Ханна зарылась подбородком в воротник рубашки, чувствуя себя на удивление смущенной.
– Это правда. Я не могу налюбоваться на тебя. – Лукас скорчил гримасу. – Черт. Я, кажется, переступил дружеские рамки, да?
– Все нормально. – Тепло разлилось по коже. До чего же приятно слышать, что она красивая. Когда ей в последний раз говорили такое? Лукас был так не похож на идеального Шона. Высокий и долговязый, лишенный всякого лоска, он подрабатывал в «Рив Гош», занимался ЭСВ в своем дурацком клубе, а на задний бампер автомобиля наклеил какой-то невразумительный стикер «СИЗОР СИСТЕРС»[77], что могло быть названием поп-группы, салона, а то и религиозного культа. Но в нем скрывалось что-то еще – просто нужно было копнуть глубже, чтобы добраться до этого. Точно так же Ханна с отцом однажды бороздили пляжи Нью-Джерси с металлоискателем. После долгих поисков они нашли не одну, а сразу две бриллиантовые сережки под толстым слоем песка.
– Слушай, – сказал Лукас. – Меня тоже не пригласили на вечеринку Моны. Может, встретимся в субботу и устроим свою анти-вечеринку? У меня дома бассейн с переливом. Он подогревается. Или, если тебе это не по вкусу, мы могли бы… ну, я не знаю. Сыграть в покер.
– В покер? – Ханна взглянула на него исподлобья. – Не на раздевание.
– За кого ты меня принимаешь? – Лукас положил руку на грудь. – Я имею в виду техасский холдем[78]. Но только ты берегись. Я здорово играю.
– Хорошо. Конечно. Я приду на покер. – Ханна откинулась на бортик, поймав себя на мысли, что с нетерпением ждет субботы. Она кокетливо улыбнулась Лукасу. – Но ты не отклоняйся от темы. Теперь, когда я выставила себя полной дурой, ты тоже должен поделиться какими-нибудь сокровенными тайнами. Чего еще ты избегаешь, нагружая себя всей этой дребеденью?
Лукас привалился спиной к стенке корзины.
– Ну, смотри. Во-первых, я – гермафродит.
Он произнес это с самым серьезным выражением лица. Ханна, опешив, широко раскрыла глаза. Но тут Лукас ухмыльнулся и начал хохотать. Ханна подхватила его смех.
23. У розовых кустов тоже есть глаза
В пятницу, в обеденный перерыв, Эмили сидела в школьной оранжерее в окружении высоких лиственных растений и порхающих бабочек, которые чувствовали себя привольно в этих влажных тропиках. Несмотря на духоту и стойкий запах грязи, многие предпочли прийти на ланч именно сюда. Может, просто бежали от промозглой погоды – или же просто хотели оказаться рядом с новым секс-символом роузвудской школы Эмили Филдс.
– Так ты собираешься на вечеринку к Моне? – Брат Арии, Майк, с надеждой смотрел на Эмили. Он и еще несколько парней из команды по лакроссу расселись на скамейке напротив и ловили каждое ее слово.
– Не знаю, – ответила Эмили, доедая картофельные чипсы. Она сомневалась, что мама отпустит ее к Моне, да и сама до конца не понимала, хочется ли ей идти.
– А после вечеринки приглашаю на тусовку в джакузи у меня в саду. – Ноэль Кан нацарапал в тетрадке номер своего телефона, вырвал листок и протянул Эмили. – Там-то и начнется настоящее веселье.
– Приводи свою подружку, – предложил Майк, окидывая ее голодным взглядом. – И не стесняйтесь целоваться при нас. Мы без предрассудков.
– Я даже могу специально для вас вернуть в сад фотобудку. – Ноэль заговорщически подмигнул Эмили. – Все, что вас заводит, – к вашим услугам.
Эмили закатила глаза. Когда парни отвалили, она согнулась пополам и резко выдохнула. Жаль, что она лишена предпринимательской жилки – могла бы заработать кучу денег на этих сексуально озабоченных, повернутых на лесбийской любви роузвудских мальчишках.
Вдруг она почувствовала на запястье чью-то маленькую руку.
– Собираешься на свидание с этим слизняком? – шепнула ей на ухо Майя. – Я видела, как он сунул тебе записку с телефоном.
Эмили подняла голову. Сердце замерло. Казалось, она сто лет не видела Майю, но думать о ней не переставала. Лицо Майи всплывало всякий раз, когда она закрывала глаза. И разве могла она забыть вкус губ Майи и счастливые мгновения их встреч на камне у ручья?
Жаль только, что больше не будет этих мгновений и встреч.
Эмили выдернула руку.
– Майя. Мы не можем.
Майя выпятила нижнюю губу. Огляделась по сторонам. Школьники оккупировали фонтаны и деревянные скамейки возле цветочных клумб и домика для бабочек, спокойно болтали и уплетали свои сухие пайки.
