Люди, проходящие мимо, смотрят сквозь нее, как будто она невидима.
В лифте медсестра нажимает нужную кнопку, и кабина трогается вниз, и от этого Анну немного мутит. Сначала ей кажется, что они едут в мертвецкую, но потом она осознает, что мертвецкая уже получила свою дань.
Двери лифта открываются, и она оказывается лицом к лицу с людьми, ожидающими лифта.
Медсестра катит коляску с Анной по больничному вестибюлю, к раздвижным стеклянным дверям. Чем ближе она к ним приближается, тем сильнее дразнит ее ноздри какой-то тошнотворный запах.
Двери распахиваются, и вонь становится нестерпимой. Анну вот-вот вырвет.
Она оглядывает небо и пустое пространство перед собой. Она ожидала, что тысячи людей придут встретить ее, их руки будут одна за другой вздыматься в воздух, и каждый протянет ей розу. Но на улице никого. Нет даже горстки людей, которые могли бы прийти, узнав, что ее выписывают. Она смотрит на землю, в надежде увидеть красные розы, целые букеты роз, от людей, которые ее поддерживали. Где плюшевые медведи и мягкие игрушки как знак сочувствия ее потере? Ничего этого нет.
Анна смотрит на пустую подъездную дорожку, куда заруливает такси. Где дети, которые подбегут к ней и подарят розы? Где маленькая девочка, которая протянет Анне букет роз, завернутый в прозрачную бумагу? Ребенок, который ничего об этом не знает? Только то, что ее родители сказали ей подарить букет женщине на инвалидном кресле.
Водитель выходит, чтобы помочь Анне сесть в машину. Она опирается руками о подлокотники, чтобы встать, и спотыкается. У нее кружится голова, и медсестра берет ее под руку.
— Пустите меня, — говорит она, делая неуверенный шаг, как жертва дорожной аварии, землетрясения, авиакатастрофы, цунами.
Таксист помогает ей устроиться на заднем сиденье и закрывает дверь, отрезая Анну от криков воображаемой толпы и одуряющего запаха цветов.
Такси трогается, и Анна ищет свое окно. Она закрывает глаза, потому что в душе у нее лишь тоска.
Приехав, она входит в пустую квартиру, ложится в кровать и много дней подряд лежит так без сна, глядя перед собой полными боли глазами.
Баренид.
Сидеть за рулем и вести машину — дело весьма опасное. Анне не хватает концентрации, ее мысли размазаны, как будто ей надо заполнить пробел, период времени, выпавший из памяти, и она оказывается у цели своего путешествия, еще не осознав этого.
Свернув к дому, Анна обнаруживает, что снег сошел и из-под земли пробивается зеленая трава. Она сидит за рулем и ждет, когда появятся признаки жизни. Через какое-то время из-за деревьев за сараем появляется лиса. Она трусит прямо к Анне, голова ее опущена, что-то зажато у нее в зубах. Когда лиса приближается, становится видно, что она тащит зайца.
Анна ждет, пока лиса не уйдет. В зеркало она видит, как зверь перебегает через дорогу и спускается по берегу к ручью.
Анна выходит из машины, чувствуя на лице и руках свежий ветер, и направляется к входной двери. Войдя в дом, она закрывает дверь и замирает, прислушиваясь к звукам внутри и снаружи. До нее доносятся слабые порывы ветра за стенами, барабанящие в оконные стекла.
Временами она не слышит ничего, кроме собственного дыхания.
Скользя глазами по крашеным стенам коридора, она проходит на кухню. На столе стоит красная роза, ее лепестки свежи и упруги. Она подходит поближе и протягивает руку, чтобы прикоснуться к лепесткам. Зажав лепесток между пальцами, она поднимает глаза к двум окнам, выходящим во двор. Она смотрит, не видя, пока свет не начинает меркнуть. Анна чувствует, что засыпает. Наверное, это из-за дороги. Глаза у нее слипаются, ее клонит ко сну, и приходится опереться рукой о стол, чтобы не упасть.
Анна поднимается на второй этаж и заходит в комнату, которая должна была быть детской. От вида комнаты колени у Анны подкашиваются, пустота под животом по-прежнему сжимается в скорбном спазме. Рука закрывает ее рот, и слезы туманят взгляд. Что такого она сделала? Она поворачивается и идет в спальню, ложится на кровать, и тяжесть во всех членах пригвождает ее к кровати. Кажется, ей уже никогда не встать, и все же она рада быть здесь. Она спит.
Сознание Анны тянется смутной линией сквозь темноту, пока наконец она не просыпается. Она лежит неподвижно и слушает, боясь наступившей внутри нее пустоты.
В доме нет неожиданного присутствия.
