Света целыми уроками поглядывала на предмет обожания, гордо отворачиваясь, если он, перехватив ее взгляд, оборачивался к ней. Их виртуальный роман тянулся полгода и кончился выдачей аттестата. После чего смотреть стало не на кого. Любимый поступил в престижный вуз, и никаких поводов с ним встречаться не осталось. Да и как-то не до него стало. Потому что вначале Света как проклятая готовилась к вступительным экзаменам, а потом поступила, правда, в другой, гораздо менее престижный, вуз. Самое противное, что в их, с педагогическим уклоном, институте учились почти одни только девочки. Четыре парня из их группы были настолько никакими, что на них никто не обращал внимания, как на пустое место. А тот, кто обращал, тщательно скрывал этот факт, чтобы не выказать свой плохой вкус. Да и зазорно в институте любить одногруппников, когда в коридорах мелькает столько симпатичных и уверенных в себе старшекурсников. Вуз — не школа, в вузе любовные претензии вырастают вплоть до юношей пятого курса и курсантов местных военных училищ.
Светка тоже покрутила романы со старшекурсниками и курсантами. Вернее, если честно, два романа — один с второкурсником истфака и один с курсантом-танкистом.
Второкурсник был ничего себе мальчиком, но был мямлей. Он держал ее за руку и рассказывал ей стихи, хотя хотелось уже не стихов и хотелось, чтобы он держался не только за руку. Как-то вяло и незаметно их дружба расстроилась и сошла на нет.
Курсант был более решителен, но курсант думал только об одном, о чем думают все курсанты — о том, как не опоздать из увольнительной. И поэтому всячески форсировал события. Обидно ему было на красивые слова время тратить, что Светке не нравилось. Она отчаянно отбивалась, вырывая свои руки из его лапищ, и прятала губы, в которые он норовил вцепиться своим ртом. Возможно, она бы ему даже уступила, если бы было где. Но у курсанта не было дома, кроме казармы, и не было денег, чтобы снять квартиру, а отдаваться на жесткой скамейке в парке под проливным дождем — приятного мало.
И тут на ее горизонте возник Алик. Вообще-то его звали не Алик, а как-то гораздо сложнее, но она его называла так. Алик выгодно отличался от бывших до него кавалеров — он был самостоятелен, у него была машина, деньги, и он умел ухаживать. Он дарил ей цветы и водил в рестораны. И еще у него была квартира. Что решило исход дела…
— Ты с ума сошла! — ахнула мать, когда случайно увидела ухажера дочери. — Ты представляешь, что будет, если о нем узнает отец?!
Она догадывалась.
Отец Светки работал в милиции, устраивая на таких же вот кавказцев облавы. Но, может, он ничего не узнает. Не успеет. Потому что долго она с ним гулять не собирается. Так думала она.
Алик — по-другому. Алик ей проходу не давал, встречая после института и вихрем увозя на машине в очередной ресторан или ночной клуб.
Все открылось самым естественным образом, как открывается у многих. Светка забеременела. Во всем был виноват беспредел, царивший на фармацевтическом рынке страны. Она купила в аптеке таблетки против детей, которые на поверку оказались упакованным в блистеры прессованным мелом. Кто-то поимел на этой таблеточной афере бешеные «бабки», а кто-то деток.
Светка страшно расстроилась, но в больницу не побежала, потому что в глубине души надеялась, что будущий ребенок заставит Алика сделать ей предложение. Она исходила из опыта своих подружек, которые подобным нехитрым приемом «окручивали» русских женихов. Но Алик был не русский и жил по совсем другим законам. Ей бы, дуре, о нравах и обычаях чеченского народа почитать, прежде чем мел в таблетках кушать.
Никаких предложений Алик ей не сделал, но проявил благородство, сняв ей двухкомнатную квартиру. И очень кстати. Потому что отец, узнавший, от кого его дочь носит ребенка, выгнал ее на улицу. Ему в его доме только орущих и писающихся лиц кавказской национальности не хватало! Светка осталась одна. Вернее, осталась с Аликом, который каждый день приезжал к ней. И обязательно с цветами. Потому что очень ее любил… рот только не мог жениться.
Ребенок родился похожим на папу, унаследовав от него цвет кожи и волос и форму носа, что должно было сильно осложнить ему всю дальнейшую жизнь. От мамы ему досталась только национальность и фамилия.
Пришедший взглянуть на внука дедушка, увидев его в коляске на улице, выматерился, а вернувшись домой, запил. Судьба сыграла препоганую шутку с заместителем начальника местного отдела внутренних дел.
