– Не-а, – усмехнулся он, – ничего не чувствую, но это не значит, что его тут нет. Это значит просто, что я много курю, черт меня дери. Минеральные соли, вот и все.
Минеральные соли, подумала она теперь, стоя перед зеркалом в ванной, и вдохнула этот запах снова. Он нравился ей, хотя она не могла бы объяснить, почему.
Затем заговорил более уверенный голос. В день затмения он звучал, как голос ее матери (которая называла ее чушкой, когда та что-нибудь ломала или забывала о своих обязанностях), но Джесси чувствовала, что это просто ее собственный голос. И если он был слегка груб и излишне категоричен, то объяснялось это тем, что ему было еще, конечно, рано появляться. Но он появился – появился и теперь старался помочь ей собраться с мыслями. Она нашла его уверенность успокоительной.
"Эта штука, чушка, – то самое, о чем говорила Синди Лессард. – мужской огонь, понимаешь? Я думаю, ты должна быть благодарна, что это очутилось на твоих трусиках, а не где-то в тебе, и не рассказывай себе сказки насчет минеральных солей и прочей чепухи. Кэрен Окойн – идиотка, потому что нельзя так глупо обманывать девочек.
А вот Синди Лессард видела эту штуку, а теперь и ты ее видела тоже. Мужской огоны".
С внезапным отвращением – не к самому веществу, а к тому, откуда оно явилось, – она швырнула трусики в грязное белье поверх платья. Затем вдруг она представила мать, которая разбирает белье, прежде чем пойти стирать его в нижней комнате, где она обычно проводила стирку, и вот она находит в корзине эти трусики. Что она подумает?..
Ее отвращение обернулось чувством ужаса перед непоправимой ошибкой, и Джесси стремительно схватила трусики из корзины. Снова этот слабый, одурманивающий запах заполнил ее ноздри. Устрицы и медь, подумала она, и больше ничего не успела подумать: она обернулась к унитазу, сжав трусики в руке, и ее вытошнило. Она быстро спустила воду, чтобы не ударил в нос запах полупереваренного бутерброда, закрыла крышку и вытерла рот. Страх, что ей придется провести много времени перед этим устройством, прошел. Желудок, видимо, успокоился. Только бы не встретить снова этот смешанный запах устриц и меди…
Задержав дыхание, она пустила воду, быстро простирнула трусики, выжала их и снова бросила в корзину. Потом глубоко вздохнула, откидывая волосы назад двумя руками; если мама спросит, что это за пара мокрых трусиков в корзине с грязным бельем…
«Ты уже мыслишь как преступница, – произнес голос, который позже будет принадлежать Хорошей Жене. – Потом сможешь все обдумать, а сейчас нужно закончить это маленькое дело!» Хорошо. Джесси снова нервно разгладила волосы, хотя они были уже в относительном порядке. Если мать спросит, откуда взялись мокрые трусики, она ответит, что было жарко и она искупалась в них, а летом на озере это естественно.
«Тогда, чушка, позаботься о том, чтобы и майка была мокрой, поняла?» «Конечно, – согласилась она, – хорошая мысль».
Она надела халат, висевший на двери ванной, и вернулась в комнату, чтобы взять майку, которая была на ней утром, когда ее мама, сестра и брат уезжали.., тысячу лет тому назад. Она опустилась на колени и стала искать под кроватью.
«Другая женщина тоже что-то ищет, – заметил голос. – и у нее в ноздрях тот же запах. Запах, похожий на запах меди и устриц».
Джесси слышала и не слышала. Ее внимание было сосредоточено на поисках майки. Она нашла ее вместе с шортами под кроватью.
«Он из колодца, – продолжал голос, – запах доносится из колодца…» «Да-да, – подумала Джесси, хватая одежду и возвращаясь в ванную. – Из колодца донесется.., прямо стихи, да и только».
"Она столкнула его в колодец, – сказал голос, и это она наконец услышала. Джесси остановилась, как громом пораженная, с широко расширенными зрачками в дверях ванной. Теперь она была испугана как-то совершенно иначе, смертельно испугана. Она осознала, что этот голос не был похож на остальные: такие голоса далеких радиостанций она ловила ночью по приемнику при хорошей погоде, и казалось, что они долетают с другой планеты.
«Не так далеко, Джесси: та женщина тоже на тропе затмения».
Одним духом она убежала по лестнице на второй этаж. Она видела кусты смородины без признаков тени под потемневшим от затмения небом: ее преследовал отчетливый запах морской соли. Джесси увидела загорелую женщину в простом платье с выгоревшими волосами, собранными в пучок. Она стояла на коленях перед рассыпавшимися щепками; рядом лежала белая ткань. Джесси была уверена, что она оступилась.
– Кто вы? – спросила она женщину, но та исчезла.., если вообще тут когда-либо появлялась.
