Через десять минут он попросил пациента подняться.
— Болит? — спросил его Шмель. И поторопил жестом руки. — Нагнитесь, нагнитесь.
Тот опасливо наклонил туловище, держа наготове руку — чтобы вцепиться в поясницу. Затем выпрямился и с удивленной улыбкой воззрился на целителя.
— Болит? — прозвучал повторный вопрос.
— Нет, — сказал тот и несмело добавил: — Доктор.
— Неделю принимайте горячие ванны и повремените с поднятием тяжестей. Десять-двенадцать килограмм — не больше. Покажетесь мне через десять дней.
— Спасибо, доктор.
— На здоровье. В приемной заплатите двести тысяч.
Мельник едва заметно качнул головой: расценки у Шмеля были весьма и весьма~
— Впечатляет, — сказал он раскрасневшемуся хиропрактору.
Шмель многозначительно хмыкнул.
— А вы как думали? Только так — отдав больному часть своей энергии, и можно помочь ему. Я зарабатываю себе на хлеб тяжелым трудом. А теперь я спрошу у вас: вы будете писать о Ли или уже переменили решение?
Журналист задумчиво теребил в руках авторучку.
— Знаете что, — наконец сказал он, — расскажите мне о Ли поподробнее, о его методах лечения, что вам удалось узнать о нем. И я, возможно, откажусь от встречи с ним.
— Да пожалуйста! Начну с того, что Ли — темная личность.
Ирина Голубева только покачала головой, когда на следующее утро Павел преподнес ей букет из трех чайных роз.
— Ты не удивлял меня так даже пять лет назад, когда мы были вместе, — произнесла она. — Что с тобой, Паша?
— Сам не знаю, — честно признался Мельник, присаживаясь на мягкий стул в уютном офисе Ирины. — Ты же знаешь, что я скупой в отношении подарков, а тут трачу последние деньги и покупаю тебе цветы.
Ирина грустно улыбнулась.
— Твои непосредственность и прямолинейность всегда восхищали меня, и я никогда не обижалась.
— А сейчас? — Он неотрывно смотрел в ее зеленые глаза.
— Сейчас тем более. — Ирина поймала себя на мысли, что все больше смущается под взглядом Павла. Но она не должна показать этого. Женщина поднесла букет к лицу и вдохнула его аромат.
— Почему?
— Что почему? — переспросила она, глядя на Павла поверх цветов.
— Почему именно сейчас ты не обижаешься?
— Опять же по той причине, — ответила Ирина. — Ты знаешь слабые места женщин. Ты не просто подарил мне цветы, ты подарил их, потратив последние деньги. Последнему я мало верю, но все равно приятно.
— Другая бы на твоем месте обиделась, как если бы увидела на букете ценник.
— А другой ты бы этого не сказал. Другая бы только порадовалась, что ты тратишь на подарок последние деньги.
— Да, в чем-то, наверное, ты права.
— Я изучила тебя за два года совместной жизни и не верю, что, к примеру, на тебя действует приближение весны. Так что выкладывай, зачем пришел.
— Хочу устроиться к тебе на работу.
— Ты не подъезжай, Паша, говори прямо.
— Хочу устроится к тебе на работу, — упрямо повторил он. — У тебя есть вакантная должность ночного сторожа?
Ирина медленно покачала головой. Букет по-прежнему у лица, ее глаза удивительно гармонируют с упругими лепестками чайных роз.
— А уборщиком-волонтером возьмешь?
Ирина положила цветы на стол и вздохнула:
— Почему бы тебе просто не сказать: «Ира, мне несколько ночей нужно провести в твоей типографии»?
— Одному.
— Это я уже поняла. Будешь следить за домом напротив?
— Буду, — пообещал Павел. — Если мы пришли к соглашению, то у меня еще одна просьба.
— Не много ли для первого раза?
— Не знаю, разберись с этим сама.
— Так что ты еще хочешь?
— Ты можешь изменить график работы Сергея?
— Какого Сергея?
— Уборщика, который передал мне визитки.
— А, Сережу Земскова~ Он мой сосед. И как я должна изменить его график?
— Ну, чтобы он приходил не в шесть часов вечера, как обычно, а, скажем, в половине десятого?
Ирина довольно долго смотрела в синие глаза Павла. Прошло пять лет, как они расстались, а он нисколько не изменился: та же прическа — зачесанные назад длинные волосы, прежняя страсть к клетчатым пиджакам. Она склонила голову к плечу и слегка прищурилась. Может быть, он немного поправился. Хотя нет.
— Мне не нужно менять график Сергея. Он начинает уборку со второго этажа и заканчивает убираться там только к 10-11 часам вечера. Так что ты можешь спокойно наблюдать за кабинетом Алберта Ли с первого этажа. Тем более что это удобно.
Она рассмеялась, глядя в изумленное лицо Павла.
