Огонек сигареты добрался до пальца Мэттью, и он с испуганным вздохом разжал руку. Окурок упал на кафель. Рассматривая крошечную красную точку ожога рядом с зажившей царапиной, Мэттью пытался осмыслить услышанное. Но все это было слишком фантастично. Слишком неопределенно. Слишком глупо, наконец.
— Во всем этом нет никакого смысла, — произнес Мэттью, подняв с пола окурок.
— Простите. У меня нет для вас складной истории.
— Она бы очень помогла. Значит, вы были человеком, а потом в один прекрасный день осознали, что вы… в зеркале? — произнесенное вслух, все это звучало еще хуже. Мэттью было почти стыдно говорить об этом всерьез. Но Отражение кивнуло с непроницаемым видом.
— Более или менее так. Одно из моих последних воспоминаний — как я ссорился с Кристал. А затем… — он развел руками.
Оба помолчали. Мэттью снова закурил.
— На что это похоже?
Он не уточнил, что имеет в виду, но Дэвид все равно понял правильно.
— Словно видишь длинный однообразный сон и никак не можешь проснуться.
Утром Мэттью чувствовал себя отвратительно. Спал он плохо, но беспокоила его не только гудящая голова. Перед самым отъездом он все же решился заглянуть в комнату Дэвида. Кроме того, уже под утро у него появилась идея, где может быть ключ от спальни Кристал.
— Я буду ждать вас в автомобиле через двадцать минут, — сообщил Дэвид после плотного завтрака, который они соорудили в четыре руки. Мэттью кивнул и попытался улыбнуться. Ему было неспокойно. Но решение он уже принял и отступать не собирался.
Когда за Дэвидом закрылась входная дверь, Мэттью выждал две минуты, на всякий случай защелкнул замок и направился к кабинету. Большой серебристый ключ по-прежнему лежал в шкафчике стола. Мэттью взвесил его на ладони. Довольно тяжелый и по цвету точь-в-точь как ручки на всех дверях в квартире. Мэттью сунул ключ в карман и направился к спальне Дэвида. Бросил взгляд на часы. Четыре минуты. Нельзя опаздывать и заставлять Дэвида ждать. Нельзя вызывать подозрений.
Еще раз оглянувшись на входную дверь и багровый коридор, Мэттью вошел в спальню Дэвида. Здесь было темно, плотные занавески на окнах задернуты. В воздухе витал терпкий и пряный запах благовоний. Это напомнило Мэттью тонкий аромат кожи Дэвида, изящную, сильную руку в его руке, покачивающуюся сумрачную гостиную и мелодию, под которую они танцевали.
В горле встал ком. Стараясь больше ни о чем не думать, Мэттью зажег свет и быстро обошел спальню по кругу. Он ни к чему не прикасался, не отпирал ящиков и не перетряхивал содержимое комодов, и все же от волнения сердце колотилось так, что Мэттью затошнило. Взгляд нервно скакал по причудливым статуэткам из дерева и камня, вазам, свечам и книгам. Мэттью не вчитывался в обложки, хотя в обычной ситуации его бы заинтересовало именно это.
Медной шкатулки не было. Деревянные, серебряные, даже малахитовая — но ни одной медной. Он осмотрел комоды, столики, заглянул за ширму, оглядел рабочий стол. На нем был беспорядок, лишь немного уступавший тому, что Мэттью недавно разбирал в офисе. Книги и бумаги хаотично разбросаны по столешнице, письменный прибор балансирует на самом краю, кусочки угля лежат прямо на страницах открытой книги. Стараясь не всматриваться в покрытые рисунками и торопливым убористым почерком листы, Мэттью слегка подвинул прибор. Одно неосторожное движение — и чернила залили бы бумаги и изысканный ковер.
Он дважды осмотрел комнату, то и дело оглядываясь на дверь и прислушиваясь. Затем погасил свет и бесшумно, словно вор, вышел. Только оказавшись в коридоре, Мэттью смог перевести дыхание. На поиски ушло шесть минут.
Снова бросив взгляд в конец багрового коридора, Мэттью прислушался. Тишину квартиры нарушало лишь тиканье часов и его собственное сердцебиение. Мэттью сжал в пальцах ключ и вставил в скважину. Замок с тихим щелчком открылся. В лицо бросилась кровь, сердце трепыхнулось так, что Мэттью зажмурился.