– Да никто не смотрит.
Эмили зазнобило. Она чувствовала на себе чей-то взгляд. Это ощущение не покидало ее, пока она сидела здесь, в оранжерее. Густые высокие заросли служили идеальным укрытием для наблюдателя.
Майя отстегнула от рюкзака розовый швейцарский армейский нож и срезала розу с пышного куста у них за спиной.
– Держи, – сказала она, протягивая цветок Эмили.
– Майя! – Эмили уронила розу на колени. – Здесь нельзя срезать цветы!
– Мне плевать, – ничуть не смутилась Майя. – Я хочу, чтобы она осталась у тебя.
– Майя. – Эмили решительно хлопнула ладонями по бедрам. – Тебе надо уйти.
Майя нахмурилась.
– Ты всерьез подсела на «Три Топс»? – Когда Эмили кивнула, Майя застонала. – Я думала, ты сильнее. И вообще все это вызывает у меня омерзение.
Эмили скомкала пакет от еды. Разве они не договорились обо всем? Неужели придется снова повторять одно и то же?
– Если я откажусь от «Три Топс», меня отправят в Айову. А я не хочу и не могу ехать к этим сумасшедшим.
Она закрыла глаза и представила своих тетю, дядю и трех кузенов из Айовы. Она не видела их уже много лет, и в памяти сохранились лишь пять неодобрительно нахмуренных лиц.
– В последний раз, когда я навещала их, тетя Хелен сказала мне, что на завтрак я должна питаться хлопьями «Чириос» и только «Чириос», потому что они подавляют сексуальные желания. Мои два брата каждое утро совершали долгие пробежки по кукурузным полям, чтобы выплеснуть свою сексуальную энергию. А сестра Эбби – моя ровесница – мечтала быть монахиней. Наверное, уже и стала. Она вечно таскала с собой тетрадку, которую называла «Маленькой книгой зла», и записывала туда все, что считала грехом. За мной значилось тридцать греховных поступков. Для нее даже ходить босиком – это грех!
Майя ухмыльнулась.
– Ну, если у тебя заскорузлые пятки – пожалуй.
– Это не смешно! – воскликнула Эмили. – И речь не о том, сильная я или слабая, права я, принимая помощь «Три Топс», или обманываю себя. Я просто не могу переехать туда.
Эмили закусила губу, чувствуя, как ее обдало волной жара, что всегда предшествовало слезам. В последние два дня родители, если сталкивались с ней в коридоре или на кухне, даже не смотрели в ее сторону. За столом царило молчание. Она чувствовала себя странно, когда присаживалась к ним на диван, чтобы посмотреть телевизор. И сестра Эмили, Кэролайн, казалось, не знала, как себя с ней вести. С самого дня соревнований по плаванию она не заходила в их общую спальню. Обычно сестры делали домашние задания вместе, каждая за своим столом; жаловались друг другу на проблемы с математикой, запарку с эссе по истории или делились случайными сплетнями, услышанными в школе. Прошлой ночью Кэролайн поднялась наверх, когда Эмили уже лежала в постели. Она переоделась в темноте и забралась под одеяло, не сказав ни слова.
– Моя семья отвернется от меня, если я признаю себя лесбиянкой, – объяснила Эмили, заглядывая в круглые карие глаза Майи. – Представь, если твои родители просыпаются утром и объявляют, что они тебя ненавидят.
– Я просто хочу быть с тобой, – пробормотала Майя, теребя в руках розу.
– Я тоже, – ответила Эмили. – Но это невозможно.
– Давай встречаться тайком, – предложила Майя. – Завтра я собираюсь на вечеринку к Моне Вондервол. Встретимся там. Сбежим и найдем укромное местечко, где мы будем одни.
Эмили пожевала ноготь большого пальца. Ей бы тоже этого хотелось… но слова Бекки не давали ей покоя. Жизнь – нелегкая штука. Зачем же причинять себе еще больше боли? Вчера, во время «окна» между классами, Эмили набрала в поисковике: Суровые будни лесбиянки. Даже когда ее пальцы летали по клавишам, набирая слово «лесбиянки», и правая рука нажимала букву «Л», а левая – «Е», «С», «Б», ей все еще казалось странным, что это относится к ней. Слово ей не понравилось – почему-то вспомнился рисовый пудинг, который она ненавидела. Каждая ссылка в списке вела на заблокированный порносайт. Впрочем, чему удивляться – в запросе Эмили угадывался намек на жесткий секс.
Эмили почувствовала на себе чей-то взгляд. Она осмотрелась по сторонам и сквозь заросли лиан и кустов разглядела Кэролайн и еще нескольких пловчих, устроившихся возле бугенвиллии[79]. Сестра уставилась прямо на них с Майей, и ее лицо искажала гримаса отвращения.