— Доктор работает только в те часы, которые тебя интересуют, — пояснила она. — Уж что-что, а расписание своего соседа я знаю очень хорошо.
— Хочешь, я возьму тебя в компанию? — спросил Павел.
Ирина долго молчала.
— Не хочу, — ответила она, поднимая на него глаза. — Я не хочу неприятностей. Ты не господь бог, а все время пытаешься ходить по поверхности воды. Ты не идешь в глубину, где тихо и спокойно. Я еще тогда устала от этого. Не надо, Паша, ты обречен на одиночество~ Очень часто, когда ты неожиданно уходил среди ночи, я представляла тебя одиноким и испуганным. Кругом мрак, а ты таращишь глаза, самоотверженно выискивая в темноте тени. И что удивительно, часто находил их.
— Прости~ — Голос Павла прозвучал тихо, сдавленно.
— За что? — Ирина пожала плечами и посмотрела в сторону. — Ты ни в чем не виноват. Я развелась не с тобой, а со средствами массовой информации.
Павел видел, как задрожали ее ресницы, еще немного — и она заплачет.
— Ты дашь мне ключи?
— Сейчас принесу. — Ирина поспешно вышла из конторы.
Игорь Развеев набрал номер телефона, коротко спросил: «Есть?» — и, получив утвердительный ответ, положил трубку. Он облизнул пересохшие губы и посмотрел на приятеля. Леня Ложкин поправил сальную прядь волос, упавшую ему на глаза.
— Ну что? — спросил он и шмыгнул носом. Его ломало, третий день он не мог найти наркотик, чтобы снять ломку. Всю последнюю неделю он страдал запором, а сегодня его «прорвало», понос выкручивал кишки.
— Все то же, — ответил Игорь. — Только денег нет. Впору идти и грохать «ходоков».
— За пять-шесть грамм? — Ложкин покачал головой.
Он долго сидел в одном положении, глядя перед собой мутными глазами. Потом его взор начал проясняться. Он тронул приятеля за руку.
— Слышь, Развей, я сейчас вспомнил про одного гомика.
— Ну и что?
— Раскрутим его на пару «чеков». Может, и больше.
— Он должен тебе?
— Обязан. За молчание. Года три назад я «раскупорил» его. Ему лет четырнадцать было. — По лицу Ложкина пробежала глумливая улыбка.
Развеев ответил приятелю неприкрытой брезгливой усмешкой.
— И он не заявил на тебя? — спросил он.
— А кому охота учиться в школе и отзываться на педераста? — отозвался Ложкин. — Я все ему растолковал, что, мол, жизнь свою загубит. Малый сообразительный, я еще полгода долбил его. Плачет, сука, трясется, но куда ему деваться?
— Ты знаешь его адрес?
— Конечно. По-моему, у меня где-то записан даже его телефон.
Ложкин полез в карман. Вынимая записную книжку, он обнаружил там стотысячную купюру. Молча воззрился на нее.
— Так чего же ты молчал?! — В голосе Развеева было больше радости, чем негодования.
— Сам не знаю~ — Ложкин пожимал плечами и улыбался. — Забыл, наверное.
Ему полегчало только от вида денег. По телу прошла слабость, обильный пот проступил на холодном лбу, и снова резко скрутило живот.
— Вот видишь, как твой гомик помог! — радостно воскликнул Развей. — Айда на хату.
— Сейчас, — кивнул Ложкин, болезненно морщась. — Только в туалет схожу.
Вадим Барышников, не заглядывая в глазок, открыл дверь, кивнул приятелям: «Входите». Ложкин с Развеевым вошли в комнату, которая до отказа была забита радио— и видеоаппаратурой.
— Богато, — протянул Ложкин, оглядывая японскую технику.
Вадим усмехнулся. Не сегодня-завтра придется вывозить аппаратуру в ломбард. Денег за нее много не дадут, но хватит расплатиться с хозяином за наркотики и себе останется. Обычно за телевизор он выдавал «чек» героина на триста тысяч, за видеомагнитофон — на сто. Но ему эта практика уже надоела: ненужная суета, рисовки перед соседями. Его дело маленькое. С утра ему привозят несколько грамм героина, он расфасовывает его на «чеки» по сто, триста тысяч и отвечает на звонки. Вечером отдает деньги. Хватает и на жизнь, и на то, чтобы «вставить» себе и подружке.
Посмотрев на приятелей, он предложил:
— Поможете свезти это барахло в ломбард? За услугу выпишу лишний «чек».
— Посмотрим, — Развеев протянул ему деньги.
Вадим кивнул и скрылся на кухне. Пока он отсутствовал, Ложкин воровато оглянулся на дверь, положил в карман куртки видеоплеер с наушниками.
— Я вижу, вы согласны, — сказал Вадим, протягивая Развееву перетянутый резинкой полиэтиленовый пакетик с героином. Не скрывая насмешки, он многозначительно посмотрел на топорщившийся карман гостя.