Джесси оглянулась, чтобы убедиться, что загорелой женщины нет сзади; ее там не было. Джесси была одна.
Она перевела взгляд на свои руки и увидела, что они покрыты гусиной кожей.
«Не надо было терять головы, – прошептал голос, который потом будет принадлежать Хорошей Жене Бюлингейм, – ты вела себя ужасно, ужасно и теперь будешь расплачиваться за то, что потеряла голову».
«Я не потеряла. – ответила Джесси. Она посмотрела на свое бледное, безжизненное лицо в зеркале ванной. – Нет!» Она стояла минуту в напряжении, как вкопанная, ожидая услышать голоса или увидеть эту женщину, которая оступилась, рассыпав охапку щепок по земле, но ничего больше не услышала и не увидела. Этот страшный некто, который сказал ей, что какая-то она толкнула кого-то его в какой-то там колодец, тоже, видимо, исчез.
«Очнись, милая, – посоветовал голос, который в будущем окажется голосом Рут, и Джесси ясно осознала, что голос советовал ей идти. – У тебя в голове сегодня сумбур. Я не стала бы думать ни о чем, вот и все».
Это был очень нужный совет. Джесси быстро сунула майку под кран, намочила ее, отжала, потом ступила под душ и обдалась водой. Наскоро вытеревшись, быстро вышла из ванной. Обычно она не надевала халат, чтобы пробежать в комнату, но теперь запахнула его, не застегивая.
Она замедлила шаг в дверях, закусив губу и прося Всевышнего, чтобы эти смутные голоса не вернулись. Чтобы у нее снова не возникло этих образов или галлюцинаций. Все было пока спокойно. Она сбросила халат на кровать и достала свежие шорты и майку из шкафа.
«У нее тот же самый запах, – подумала она. – Кто бы ни была эта женщина, у нее тот же запах, идущий из колодца, куда она столкнула мужчину, и это все от затмения. Я увере…» Она повернулась со свежей майкой в руке и остановилась. Отец стоял в дверях, глядя на нее.
Джесси проснулась при бледном свете зари; в ее сознании еще маячил образ женщины с волосами, собранными в обычный пучок, как это делают крестьянки, женщины, споткнувшейся у кустов смородины и растерянно глядевшей на рассыпанные щепки. То ли во сне, то ли наяву стоял тот же ужасный запах. Джесси не вспоминала об этой женщине уже давно, и теперь, вынырнув из своих переживаний почти тридцатилетней давности, она подумала, что ей сегодня дано сверхъестественное видение событий того дня.
Сейчас все это не имело значения – ни то, что случилось с ней на веранде, ни случившееся позже, когда она обернулась и увидела отца, стоящего в дверях спальни. Все это произошло очень давно, а вот сегодня…
Она лежала на подушке и смотрела на свои скованные руки. Она чувствовала себя такой же бессильной и беспомощной, как муха в паутине, до которой уже добрался паук, и она ничего не хотела – только снова заснуть, заснуть навсегда и без снов.
Но такого счастья она не заслужила.
Где-то рядом с ней раздавалось жужжание. Ее первая мысль была о будильнике. Вторая, после двух или трех минут настороженного вслушивания с широко раскрытыми от страха глазами, – сработал детектор дыма. Эта вновь пробудило в ней надежду, что помогло окончательно проснуться. Нет, это не будильник и не детектор дыма, этот звук больше похож на.., этих…
«Это мухи, милая, и ничего больше, – раздался голос, который не шутил, только теперь он звучал устало и безнадежно. – Осенние мухи, которым ничего уже не светило, кроме зимней спячки, а теперь они получили неожиданный подарок в виде бывшего Джералда Бюлингейма, в прошлом адвоката и любителя наручников».
– Господи, когда же кончится этот кошмар, – пробормотала Джесси. Она с трудом узнала свой голос.
Джесси посмотрела на правую руку, перевела взгляд на плечо (которое она чувствовала), а затем на левую руку. С внезапным ужасом она поняла, что смотрит на свои руки теперь совершенно иначе – как на мебель, выставленную в витрине магазина. Казалось, что они не имеют ничего общего с Джесси Мэхаут Бюлингейм, и в этом, в сущности, не было ничего странного: она совершенно их не чувствовала. Ощущения появлялись ближе к плечам.
Джесси попыталась подтянуться в постели повыше и обнаружила, что атрофия рук зашла дальше, чем она предполагала: они не только отказывались подтянуть ее, но и сами не шевелились. Они совершенно игнорировали все приказы ее разума. Она взглянула еще раз на свои руки, и теперь они уже не показались ей мебелью. Теперь они казались безжизненными кусками мяса, которые висят на крючьях в магазине. Это вызвало у нее пронзительный вопль отчаяния.
