Массивная деревянная дверь была открыта; Пит прошел в церковь. Просторная, высокий белый потолок, алтарь далеко в глубине, — наверное, на эти жесткие скамьи усаживается весь поселок, и еще остаются свободные места. Церковь возвели в те времена, когда власть строила с размахом.
Большой зал, пустой, если не считать церковного сторожа, который уносил от купели простые деревянные стулья, и тихий, если не считать шороха, доносящегося с кафедры возле органа.
Хоффманн вошел и положил двадцатку в ящик для пожертвований, стоявший на столе у входа, кивнул сторожу — тот услышал, что кто-то вошел, и обернулся. Пит прошел по проходу между скамьями, подождал, убедился, что на него никто не смотрит, и открыл серую дверь справа.
Теперь он торопливо поднимался вверх по лестнице.
Крутые ступеньки — из того времени, когда люди были ниже ростом. Дверь легко поддалась после того, как он вставил ломик в щель между дверью и косяком и слегка надавил. Простая алюминиевая лестница вела к узкому люку в потолке, к выходу на колокольню.
Хоффманн остановился.
Снизу пробивались звуки. Глухое гудение органа.
Хоффманн улыбнулся; шорох, который он слышал в церкви со стороны кафедры, здесь был слышнее. Кантор готовил псалмы для сегодняшней службы.
Ненадежная алюминиевая лестница зашаталась, когда он вынул из сумки на плече газовый ключ и схватился за дугу висевшего на люке амбарного замка. Основательный рывок — и замок отвалился. Хоффманн нажал на люк, вылез наружу и присел, чтобы не удариться о чугунный колокол.
Еще одна дверь.
Хоффманн открыл ее и вышел на балкон, к панораме такой прекрасной, что он какое-то время стоял неподвижно, следя, как небо переходит в лес, два озера и еще во что-то далекое, казавшееся островерхой горой. Потом взялся за перила и принялся изучать балкон — места не особенно много, но достаточно, чтобы улечься. Подуло сильнее; ветер, игравший с листьями и тонкими ветвями на возвышенности, гулял здесь свободно; балкон слегка задрожал, когда налетевший ветер рванул его, пытаясь увлечь за собой. Хоффманн смотрел на стену, колючую проволоку и дома с решетками на окнах. Аспсосская тюрьма отсюда выглядела такой же большой и уродливой. Прекрасный обзор, никаких препятствий, можно рассмотреть каждого заключенного на охраняемом прогулочном дворе, каждый ряд бессмысленной ограды, каждую запертую дверь в бетоне.
— И… что после того, как работа будет закончена, мы вас не оставим. Я знаю, что к тому времени вам будет вынесен смертный приговор, уголовный мир вас спалит. Мы дадим вам новую жизнь, новую личность, деньги, вы сможете начать все сначала за границей.
Диктофон у него в руках, ее голос звучит все так же отчетливо, несмотря на монотонный шум ветра.
Это я гарантирую вам как заместитель министра юстиции.
Если ему повезет.
Если там, в тюрьме, все будет развиваться по плану, его приговорят к смерти, и ему придется выбираться оттуда.
Пит поставил сумку, вытащил из наружного кармана тонкий черный провод и два передатчика, оба серебристые, оба размером с монету в пятьдесят эре, прикрепил к каждому концу провода по передатчику и липкой лентой приклеил полуметровый отрезок к внешней стороне перил, развернув конструкцию в сторону тюрьмы, чтобы ее не было видно тем, кто окажется на балконе.
Потом присел на корточки и срезал с провода пару сантиметров черной изоляции; обнажились металлические жилки. Хоффманн примотал к первому проводу второй и протянул его туда же, на внешнюю сторону перил. Лег, подполз поближе к перилам и закрепил на проводе что-то, похожее на маленький рифленый осколок стекла.
Одиночка.
Хоффманн перегнулся через перила. Оба кабеля, оба передатчика и солнечная батарейка крепко сидели там, куда он их пристроил, на внешней стороне перил.
Полагаться только на себя.
Когда кто-нибудь встанет здесь и заговорит, ему или ей даже в голову не придет, что каждое слово, каждую фразу будет слышать кто-то еще. Например, человек, который отбывает тюремный срок далеко внизу, в стенах Аспсосской тюрьмы.
Он еще полюбовался видом.
Две крайности — так близко и так далеко.
Если стоять на продуваемом ветрами балкончике церкви, немного наклонив голову, можно увидеть сверкающие озера, верхушки леса и бесконечное голубое небо.
