Подняв взгляд на Марго, Дэниел увидел у нее в глазах тревогу и смятение.
– Простите меня, – пробормотал Тони.
– На этот раз ты легко отделался, – строго промолвил Дэниел. – Но чтобы впредь такого больше не было!
Они лежали в постели и читали каждый свой журнал. Точнее, делали вид, что читали. Фоном было тихое бормотание телевизора.
Отложив «Тайм», Марго перевернулась лицом к мужу.
– Мне страшно, – сказала она.
Тот обнял ее за плечо, успокаивая.
– Сначала я думала, что ты придаешь слишком большое значение этому… «проекту» Тони. Извини. Я тебя не поддержала. Не поняла, что он просто одержим этой навязчивой идеей.
– По крайней мере, это не наркотики.
– Да я уже чуть ли не жалею об этом, – тихо призналась Марго. – Тут мы хотя бы знали, как нам быть.
– Надеюсь, ты это не серьезно, – сказал Дэниел.
– Наверное, – вздохнула Марго. – Но это ненормально – маниакальное желание сделать куклу. Тони как будто должен ее смастерить, его заставляют это делать. – Она посмотрела мужу в глаза. – И при чем тут эта девочка и ее отец?
– Не знаю.
– Отец девочки, научившей Тони делать куклу, хочет с тобой встретиться? В чем дело?
Дэниел молча покачал головой, надеясь на то, что его лицо не выдаст охватившее его беспокойство.
– Быть может, Тони втянули в какой-то культ, – вяло произнесла Марго. – Быть может, он связался с подростками, которые поклоняются дьяволу.
– Я так не думаю.
– Тогда что это? – спросила Марго.
Это был шанс выложить все начистоту, рассказать жене о тени, о своих воспоминаниях о Доме, поделиться своими мыслями и подозрениями. Но Дэниел не хотел ее ни во что втягивать.
– Не знаю, – пробормотал он.
Донин и Биллингсли.
Дэниел завел двигатель, включил щетки стеклоочистителя. У него в сознании эти имена были связаны с Домом, но он не мог вспомнить их происхождение, не мог связать с ними конкретные лица. Однако он уже определенно слышал эти имена. В этом Дэниел был уверен. Выехав со двора, он повернул направо и направился в сторону Эджком-авеню.
Ночью дождь немного утих, однако полчаса назад возобновился с новой силой. Проезжая лужу на перекрестке, Дэниел сбросил скорость, чтобы не забрызгать двух стоящих на тротуаре подростков в дождевиках.
Тони упорно держался своих слов насчет девочки и ее отца, настаивая на том, что мистер Биллингсли хочет встретиться с Дэниелом, однако не вызывало сомнений, что сам сын не хотел, чтобы его отец встречался с кем-либо из его новых знакомых. Он умышленно напустил туману относительно дома, в котором жили Биллингсли, и продолжал утверждать, что все кончено, что урок усвоен, что никакой другой куклы больше не будет.
Тут явно что-то было не так.
Дэниел дал себе клятву, что разыщет дом Биллингсли, даже если ему придется стучаться во все двери и расспрашивать жителей всех домов на Эджком.
Поставив машину в конце улицы, он вышел и раскрыл зонтик. Дождь снова перешел в мелкую морось, чему он был рад. Перепрыгнув через бегущий по улице поток воды, Дэниел оказался на тротуаре. Он почувствовал себя неловко, даже глупо, подходя к двери первого дома, однако когда он стучал уже в пятую дверь, оцепенение прошло и смущение уступило место беспокойству.
Еще до того как он обошел дома по одну сторону улицы, Дэниел понял правду.
Никакие Биллингсли на Эджком-авеню не жили.
Никто никогда не слышал ни о какой девочке по имени Донин.
На всякий случай Дэниел обошел и противоположную сторону, но с тем же результатом. Ни взрослые, ни дети ничего не знали о таинственных знакомых Тони.
Вернувшись к своей машине, Дэниел сидел какое-то время за рулевым колесом, уставившись на залитую дождем улицу.
Больше всего его тревожило то, что сын его не лжет – он был в этом уверен. Донин была не просто выдуманной личностью, плодом воображения Тони. И она, и ее отец существовали в действительности. Точнее, Тони действительно с ними встречался.
Откуда Дэниелу было известно это? Почему он был так уверен?
Потому что сам в детстве встречался с ними.
