– Здесь, здесь, кажется, здесь! – вдруг воскликнул Сэм.
– Это не может быть здесь, – возразил Расс, взявший на себя роль штурмана. – Мы только что проехали двадцать третью милю, а газеты писали, что перестрелка произошла южнее двадцать третьей мили. Мы едем на север, в сторону Форт-Смита. Наверно, уже проскочили!
– Черт побери, парень, ты будешь указывать мне, где мы находимся. Я в тридцатых здесь верхом все изъездил вдоль и попрек, пятьдесят лет тут охотился. Скажи ему, Боб.
– Дорога новая, – отозвался Боб. – Поэтому мы и путаемся.
Старое горбатое шоссе №71, то ныряя вниз, то резко поднимаясь, змейкой бежало между массивными бетонными опорами, поддерживающими прямую глянцевую полосу Гарри-Этеридж-Мемориал-Паркуэй. Иногда новая автострада тянулась от них по левую сторону, иногда – по правую, а порой и над головами. Случалось, она вообще исчезала из виду, спрятавшись за холмом или стеной леса. Но они постоянно ощущали ее присутствие. Новая дорога словно смеялась над ними. Разве можно возродить прошлое, разрушенное наступлением будущего?
Наконец стрелки их необычного компаса – память Сэма и подкорректированная Бобом версия координат, представленных "Арканзас газетт" от 24 июля 1955 года, пересеклись под углом воображаемого азимута, указывающего на нужное им место.
Они только что миновали странную лавчонку под названием "Вечерние туалеты от Бетти", разместившуюся в разваливающемся трейлере в нескольких милях от городка Боулз, когда Сэм вдруг закричал:
– Здесь, черт возьми, здесь!
Боб затормозил у обочины. Чуть впереди наверху, чтобы было заметно с автострады, вездесущей новой автострады, которая сейчас находилась справа, громоздилась вывеска бензозаправочной станции компании "Эксон". Гарри-Этеридж-Мемориал-Паркуэй, могучее чудо инженерной мысли, тянулась над их головами в тридцати футах. Отчетливо слышался шум моторов проносившихся по шоссе легковушек и грузовиков.
– А мы разве ищем не кукурузное поле? – спросил Расс. – Перестрелка же произошла на кукурузном поле.
– Тут уже несколько десятилетий не выращивают ни кукурузу, ни хлопок, – объяснил Сэм. – Вся земля отдана под пастбища и покосы.
Они припарковались возле местной телефонной станции, размещавшейся в бетонной коробке за забором.
– Там? – уточнил Боб.
– Да.
Перед ними высилась тридцатифутовая стена сосен, посаженных в 60-х годах словно специально для того, чтобы оградить печальное место от любопытных глаз. Меж стволами пробивались кустики, борющиеся за место под солнцем с высокими деревьями, сквозь которые просматривалось ровное поле.
– Да, – повторил Сэм. – Тогда здесь все было засажено кукурузой. С трудом удавалось что-либо разглядеть. Я приехал в пятой или в шестой машине, а потом и другие подкатили.
Боб на мгновение закрыл глаза, представляя ночное кукурузное поле, мигалки полицейских машин, трескотню раций, голоса врачей и санитаров, которые уже ничем не могли помочь. По ассоциации в воображении сразу всплыла другая картина: Вьетнам, 65, 66-й годы. Первый срок его службы в 3-й дивизии морской пехоты. Он тогда был молодым сержантом. В ушах вновь зазвучали отголоски ночных перестрелок, крики бегущих людей, сверкающие вспышки, такие же зыбкие, как свет мигалок.
– Ты в порядке, Боб?
– Он в порядке, – сердито осадил Расса Сэм. – Здесь погиб его отец. Или он, по-твоему, должен прыгать от радости?
– Я только хотел… – удрученно начал журналист.
– Ладно, юноша. Я просто так сказал.
Сэм достал бутылку и сделал маленький глоток.
– Если не ошибаюсь, эта земля принадлежала некоему О’Брайану, но он сдал ее в аренду каким-то белым голодранцам. Там вот, где сейчас проходит автострада, будь она проклята, был холм. На нем тогда рос лес. Я там в 49-м оленя подстрелил, а какая-то баба, самая настоящая ведьма, без зубов, выскочила и устроила мне нагоняй. Я, видите ли, стрелял слишком близко от хижины, где играли ее дети.
– Она была права, – заметил Боб.
– Конечно, права, черт бы ее побрал. Охотничья лихорадка, что тут поделаешь? Увлекся и выстрелил. Самый глупый поступок в моей жизни.
– Где все произошло?
– Машины стояли вон там. – Сэм указал почерневшим пальцем за деревья. – Думаю, там еще остались следы небольшой дороги, которая проходила по кукурузному полю. Ярдов на сто вглубь. Машина твоего отца стояла поперек дороги, машина Джимми – ниже, ярдах в двадцати.
– Тела лежали так, как изображено на схеме? – спросил Расс.
– Да. По-моему, я уже говорил об этом вчера. Ни один приличный юрист не станет задавать один и тот же вопрос дважды. Он помнит, о чем его спрашивали, и помнит свой ответ.
