— Это точно не мог быть ваш Терехин?
— Вот теперь уже я начинаю задумываться, — сказал Русаков. — Хрен его знает, дурака. А ты как считаешь, Люси?
— Я только что от него. Не думаю, что это он. Хотя… Хрен его, действительно, знает с этим его Мумуроном.
— Кем–кем? — не понял следователь.
— Ну, психоз у него, — пояснил Русаков. — Слышит вроде как голос иногда, который толкает его на различные идиотские поступки. Врачи наши, кстати, даже и не в курсе — у него официальный диагноз немного другой. Этот голос он называет Мумуроном. Мог ли он убить? Ну нет, не думаю.
— И откуда бы Толстый узнал о том, что Фантазёр пошёл на кладбище? Нет, они, конечно, могли и созвониться. Они… Но… Надо узнать у его жены! — осенило вдруг Люси. — Она нам скажет, был он в тот вечер дома или нет! — неожиданно она прыснула и тут же прикрыла рот ладонью.
— Что такое? — удивился Русаков.
Она притянула его к себе и что–то зашептала на ухо. Юрий не смог расслышать ни слова, Русаков же расплылся в улыбке.
— О чём это вы шепчитесь? — Юрий нахмурился.
— Ну, просто сейчас у Толстого дома, вероятно, проблемы! — санитар хихикнул. — Но, в принципе, можно и звякнуть. Только давай ты сам говорить будешь, а то если он возьмёт трубку, то узнает наши голоса и жену не позовёт.
— Постой, а откуда вы вообще узнали, что Лаховского убили?
— Толстый сказал, — ответил Русаков и вдруг замер. — Ч–ч–чёрт!!!
Все замолчали. Наконец Юрий встал.
— Какой у них номер?
В результате все трое направились в зал. Марина лежала на диване и плакала, чем несказанно удивила их.
— Эй, Мариш, ты чего, вставай! — Русаков потряс её за плечо. Девушка резко села. Глаза у неё были зарёванные, губы дрожали. В руке она держала пистолет следователя, про который все почему–то забыли.
— А вот теперь, — сказала она, всхлипывая, — я надеюсь, вы отсюда наконец УБЕРЁТЕСЬ! — последнее слово она выкрикнула.
— Настоящий? — восхитилась Люси. — Ух ты!
— Это мой! — Юрий протянул руку к пистолету. — Марина, отдай, он же заряжен.
— Да чё ты с ней церемонишься? — не выдержал Русаков. — А ну отдай пистолет, ты, сука!
— Отойди, не то выстрелю!
— Ой, у неё глаза бешеные! — прошептала Люси, прячась за санитара. — Русик, я боюсь!
— Марина, кончай дурачиться! — Юрий старался говорить спокойно. — Отдай пистолет, и мы уйдём.
Русаков сделал попытку вырвать у Марины оружие. Та с визгом нажала на курок («сняла же как–то с предохранителя!» — машинально отметил Юрий) и, естественно, последовал выстрел. Пуля вошла в левую сторону груди Русакова.
Люси завизжала.
Марина, продолжая сжимать в трясущихся руках пистолет и не слезая с дивана, выкрикнула:
— Я предупреждала ведь, предупреждала!
— О боже! — прошептал Юрий. — Марина, что ты натворила?…
Он перевёл взгляд на раскинувшегося на ковре санитара. Почти под самым сердцем у того было огромное красное пятно, рубашка всё быстрее и быстрее пропитывалась кровью. Стоящая рядом с ним на коленях Люси тихо выла.
Но Русаков ещё не умер. Открыв глаза, он прошептал:
— Не ду… не думал, что всё так кончится.
Потом он закашлялся, выплёскивая из себя сгустки крови. Юрию захотелось проснуться, но он вдруг забыл, как это делается. Или он даже и не спит? Боже, что, если это и правда происходит взаправду?!
— Я вижу… вижу свет, — продолжал шептать Русаков. — Скажите Нинке, что я её пр… прощаю, хоть она и сука. Маришу тоже — она не хотела, — тут он снова закашлялся, забрызгав кровью лицо Люси.
— Не умирай, Русик! — взмолилась та, покрывая поцелуями лицо умирающего санитара. — Не умирай, ну пожалуйста!
Русаков неожиданно усмехнулся и выплеснул из себя ещё одну порцию крови.
— И совсем не больно! — выдавил он. — Только всё немеет… Охуеть, ребята, я себя со стороны вижу!
Люси вдруг захныкала, совсем как ребёнок.
— Ой, Русик! Знаешь, я никогда тебе не говорила, но я… я люблю тебя и всегда любила…
И она принялась расстёгивать ему ширинку!
У Юрия вдруг подкосились ноги, и он уселся прямо на ковёр, прислонившись спиной к дивану, на котором до сих пор ещё содрогалась в рыданиях Марина с пистолетом в руке. «А может, ничего этого всё–таки нет? — подумал он с надеждой. — Может, это всё мои галлюцинации? Что, если я ещё до сих пор не очнулся после первого удара головой… или после второго?»