Первые, тяжелые, с мокрыми пеленками и ночными криками младенца, месяцы не оттолкнули Светлану от отца ребенка, а, напротив, сблизили с ним. Нет, он не помогал ей стирать и готовить, он даже не всегда ночевал дома, а иногда, сказав, что ему нужно уехать по срочному делу, пропадал на целые недели, но другой опоры, кроме него, у нее не было.
Нет, отец ее не проклял и от нее не отказался, она могла вернуться домой в любой момент, но лишь с условием, что Алик там никогда не появится. На что она решиться не могла. Она надеялась, что у них все еще наладится. И любила его, причем гораздо сильнее, чем раньше, потому уже не как галантного ухажера, а как отца их ребенка и, хоть и без штампа загса, мужа. Так она для себя решила.
Целыми днями, стирая, кормя, пеленая… крутясь как белка в колесе, она ждала Алика, часто и безнадежно выглядывая в окно и выглядывая его машину. Больше она никого не ждала. С подругами у нее общих тем для разговоров не находилось они почти перестали у нее бывать, а приятелям появляться здесь было нельзя.
С соседями отношения тоже не сложились. Соседки, видевшие Алика, ее выбор не одобрили. Возможно, потому, что не так давно в их дом пришел из Чечни «двухсотый груз». Сопровождавший цинк офицер, перепив, рассказал, как погиб покойный, причем с излишними подробностями. И вообще много чего порассказал такого, о чем лучше было бы умолчать. Жильцы дома жалели покойника и жалели хлебнувшего войны, совсем еще молоденького лейтенантика. И тут же видели Алика.
Все это не способствовало взаимопониманию и дружбе между народами. Равно как белый, на фоне ржавых «шестерок» «Мерседес» Алика.
Когда однажды Светлана вытаскивала на лестничную площадку коляску, соседка по этажу, вместо того чтобы помочь ей, тихо сказала.
— Они наших ребят убивают, а ты с ними!.. Лучше уезжай отсюда… Сука!..
И хлопнула дверью.
Светлана проплакала всю ночь. Она не понимала, почему она должна отвечать за убитых в далекой Чечне солдат. Лично она никого туда не посылала и не убивала.
Когда пришел Алик, она пересказала ему ту дурацкую сцену.
Алик отреагировал неожиданно бурно.
— Видели бы они, что творят русские солдаты там, в Чечне! — зло крикнул он. — Вы сами пришли, вас никто не звал!
Света испугалась, поняв, что сболтнула лишнее.
Как-то так получилось, что, находясь почти в самом центре России, в полутора тысячах километрах от Чечни, она попала в эпицентр межнационального конфликта.
Она была русская и понимала соседок, но ее муж был чеченец, и она не могла его ненавидеть. Тем более что ее сын тоже был наполовину чеченец.
Она не знала, что делать. Она надеялась на мужа.
Алик сильный, он что-нибудь обязательно придумает…
Алик не придумал, потому что через три дня пропал…
Через неделю все изменилось. Но не в лучшую, на которую он, на которую все так надеялись, сторону. Жизнь перевернулась с ног на голову, надежды рассыпались в прах, уступив место обреченности.
Новая партия прибывших в лагерь переселенцев-земляков принесла дурные вести. Они нашли Умара Асламбекова и сказали:
— Твоего отца больше нет.
Умар посерел. Он неделю себе места не находил, словно чуял что. И — точно! Отец умер…
Но была еще надежда, что отец умер естественной смертью, от какой-нибудь болезни, потому что в последнее время он много болел.
Но нет, отец умер противоестественной смертью — его убили русские солдаты.
— Твой отец погиб как настоящий мужчина! — похвастались земляки. — Он защищал женщину — твою мать!
Отец ответил на оскорбление, адресованное его матери, и схлопотал автоматную очередь в живот от солдата-срочника. Он умер недалеко от собственного дома, почти на его пороге.
Умер…
Мир рухнул… Мир раскололся на две половины — до автоматной очереди и после нее.
Земляки сочувствовали Умару, всячески поддерживая его в его беде. Но в их словах, в интонациях, в их взглядах было не только сочувствие, было что-то еще, какое-то скрытое напряжение, которое заставляло Умара вспомнить о его долге. Его отец умер не от старости и не от несчастного случая — его убили, убили на глазах земляков, которые могли указать на убийц.
Убийцы были известны, убийцами были русские солдаты. И это было необратимо! От Умара ждали решения!
Сегодня ему только сочувствовали, завтра станут намекать, послезавтра — отворачиваться. Потому что сын, отца которого убили, должен отомстить обидчикам. Таков закон гор!