– Я бы запомнил.
– Ладно, – произнес Боб. – Пожалуй, я схожу туда, осмотрю местность.
– А я лучше передохну здесь, на природе, – сказал Сэм. – Вы, ребята, идите. Свистните, если заблудитесь. И остерегайтесь змей! В ту ночь, когда погиб твой отец, Мак Джимсон убил на дороге большую гремучку. Мы тогда до смерти испугались. Он выстрелил ей в голову. Мы как раз дорогу переходили. Никогда раньше не видел, чтобы змея так себя вела.
– Гремучка?
– Здоровая, как бревно, черт бы ее побрал. И странная какая-то. Вокруг полно народу, а она ползет себе как ни в чем не бывало. Вот Маку и пришлось ее пристрелить.
– Терпеть не могу змей, – сознался Расс.
– Да брось ты, парень, – фыркнул Сэм. – Это же просто ящерица без ног.
Боб и Расс пробились сквозь заслон сосен и зашагали по полю, заросшему сорной травой. Здесь давно ничего не возделывали. Заброшенный клочок земли, притулившийся под сенью роскошной автострады. Боб нашел полевую дорогу, которая давно уже перестала быть дорогой и представляла собой полосу, где трава была ниже. Тропа убегала к большому шоссе, выписывала полукруг и возвращалась назад. Боб прошел ярдов сто в сторону шоссе и остановился.
– Здесь? – спросил Расс. Боб глубоко вздохнул.
– Думаю, здесь. Спроси у Сэма.
– Сэм! Это здесь? – крикнул Расс.
Старик внимательно посмотрел на них издалека и кивнул.
– Здесь, – подтвердил Расс.
Он приехал сюда в первый раз. Странно. После он прожил в Блу-Ай еще восемь лет, но ни разу не был здесь, не стоял на этом месте. Затем он ушел на войну, а когда вернулся, перебрался жить в горы, и ни разу, ни до отъезда, ни после, не посещал это место.
Никогда не приносил сюда цветы, не стремился ощутить энергетику земли, на которой свершилась беда. Почему? Боялся, что не выдержит боли? Возможно. Слишком близко он подошел к краю пропасти, в которую скатилась его бедная мать, заливавшая горе вином. Она не вынесла безысходности, не сумела сжиться с тяжелой утратой. Это ужасное чувство. Убийственное. Горечь необходимо выплескивать, иначе она поглотит тебя, уничтожит. Правда, ему удалось от нее избавиться. 12 июня 1964 года, на следующий день после окончания школы, Сэм отвез его в Форт-Смит, где он записался в морскую пехоту.
– Здесь, – повторил Расс, сверяясь со схемой в газете. – На этом месте Джимми поставил свою машину. Так… А тут стояла машина твоего отца. Когда его нашли, он сидел в кресле водителя, боком, чуть навалившись на руль. Ноги на земле. В руке рация…
– Большая потеря крови, – произнес Боб.
– Что?
– Он умер от потери крови. А не от шока и не от того, что пуля поразила какой-либо жизненно важный орган, гак?
– Э… тут так написано. Я не…
– Расс, как убивает пуля? Знаешь?
Расс не знал. Пуля просто… э… убивает. Она… э…
– Пуля может убить тремя способами. Первый – когда она разрушает центральную нервную систему. Это когда пуля попадает в голову, в точку, расположенную за глазами. Человек мгновенно превращается в тряпичную куклу. Клиническая смерть наступает за долю секунды. Второй вариант – пуля разрушает сердце или крупный сосуд. Сразу падает давление. Смерть наступает через пятнадцать – двадцать секунд. Наконец, пуля может разворотить ткани и вызвать внутреннее кровотечение. Большая вытянутая полость, сильное разрушение тканей, много крови, но смерть не мгновенная. Тогда раненый мучается три, четыре, а то и десять – двадцать минут, пока не наступит конец. Так какая из трех смертей настигла его?
– Не знаю, – ответил Расс. – Здесь об этом толком ничего не сказано. Написано только, что он скончался от потери крови… Наверно, последняя.
– Вот бы узнать поточнее. Тогда многое прояснилось бы. Отметь в своем блокноте – на этот вопрос нужно непременно найти ответ.
– Как же это выяснить?
Боб ничего не ответил. Он смотрел по сторонам, изучая местность, пытаясь представить, как она выглядела в тот день. Умение читать по складкам рельефа, по впадинам и возвышенностям, видеть в них друзей и врагов, интуитивно постигать по ним суть происходившего – это особый дар, талант, присущий настоящим охотникам, профессиональным снайперам.
Во-первых, почему именно здесь?
Стоя на том самом месте, где стоял его отец, Боб сообразил, что его совершенно не было видно с шоссе, когда здесь росла кукуруза. Более того, подъехать сюда на машине было не просто – при малейшей неосторожности ничего не стоило угодить в кусты. А в газетах не говорилось о погоне. Никто ни за кем не гнался! Иначе машина отца находилась бы сзади машины преступников, а не перед ними. Разве что Буб и Джимми преследовали его!
