– Добро пожаловать в политику, – сказал Том.
– Том, я хочу, чтобы вы послали с курьером требование опровергнуть это, а если не получим опровержения в течение двадцати четырех часов, я подаю иск об оскорблении.
– Полегче, Уилл, полегче. Я знаю, что вы расстроены, но следует рассмотреть некоторые аспекты дела прежде чем выходить с ними на люди.
– Какие еще аспекты? Я хочу ее скальпа. Я хочу поднять такую бурю, что газете придется отправить Энн Хитс обратно в Вашингтон.
– Прежде всего, – сказал Том, – вот вам прямой вопрос. Являетесь ли вы теперь или были ли вы когда-нибудь гомосексуалистом?
Уилл глубоко вздохнул.
– Я не обязан отвечать на такой вопрос ни вам, ни кому-либо. Том тоже сделал паузу.
– Не обязаны, да, но тем не менее, я хотел бы прямого ответа.
– Ол-райт, я не являюсь и никогда не был гомосексуалом. Достаточно этого для вас?
– Было бы достаточно десять секунд назад, – сказал Том.
– Что это значит, Том? – спросил Уилл, начиная сердиться.
– Достойный ответ на такой вопрос или на любой вроде него заключается в быстром и безусловном НЕТ! – Он опять помолчал. – А вы колебались.
– Это из вопросов, которые не заслуживают ответа, Том. Но вы руководите моей кампанией, и имеете право знать все. Я никогда больше не буду отвечать на такие вопросы – ни вам, ни представителям печати, ни кому-либо другому. Ясно это?
– Ол-райт, Уилл. Я верю вам; хочу, чтобы вы знали это. Вы, конечно, правы. Это не цивилизованный вопрос, но добиваться места в сенате – тоже не всегда цивилизованное дело... Заметьте, она ведь не назвала вас педиком, – сказал Том, уже подразнивая. – Она оставила возможность другой альтернативы; мол, он, может быть, импотент. При таком обороте мы не получим голосов даже гомосексуалов.
Уилл разразился смехом.
– Ол-райт, предоставьте мне устроить дело, – сказал Том. – Я попрошу завтра утром о встрече с издателем газеты, вполне доверительной встрече, и чтобы он одернул редакторшу своего воскресного, журнала. Сомневаюсь, что он прочитал статью. Думаю, она ему не понравится.
– А не следует ли опубликовать какое-то заявление? – спросил Уилл.
– Это крайнее средство, – ответил Том. – И последствия, как говорится, непредсказуемы. Взрыв гарантирован, а что дальше? Я просчитаю все варианты, а пока – не возражаете, если я скажу всем, кого это интересует, что вы не гомосексуал, ну как?
– Чувствуйте себя свободным.
– Послушайте, как я понял, у вас нет подружки, которая могла бы попозировать с вами во время кампании и подержать вашу руку при публичных выступлениях?
– Нет.
– А у меня есть подружка, которая могла бы этим заняться. Она вам понравится.
– Том, замолчите.
– Ол-райт. Неудачная идея. Отложите-ка к черту журнал и почитайте что-либо еще. Мы поговорим завтра.
Уилл не мог успокоиться. Вот ведьма; она предлагала себя ему, как на тарелочке. Но ведь Том, войдя в этот самый момент, не дал ему и ответить Энн Хикс, как требовалось.
Уилл вымыл посуду, собрался выйти из дома – и снова звонок. – Уилл Ли?
– У телефона.
– Говорит Билл Мот из «Ассошиэйтед пресс». Полагаю, вы слышали о Джеке, Бахенане; я хотел бы, чтобы вы прокомментировали это.
– Конечно, я знаю об этом, – сказал Уилл, несколько встревожившись. – Я и нашел его, кстати. Посмотрите сообщения собственного агентства.
– Я полагаю, вы еще не слышали другого, – сказал Мот. – В утреннем выпуске «Вашингтон таймс» помещена заметка о том, что Джек Бахенан был арестован в 1982 году в вашингтонском клубе гомосексуалов за то, что делал определенные предложения, заместителю полицейского. Можете прокомментировать?
– Я в это не верю! – рыкнул Уилл.
– Газета опубликовала копию доклада об аресте с приложенной фотографией. А Джек Бахенан проходил проверку по безопасности?
– Конечно, – медленно произнес Уилл. – Все старшие сотрудники аппарата проходят ее, поскольку сенатор Карр председатель Комитета по разведке.
– Можете ли объяснить, почему это не выяснилось при расследовании его прошлого ФБР и проверке его благонадежности?
– Нет, не могу. Как я сказал, это для меня ново, и я уверен, что ни сенатор Карр, ни кто-либо другой в офисе не знали об этом.
– Что ж, думаю, что ФБР опростоволосилось.
– Но я не могу поверить, – сказал Уилл. – Чем закончилось то дело? Говорится об этом в заметке?