Лежа в темноте, Анна начинает подозревать, что маленькие дети были игрой воображения, наваждением, вызванным гормональной перестройкой во время беременности, которая, как ей теперь казалось, случилась много лет назад.
Ветер стучит в окно. Она смотрит в ту сторону. Прислушавшись, она понимает, что это был не ветер, а негромкое шуршание, шелест за стеной. Она сдерживает дыхание, пытаясь определить источник слабого звука. Вот он. Она наклоняет голову. Это не крошечные коготки, но что-то более мягкое и не так монотонно.
Анна встает с постели и идет вслед за звуком по коридору второго этажа, вниз по лестнице, потом в прихожую.
Войдя в темную гостиную, она видит в углу какую-то скрючившуюся фигуру с поднятой рукой, постукивающей по стене.
Анна ждет, пока глаза привыкнут к тусклому свету луны, падающему из окна. Когда зрачки расширяются, она уже может различить в сидящей в углу фигуре маленькую девочку со светлыми волосами.
Анна потрясенно вздыхает. При виде девочки она испытывает радость и волнение. Что это? Ведь детей, которые появлялись в этом доме, на самом деле не было.
— Мне сказали, что ты приедешь, — говорит девочка, которая по-прежнему сидит лицом к стене. — Я хочу тебе кое-что показать.
Радостное возбуждение Анны постепенно улетучивается. Девочка говорит с ней отстраненно, почти враждебно. Анна надеялась, что ребенок кинется к ней. По дороге в Баренид она представляла, что они найдут друг друга и девочка улыбнется и протянет к ней руки, чтобы обнять.
— Тебе нравится? — спрашивает девочка без выражения.
В темноте Анна не видит ее лица. Она подходит ближе, пока ей не удается разглядеть рисунок на стенах. Плотно закрытые розовые бутоны.
— Видишь? — Она показывает то на один, то на другой. — Это имя. Ты хотела его дать, пока не передумала.
Анна гадает, откуда девочка знает свое имя. Другие дети этого не знали. И почему ребенок ведет себя с ней почти враждебно? Что она сделала?
— Я знаю свое имя, потому что ты назвала меня. Хоть это ты сделала.
Анна смотрит на отвернувшегося ребенка, и ее замешательство все увеличивается. Она походит ближе, но малышка даже не поворачивается к ней.
Анна мягко кладет руку девочке на плечо, но та сердито стряхивает ее.
— Что случилось? — спрашивает Анна, невероятно взволнованная. Жест девочки, как диссонансный звук, отзывается в ее теле.
— Ничего, — говорит малышка.
— Скажи мне.
— Нет. — Девочка наклоняет голову.
— Объясни мне, в чем дело?
Девочка отодвигается подальше в угол и сидит там молча.
Анна ждет, глядя на ее спину, на нее накатывает чувство вины, живот скрутило от страха. Что она сделала? Что малышка имеет в виду?
— Так в чем дело? Пожалуйста, скажи мне.
Девочка не отвечает.
Анна смотрит на ее длинные светлые волосы. Тело девочки неподвижно, как будто остановлено.
— Ей грустно, — говорит голос у Анны за спиной.
Удивленная, Анна оборачивается и видит в дверном проеме слепую черноволосую девочку и за ней маленького мальчика.
— Почему ей грустно?
Мальчик подталкивает черноволосую девочку вперед.
— Мама! — восклицает он.
По всему дому слышатся эти восклицания. Дети карабкаются по лестницам и топают по коридору.
— Мама!
— Мама!
Дети собираются вокруг Анны, и она узнает знакомые лица. Но какая от этого радость, если она не может увидеть собственную дочь?
— Что с ней? — спрашивает Анна черноволосую девочку.
Анна показывает на малышку со светлыми волосами, стоящую в углу.
— Я же сказала, ей грустно.
— Почему?
— Потому что ты ее не хочешь.
Анна потрясена. Она смотрит на детей, которые тут же замолчали и внимательно уставились на нее. Ее глаза предательски расширяются, как будто ее поймали на лжи. Она с трудом выдыхает:
— Это неправда.
— Ты отдала ее.
— Я ничего не могла сделать.
— Ты им позволила.
— Нет, меня заставили силой.
— Ты не сопротивлялась.
— Нет, это неправда! Неправда!
Под слепым, пронзительным взглядом черноволосой девочки Анна чувствует, что слабеет. Последняя соломинка. Окончательная.
— Она — мое дитя.
Черноволосая девочка смотрит на Анну.
— Я — твое дитя, Анна.
— Нет, мое дитя. Моя девочка.
— Я тоже, — говорит малыш. Он подбегает к ней, берет ее руку, перебирает пальцы. — Мама, — говорит он, улыбаясь.