Он не станет ничего брать. Он только взглянет. Дэвид позволил ему… Как он тогда сказал? «Квартира полностью в вашем распоряжении».
Дверь открылась с тихим скрипом, Мэттью от неожиданности вздрогнул.
Если бы Дэвид хотел, чтобы Мэттью вошел в эту спальню, он бы не стал запирать дверь…
Прошло двенадцать минут из отведенного времени. Мэттью не мог позволить себе топтаться на пороге.
В комнате было темно — шторы на окнах задернуты так плотно, что между ними не проникало ни лучика света. Мэттью нашарил слева выключатель и зажег лампы. Первое, что бросилось ему в глаза — беспорядок и запустение. На постели были свалена одежда, одеяло откинуто и смято. У одной из стен составлено несколько натянутых на рамы холстов, хаотично, безо всякой системы. Вся конструкция едва держалась. Задень один — и все картины попадают с деревянным стуком.
Комната была обставлена с тем же шиком, что и вся квартира, и очень напоминала спальню Дэвида. Даже стены и мебель были оформлены в схожие оттенки зеленого. Может быть, немного более темные. Только здесь дорогая лаковая мебель была подернула плотной пленкой пыли. Пыль покрывала пол и лампы, каталась в углах рыхлыми комьями. Ею были затянуты рамки, расставленные на комоде. Здесь не было такого обилия безделушек, шкатулок и прочего, так что фотографии сразу привлекли внимание Мэттью.
На первой было двое детей лет пяти в одинаковых костюмчиках: рубашки, а к ним не то юбки, не то широкие шорты. Различить, кто из них Кристал, а кто — Дэвид, тоже не представлялось возможным. Лица, улыбки, растрепанные волосы до плеч — все было совершенно идентичным. Мэттью даже поежился. Он редко встречал близнецов, и настолько похожие дети вызвали у него беспричинную тревогу.
Вторая фотография тоже запечатлела близнецов. Здесь им было лет по шестнадцать, не больше. Оба — в одинаковых мужских костюмах, черных с белыми галстуками, волосы убраны назад и отличить, кто из них кто, совершенно невозможно. Под мышкой каждый держал огромный круглый глаз, со зрачком, веками и торчащими щеткой ресницами, и глаза эти были больше их собственных голов. Они стояли на улице, возле каменного фундамента дома и голого, облетевшего куста. Мэттью поежился. Вот это по-настоящему жуткие Хэллоуинские костюмы.
На третьей фотографии оказалась какая-то женщина, опирающаяся на крышку рояля. Мэттью сразу же обратил внимание на то, как странно она держит вторую руку. Слишком неестественный изгиб. И слишком тесно локоть прижат к телу. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять — это не причудливая поза и не прихоть модели.
Левая рука была словно высохшей, лишенной мышц и казалась в два раза тоньше правой. Женщина не особенно пыталась это скрыть. Она держалась спокойно и даже гордо, чуть улыбаясь в объектив самыми уголками губ. Платье на ней было явно дорогое и весьма открытое, хотя нельзя сказать, чтобы она могла похвастаться фигурой. Лицом женщина тоже не выделялась. Оно казалось скорее грубым — тяжелая нижняя челюсть, крупный нос. В нем была некая гармония, но красивым его назвать было сложно.
За роялем сидел один из близнецов. Кристал это или Дэвид — сказать было невозможно. Ребенок лет восьми серьезно и спокойно смотрел в объектив, положив свои маленькие ручки на клавиши. Мэттью еще раз вгляделся в лицо женщины. Неужели это миссис Палмер? Мать Дэвида. Как там сказал мистер Уильямс? «Она была очень запоминающейся женщиной». С этим Мэттью не мог поспорить. Что-то в ней притягивало взгляд. И вовсе не сухая рука. Может быть, что-то во взгляде? В манере держаться? В легкой усмешке, которая едва читалась на ее губах?
В любом случае, миссис Палмер удивительным образом не походила на собственных детей. Сколько бы Мэттью не всматривался в ее лицо, не мог найти ни одной общей черточки. Может, это и не мать вовсе? Гувернантка. Учительница музыки? Нет, что может быть за пианистка с такой рукой?
Мэттью вернул фотографию на место и огляделся. В дальнем углу, рядом с мольбертом располагался письменный стол, заваленный бумагами. Среди исписанных и покрытых рисунками листов в беспорядке лежали куски угля и мелки пастели.