Если же наклониться еще немного, то мир встречался с особой реальностью: девять прямоугольных бетонных строений издалека походили на городок из деталей «лего». Самых опасных преступников страны заперли здесь, и их дни превратились в ожидание.
Пит знал, что окажется в качестве уборщика в корпусе «В». Таким было одно из условий, выдвинутых на встрече в правительственной канцелярии, эту задачу пусть решает глава пенитенциарной службы. Сам Пит сосредоточился на деталях «лего», что стояли примерно посреди реальности, обнесенной семиметровой стеной. Он участок за участком изучил в бинокль незнакомое строение, которому через пару недель предстояло стать его буднями. Пит выбрал окно на третьем этаже. Мастерская, самое большое отделение Аспсосской тюрьмы, там работают те, кто не пожелал учиться. Окно под крышей, с армированным стеклом и частой решеткой, но Хоффманн все равно разглядел в бинокль работавших за станками людей, лица и глаза, которые иногда останавливались и несколько минут смотрели в пространство, тоскуя о чем-то — а это так опасно, если все, что тебе осталось, — это считать дни и смотреть, как утекает время.
Замкнутая система, бежать некуда.
Если меня раскроют. Если я спалюсь. Если меня бросят.
Тогда у него не будет выбора.
Он умрет.
Он лег на пол балкона, подполз к перилам, обеими руками прижал к плечу воображаемое оружие и нацелил на окно, которое выбрал себе на третьем этаже корпуса «В». Посмотрел на деревья, росшие вдоль каменной ограды кладбища. Ветер усилился, теперь шевелились и толстые ветки.
Скорость ветра — двенадцать метров в секунду. Корректировка: восемь градусов вправо.
Хоффманн навел воображаемую винтовку на голову, мелькавшую в окне мастерской. Открыл сумку, достал дальномер, направил на то же окно.
Он еще раньше определил расстояние: тысяча пятьсот метров.
Посмотрел на экран, чуть улыбнулся.
От балкона церкви до армированного окна было ровно тысяча пятьсот три метра.
Расстояние — тысяча пятьсот три метра. Обзор свободный. От выстрела до попадания — три секунды.
Пит обеими руками стиснул несуществующую винтовку.
Было без пяти десять, когда он прошел мимо могил, под прикрытием платанов и дальше, по старательно выровненной дорожке к машине, дожидавшейся его за кладбищенской калиткой. Он все успел, приготовил все необходимое, и, когда откроется Аспсосская библиотека, будет первым ее посетителем.
Своеобразное строение возле маленькой площади, зажатое между банком и магазином сети «ICA». Приветливая библиотекарша лет пятидесяти.
— Вам помочь?
— Да. Я только уточню пару названий.
Детский уголок с подушками, стульчики, одинаковой высоты стопки книжек про Пеппи Длинныйчулок, три простых стола для тех, кто хочет позаниматься или спокойно почитать, диван с наушниками — слушать музыку, компьютеры — для выхода в интернет. Чудесная маленькая библиотека — спокойная, где люди проводили время осмысленно — контрастировала с тюремными стенами, которые были видны из каждого окна и сочились тревогой и несвободой.
Хоффманн сел за один из компьютеров, стоявших на библиотечном прилавке, и стал смотреть каталог. Ему требовались шесть названий шести книг, он искал только те, которые точно долгое время никто не брал.
— Вот.
Приветливая женщина прочитала его требование: Байрон «Дон Жуан», Гомер «Одиссея», Юханссон «Из глубины шведских сердец», Бергман «Марионетки», Бельман «Мое жизнеописание», из всемирной литературы — книжка издательства «Атлантис» «Картины Франции».[24]
— Стихотворения… и названия такие… нет, мне кажется, здесь нет этих книг.
— Я их видел.
— Понадобится какое-то время, чтобы их принести.
— Они нужны мне сейчас.
— Я здесь одна и… они в хранилище. Мы так про них говорим. Про книги, которые не часто спрашивают.
— Я буду очень, очень благодарен, если вы сможете принести их сейчас. Я тороплюсь.
Женщина вздохнула, но не тяжело — как человек, столкнувшийся с проблемой, которая на самом деле доставляет ему удовольствие.
— Вы — единственный посетитель. И народу не будет до самого обеда. Я спущусь в подвал, а вы пока приглядите тут.
— Спасибо. И только в переплете. В твердом.
— Простите?
— Не растрепанные покеты и не в фальшивом твердом переплете.