– Он признал себя виновным, и, учитывая, что замечен впервые, осужден на тридцать дней ареста, притом приговор был отложен. Думаю, хорошо еще, что его не застрелил кто-нибудь прямо в зале суда.
– И все же никак не могу поверить, – сказал Уилл.
– Мистер Ли, не замечали ли вы признаков того, что Джек Бахенан мог быть гомосексуалистом?
– Совершенно никаких. К счастью, он был... он был женат и имел двух детей.
– Не думаете ли вы, что его склонность к гомосексуализму могла быть причиной домашних затруднений, о которых он вам говорил, когда появился у вас в ту самую ночь?
– Понятия не имею, – сказал Уилл. – Он ни разу не говорил мне о своих семейных проблемах. До той самой ночи я был уверен, что брак их – счастливый. Ну, а теперь извините, я уже почти вышел из дома.
Он положил трубку, но телефон немедленно встрепенулся новым звонком.
– Это Том. Плохие новости.
– Я слышал. Мне только что звонили из АП.
– И что же вы сказали?
Уилл передал свой разговор с репортером телеграфного агентства.
– Надеюсь, он почувствовал ваше удивление.
– Думаю, да. Я действительно был изумлен.
– Китти Конрой знала об этом, – сказал Том.
– Что такое?
– Постойте, не обвиняйте Китти. Джек сообщил ей об этом, когда был арестован, но взял с нее клятву держать все в секрете. Она сдержала обещание.
– Боже, что за день!
– Уилл?
– Да?
– Пришло мое время стать опять нецивилизованным: почему вас многие годы не видели с женщиной?
Уилл хотел уклониться от ответа, но не смог.
– Потому что, – сказал он, – все это время у меня была женщина, с которой мы не появлялись на публике.
– О, дерьмо, – сказал Том. – Замужняя женщина! Конечно, это лучше, чем совсем никакой. Насколько же крупный подымется шум, если выплывет ее имя?
– Ее имя не выплывет.
– Но послушайте же, Уилл, в таком случае вы оказываетесь в серьезной беде.
– И она не замужем. Просто... по причинам, которые я не могу назвать, мы не могли... не могли допустить, чтобы наши имена связывали.
– Почему так?
– Как я сказал, не могу вдаваться в это. Том Блэк сдержал свое раздражение.
– Ол-райт. Не приедете ли сегодня в Атланту? Нам нужно договориться, как действовать дальше.
– Да. После ленча я выеду.
– Значит, встретимся в штаб-квартире. Какой-то момент Уилл был в ступоре, затем сделал то, что все равно пришлось бы сделать рано или поздно: раскрыл телефонную книгу и разыскал домашний номер Джека Бахенана. Трубку там взяла Милли.
– Милли. Говорит Уилл. Мне только что звонили из АП относительно заметки.
– Вы негодяй, – сказала она.
– Не знаю, что я такое сделал, чтобы заслужить это, – сказал Уилл. – Я не знал об аресте Джека. У меня не было ни малейшего представления, что он... что у него есть какие-то проблемы.
– Что ж, а я знала, и не понимаю, как вы могли ничего не знать, – с горячностью проговорила Милли.
– Он никогда не проявлял себя в этом смысле, – сказал Уилл. – Как же, вы думаете, я мог узнать об этом?
– Послушайте, Уилл, вы хотите быть избранным, но не стоит взваливать это на меня. Я-то знаю слишком многое.
– Милли, о чем, Бога ради, вы говорите? Не можете же вы думать, что Джек и я были... вовлечены в какую-то тайную жизнь?
– Это я-то не могу?
Уилл лишился речи.
– Не беспокойтесь, я ничего не скажу представителям печати, – сказала она.
– А что говорить? Что можно сказать? Это все полнейшая чепуха, вы-то знаете лучше всех.
– Такого не знаю, – сказала Милли. – Я знаю то, что Джек рассказал мне вскоре после нашей свадьбы.
– Что он вам рассказал?
– Что он влюбился в вас. – Милли повесила трубку.
– Что? – крикнул он, но услышал гудки.
Мики Кин, поработав отмычкой, без особенного труда отпер заднюю дверь магазина, оставил ее приоткрытой и пошел, светя фонариком, внутрь. На доске информации был список клиентов, пользующихся почтовыми ящиками. Мики снял на ксероксе копии всех четырех листков и вернул их на место, восстановив все, как было. Затем тщательно обыскал кабинет хозяина – письменный стол и шкаф для бумаг. Нигде там не оказалось того, что его интересовало – письменных заявлений и адресов клиентов почтовой службы.
Едва он вошел снова в комнату для печатания, его ослепил пучок света.
– Замереть! Полиция!
Мики вскинул руки.
– О'кей, все в порядке. Я на работе!
– Заткни рот, стань к стенке! – Голос был очень молод. – Посвети-ка на него как следует, Боб.