И вот оно, снова, на самой границе сознания, по эту сторону воспоминаний. Дэниел твердо знал, что встречался с этими людьми, но не мог вспомнить никаких подробностей. Он постарался не отвлекаться на посторонние мысли, сосредоточиться на этом воспоминании, однако ему мешали другие, ненужные реминисценции, рассеивающие внимание, и прошлое выскользнуло из мимолетной непрочной хватки, похоронив все надежды восстановить память. Оставалась только одна определенность, не подкрепленная никакими деталями: когда-то он сам встретил Донин и мистера Биллингсли, как и Тони.
Дэниел завел двигатель и тронулся. Вместо того чтобы сдать задом или развернуться на узкой улице под проливным дождем, доехал до конца Эджком и повернул налево, намереваясь объехать вокруг квартала и вернуться на свою улицу.
Он доехал уже до середины Эджком, как вдруг увидел ее.
Там, под дождем, посреди улицы, – маленькая тень, та самая, которую он уже видел в переулке.
Донин?
Резко затормозив, Дэниел выскочил из машины, но тень уже исчезла. Улица была пустынной, на тротуарах ни души, никого и ничего необычного. Дождь выбрал именно этот момент, чтобы прекратиться, и сквозь тонкую белую пелену среди черных туч проглянул луч солнца, озаривший все вокруг.
Ничего.
Это явилось последней соломинкой. Всё, хватит! Он должен знать. С него достаточно всех этих половинчатых воспоминаний, обрывочных видений и туманных знамений.
Он должен узнать о Доме. Должен узнать о том, что произошло с ним там и какое это имеет отношение к Марго и Тони. Должен узнать, почему не может вспомнить прошлое. Должен узнать, что происходит, черт побери!
Надо будет переговорить с Марго, а завтра обратиться к психиатру, специалисту по гипнозу и регрессионной терапии. Страховка Марго должна покрыть лечение психических расстройств. Можно будет заявить, что в детстве он подвергся насилию. Проклятие, можно будет просто сказать правду, объяснить, что он видит, слышит и думает, – и тогда он без труда найдет какого-нибудь мозговеда, готового раскрыть мрачные тайны его прошлого.
И вдруг Дэниел понял, что ему не придется обращаться к психиатру.
Воспоминания вернулись сами собой.
Все, полностью.
Лори рылась в коробке с родительскими фотографиями, ища какую-нибудь зацепку, стараясь найти какое-либо документальное подтверждение своей предыдущей жизни, намек на раннее детство до того момента, как ее удочерили. Джош сидел рядом на полу, разбирая кипы фотографий, помогая сестре восстановить прошлое, о котором им обоим ничего не было известно.
Лори уставилась на снимок: они с Джошем в «Диснейленде», улыбаются и машут руками.
Она жила у приемных родителей.
И что с того? Но что-то у нее внутри переменилось, и Лори чувствовала, что отдаляется от Джоша, что они уже не так близки, как прежде. Она была готова отдать все на свете за то, чтобы вернуть свои прежние чувства, но сознание того, что они с Джошем не являются кровными родственниками, необратимо изменило эмоциональную окраску их взаимоотношений. Лори казалось, что с ее плеч свалилась огромная тяжесть, но в то же время теперь, когда связь оборвалась, ее уносило в бесконечную пустоту.
Нужно не забывать о том, что изменились только ее чувства. Джош знал правду с самого начала, поэтому его отношение к сестре осталось в точности таким же, каким было.
Он всегда любил ее как родную сестру.
Лори стало стыдно за то, что она позволила точным наукам биологии и генетике воздействовать на хрупкую природу своих собственных чувств и эмоций.
– Эй, – восторженно воскликнул Джош, – кажется, у нас здесь кое-что есть! Взгляни-ка вот на это!
Подсев к Лори, он протянул ей старую черно-белую фотографию.
Приемные родители Лори стояли рядом с ее настоящими родителями.
Перед домом.
Вот они, все вместе, на одной фотографии, и Лори тупо уставилась на снимок, стараясь впитать все целиком. Позади дома лес: старые сосны, хранящие тень. Здание в викторианском стиле – черные фронтоны, окна со ставнями, просторная веранда, даже на фотографии сохранившая тот зловещий вид, который так хорошо запомнила Лори.
Перед домом на засыпанной гравием дорожке стояли ее родители.
Все четверо.
Те, которые ее вырастили, единственные, которых она помнила, родители Джоша улыбались в объектив фотоаппарата. Их яркие одежды выделялись даже на черно-белом снимке, слева от них на земле стоял чемодан. По другую сторону от чемодана, суровые, в строгой одежде и с такими же строгими лицами, стояли настоящие родители Лори, ее биологические родители.