Ему было плохо видно, что делает Люси, склонившаяся над умирающим, но тем не менее он знал, что она делает. И не было никакого стеснения, никакого стыда. Русаков застонал — либо от боли, либо от наслаждения; его лицо Юрий видел хорошо, оно было бледным как мел, глаза под очками закрыты,
— Этого не может быть! — прошептал следователь очень тихо. — Этого ничего не происходит… От… они все сумасшедшие…
Да, они все были сумасшедшими: Русаков, Лоси, Марина, Терехин, покойный Лаховский. И он сам, Юрий, тоже теперь почти не отличался от них, ведь вместо того, чтобы исполнять свои служебный долг, он с каким–то извращённым удовольствием наблюдал, как голова Люси поднимается и опускается над животом умирающего Русакова. Тот по–прежнему стонал и что–то бормотал, но очень уж неразборчиво. «И пускай они сумасшедшие, — отрешённо подумал следователь, — но зато у них есть то, чего нет у нас, нормальных. Единство, сплочённость, настоящая дружба».
Русаков дёрнулся, охнул, несколько раз ударил по ковру руками и затих. Голова Люси ещё некоторое время продолжала двигаться, хотя санитар, похоже, умер. Марина уже не плакала, а лежала молча, отвернувшись к спинке дивана.
С остекленевшим взглядом Юрий смотрел на обнажённые ноги Люси — она стояла к нему задом. Пятки у неё были слегка грязными. Что с ней–то потом делать, подумал он, и что делать с Мариной? И с трупом? Господи, отец узнает — его удар хватит. Вот и отработал я. Даже заявление подавать не надо — и так уволят.
Люси медленно распрямилась и повернулась к нему. Глаза её блестели от слез, с губ и подбородка свисали сгустки спермы.
— Он умер! — сказала она грустно и начала зачем–то расстёгивать свою рубашку. — Ну что, товарищ милиционер, может, сыграем в честь Русика последнюю сценку?
Юрий испуганно вжался в диван. Ему ничего сейчас не хотелось, кроме одного — чтобы его оставили в покое. Внезапно он вновь ощутил себя автономным сознанием, заключённым внутри клетки из плоти; ему захотелось вырваться и улететь, но прутья были слишком крепки для его ослабевшей воли. В голове вдруг всплыла фраза, показавшаяся ему странно знакомой: «Скобка треснула, надо заменять». Чёрт, ну замените, если есть чем. Почему бы не заменить?
Люси скинула рубашку, сорвала бюстгальтер. Правой рукой стёрла сперму с нижней части лица, вытерла эту руку об юбку. Юрия словно парализовало, он не мог шевельнуть даже пальцем. Сзади вдруг что–то задвигалось, заскрипело. Краем глаза следователь увидел ноги Марины, свешивающиеся вниз, с дивана. Щелчок. Ещё щелчок. Да, похоже, она уже поняла, как правильно обращаться с «Макаровым».
Люси замерла. В оба её соска были продеты кольца.
— Ты что, и меня застрелить хочешь? — тихо спросила она у Марины. — Ну давай, стреляй! Сюда! — она приподняла левую грудь и рассмеялась. — Но учти, только пули «Убик» могут убить такую прекрасную и благородную даму, как я! Учла?
— Не подходи к нему! — голос Марины звучал как из ведра. — Посмотри, что мы с ним сделали! Посмотри, чем он стал!
— Ему это только на пользу! — усмехнулась Люси. — Это же для него реальный прорыв, ты не находишь?
— Ч-чем я стал? — собственная речь показалась Юрию неестественно чужой, незнакомой. И тут Люси набросилась на Марину. Наверное, подумал следователь, она сделала это специально, так как хотела, чтобы её застрелили. В конце концов, это она была виновата в том, что Русакова убили — если бы она не пришла, ничего бы не случилось. Но в её жизни не было смысла без Русакова… Русика… А его жена? Что теперь будет с ней?
Громыхнул выстрел. Прямо в середине лица, на месте носа, у Люси расцвела маленькая дырочка–роза. Из задней части головы что–то вылетело красными брызгами. Секунды четыре труп Люси ещё удерживал вертикальное положение, потом всё–таки упал, рядом с Русаковым.
Присев рядом с Юрием, Марина сказала:
— Да, невесело всё кончилось…
Юрий не мог с ней не согласиться. Весёлого действительно было мало. Неожиданно девушка положила голову ему на плечо, так что ему ничего не оставалось, кроме как обнять её. Она ничего не имела против.
— Я убила их обоих. Что со мной за это сделают?
Помолчав немного, Юрий сказал:
— Ничего. Пистолет был мой, так что во всём виноват я.
