой отвратной женой: целыми днями пропадать на работе и у подружек, по приходу домой валяться на диване, жрать мороженое и висеть на телефоне. Верность хранить не обещаю: вдруг на вечеринке у подружек буду пьяная, а ко мне пристанет какой-нибудь неотразимый мачо?
Вот такое уведомление Сергей получил через месяц регулярного общения, когда Настя с удивлением обнаружила, что бойфренду она не надоела и тот планирует продолжать отношения. Так что, сами понимаете в данном случае ступор после обеда — это нормально.
«Зрелая женщина» Настя, которую на работе объективно ценили за высокий профессионализм и потрясающую работоспособность, в свои двадцать три года продолжала оставаться ребенком. И в своем детском мировосприятии, с точки зрения благовоспитанного юноши, зачастую была неимоверно цинична.
— Вижу, глазенки сверкают… Возбудился, да? Сказано сие было в тот самый сумасшедший вечер, на двадцатой минуте пребывания незадачливого таксиста в доме арестовавшей его доморощенной террористки. Таксист принял душ, съел четыре котлеты, приготовленные Настиной мамой (сама мама была в ночной смене — мерзавка с ходу наврала Ирине Викторовне, что имеет родительскую санкцию на ночевку приблудного юноши), принял пятьдесят грамм коньяка и сидел истуканом, краснея и пряча взгляд. Террористка после душа соответствующим образом облачаться поленилась, разгуливала по квартире в какой-то старенькой распашонке чуть ниже пупка и действительно выглядела крайне соблазнительно: хрупкая, стройная, с ровненькими ножками и маленькими, аккуратными полушариями, едва маскируемыми застиранной почти до прозрачности тканью.
— Я… Гхм-кхм… Мне…
— Да ладно, чего там, — простецки махнула рукой Настя. — Пошли, поваляемся, раз такое дело. Только зубы по чисти — не люблю, когда котлетами воняет. Можешь мою щетку взять — я не заразная…
А когда младой повеса, стиснув чищенные зубы и страшно дрожа от волнения, впервые в своей жизни ворвался с разбега в жаркий рай женской прелести, Настя утробно ойкнула и внезапно севшим от удивления голосом возопила:
— Ни хрена себе! Это что там у тебя?!
— Где? — Сергей испуганно замер на конечной фазе поступательного движения, совершенно не понимая суть вопроса.
— В пи…де, горе ты мое! У тебя что — искусственный фаллос?
— Нет, не искусственный… — Сергей смутился и по дался было назад — но шаловливые ручонки террористки уже исследовали предмет на ощупь и цепко обхватили обладателя предмета за задницу.
— Точно — свой… Ну ни хрена себе! Расскажу кому — ни за что не поверят. Ну, продолжай. Только аккуратнее, чудо…
— Так вот для чего он нужен! — блаженно улыбаясь, пробормотал Сергей спустя полминуты после расстыковки. — А я им орехи колол…
— Тебя надо на ВДНХ, — отдышавшись, сообщила Настя. — В павильон племенных производителей… Погоди… Что ты сказал?
— Шутка такая, — начал объяснять Сергей. — Это молодой африканос в первый раз…
— Так у тебя это в первый раз? — Настя привскочила на кровати, включила ночник и во все глаза уставилась на неофита. — Ты что, до этого — ни разу?
— Ты так заостряешь на этом внимание, что мне становится неудобно, — досадливо поморщился неофит. — Дай мне собраться с силами — и это будет уже второй раз. Какие, вообще, проблемы?
— Ну, хана! — Настя от восторга захлопала в ладоши и принялась подпрыгивать на кровати. — Нет, ну бывают же в жизни праздники! Я трахнула целку! Ой, бля! Скажу кому — ведь не поверят ни за что!
— А ты точно арт-дизайнер? — поинтересовался Сергей.
— Я — да. А что?
— А выражаешься, как рыночная торговка. Это — нормально?
— Это я от щенячьего восторга, — деловито пояснила Настя. — А твоя мама что — никогда не выражается?
— Хм… — Сергей задумался: а действительно, когда к матушке приходит разнузданная Вика и они запираются у неё в комнате, оттуда иногда доносится такое, что уши вянут. И не только Викиным голосом. Но, в общем-то, не громко — надо подслушивать под дверью. — Когда по дружка приходит, они иногда допускают вольности. Но наедине — и почти неслышно.
— И я буду негромко — ты не бойся. Это же для релаксации, сам понимаешь, — Настя повязала простыню наподобие туники и пригласила: — Пошли на балкон, курнем.
— Не курю, — напомнил Сергей. — Ты иди, я подожду.
— Нет, вы только посмотрите на него! — Настя безутешно всплеснула руками. — Прямо бойскаут какой-то… Ты приходи в Останкино, я пропуск оформлю. Я тебя подружкам покажу — а то ведь не поверят на слово, на смех подымут!
— Я подумаю над вашим предложением, сударыня, — барственно пообещал Сергей. — А сейчас — иди-ка сюда. Курить будешь после…
К факту существования в своей жизни другой женщины Сергей приучал мать без малого год. Конфликтные расхождения точек зрения на проблему, разумеется, место имели, но хитрый вундеркинд нововведением не злоупотреблял, придерживался принципа постепенности и в конечном итоге добился своего: теперь он два раза в неделю ночевал у Насти, и мать считала такое положение дел вполне естественным. Привыкла. Люди, вообще, постепенно привыкают к любому явлению, непрошено вторгшемуся в их жизнь — особенно если придать этому явлению некое подобие нерушимой системы.
Мать даже шутила по этому поводу:
— Ты бы расписание посещений составил, что ли…
— Ма, она же не механизм, — розовея ушами, отвечал Сергей. — Бывают такие моменты… Ну, ты понимаешь…
— Понимаю, понимаю. А вы так вот — всегда будете? Или есть какие-то перспективы?
— Посмотрим. Жизнь покажет…
Жестко привязывать Настю к расписанию Сергей не желал вовсе не из-за физиологических и иных личных особенностей, присущих любой молодой даме. Просто для тренировок и намечавшихся в недалеком будущем акций требовался свободный плавающий график. Герасим не мог бросить все свои дела и подлаживаться под составленное Сергеем расписание. Следовало также учитывать, что «объекты» предстоящих акций также живут по своим планам и вряд ли пожелают корректировать их в соответствие с расписанием младого диверсанта.
А вообще, по большому счету, к Насте можно было всегда. Сергей имел ключи от квартиры и пустующего гаража, приезжал когда вздумается, не предупреждая, чаще — сильно за полночь. Ставил машину, запирал гараж, поднимался на третий этаж и, по-хозяйски отперев дверь, сразу шел на кухню. Настина мать — молчаливое, навсегда убитое безвременной кончиной мужа существо — покидала свою комнату, фиксировала событие: свой пришел, и безмолвно возвращалась в постель.
Сергей не спеша ужинал, принимал душ, чистил зубы своей щеткой, по-семейному существовавшей в общей подставке, затем смотрел на календарь и отправлялся в комнату Насти. Если день посещения не состоял в ряду трех чисел, обведенных красными кружками, ночной визитер осторожным змеем просачивался под одеяло и, рыча от нетерпения, плавно вторгался в податливое тепло женских грез. Настя, отличавшаяся удивительно крепким сном, тем не менее всякий раз успевала наполовину проснуться и без особых проблем разряжалась в самом конце процесса — как правило, секунд на пять раньше осторожного змея.
— А романтика у нас будет? — как-то поинтересовалась Настя, наливая утренне-зевотному амуру кофе.
— Романтика? — амур застыл на вдохе и задумчиво уставился в окно. — На предмет?
