– Тут есть еще одно, – медленно произнес Джош.
Подняв на него взгляд, Лори поймала себя на том, что уже задержала дыхание.
– Я раньше никому это не рассказывал, и не знаю, то ли это произошло в действительности, то ли просто приснилось… – Он умолк.
– Что?
– Возможно, я все придумал.
– Что?
– Мне кажется, я видел, как твоя мать убила ягненка.
Лори недоуменно тряхнула головой.
– Не понимаю… ничего не понимаю. Ты видел, как она зарезала ягненка?
– Нет. Ягненок находился в моей комнате. Как он туда попал – не знаю. Это было не ночью, а днем, однако в доме всегда царил полумрак, так что особой разницы не было. Я только что зашел с улицы и собирался… не знаю, достать из сумки книжку комиксов или еще что. Я быстро взбежал вверх по лестнице, потому что хотел как можно скорее вернуться вниз к маме и папе, а на моей кровати был ягненок. Просто стоял на матрасе. Покрывало было отброшено, и ягненок… просто блеял. Он не мог никуда уйти, потому что матрас под его тяжестью проминался, поэтому он смотрел на меня и жалобно блеял.
Тут из чулана вышла твоя мать. Она извинилась и сказала, что ягненок не должен был заходить ко мне в комнату, после чего подняла его с кровати и… со всей силы швырнула на пол.
Лори показалось, она ослышалась.
– Что?
– Она подняла ягненка над головой, словно штангу, и со всей силы бросила его на пол… и убила. Он лежал неподвижно, не издавая ни звука, и твоя мать подняла его, улыбнулась мне, еще раз извинилась и вышла вместе с ним из комнаты. Изо рта ягненка вытекла кровь, однако на полу лежал темно-красный ковер, поэтому пятен видно не было. Как уже говорил, я не знаю, то ли это был кошмарный сон и мне все померещилось, то ли это произошло на самом деле, но я ничего не сказал маме и папе и вообще никому не говорил ни слова до сегодняшнего дня.
Снова взяв фотографию, Лори всмотрелась в угрюмое лицо женщины, которая была ее родной матерью.
Она без труда представила себе, как эта женщина с силой бросает ягненка на пол и убивает его.
– Мне снились Доун и мясник. Ты видел, как моя мать убила ягненка. Это не может быть случайным совпадением.
– Согласен, – кивнул Джош.
– Я хочу увидеть этот дом, – решительно заявила Лори. – Мне нужно отправиться туда. Ты говорил, что узнаешь название поселка, если увидишь его?
– Мне просто нужно чем-нибудь растормошить свою память.
– Тогда будем искать карту.
– Отлично. – Джош поднял взгляд на сестру. – Займемся этим прямо сейчас.
Они тронулись в путь еще до рассвета и к полудню добрались до поселка Пайн-Крик.
Вокруг простиралась живописная местность. Лесистые холмы, сосновые рощи, на востоке вдалеке заснеженные вершины Сьерра-Невады. Двухполосная дорога петляла по долинам и ущельям, обрамленная по обеим сторонам сочно-зелеными папоротниками, низкие серые тучи потолком нависали над лесом, легкая дымка окутывала тенистые участки между деревьями.
Но Лори почти не замечала мелькающий за окном пейзаж. Она пыталась вспомнить, как именно были убиты ее родители. Они определенно были убиты – в этом Лори была уверена, – однако подробности оставались туманными, неясными, и сколько она ни старалась, ей не удавалось восстановить в памяти события, которые привели к ее удочерению. У нее было лишь смутное чувство, что Доун, та девочка, была каким-то образом замешана в это, и что угрюмая пара с фотографии – ее настоящие родители – умерла страшной, жуткой насильственной смертью.
Воспоминания вернулись, как только Лори увидела дом.
Покинув Пайн-Крик, они двинулись дальше по узкой извилистой дороге. По словам Джоша, здесь переменилось практически все с тех пор, как он тут бывал. Тогда в поселке не было ни «Макдоналдса», ни «Уолмарта», ни «Холидей-Инн», да и однотипные коттеджи, облепившие оба берега речки, также явно появились относительно недавно.
Но когда они выехали из поселка, Джош умолк. Он сказал, что узнал дорогу. Узнал эти места. И по его интонациям Лори почувствовала, что он, как и она сама, испытывает то же самое гнетущее напряжение.
Машина неслась под нависающими ветвями деревьев. Джош сворачивал на проселочные дороги, отходящие в разные стороны, возвращался назад, и где-то через час методом проб и ошибок они наконец нашли его.
Дом.
Он по-прежнему выглядел в точности так же, каким оба его помнили. Его не перестраивали, не перекрашивали. Он не пришел в запустение, не разрушился. Дом остался таким же, как и много лет назад.
И Лори сразу же все вспомнила.
Казалось, у нее в сознании открылась какая-то совершенно новая дверь. Внезапно нахлынули воспоминания: чувства, события, ощущения, факты. Все это было начисто забыто, и Лори даже не догадывалась, что когда-то обладала этими знаниями, они не оставили у нее в памяти ни малейшего следа.
И вот теперь она вспомнила ритуалы трапезы, то, как все, взяв друг друга за руки, бормотали что-то перед тем, как приступить к завтраку, неизменно приходившемуся на восход солнца, и к ужину, всегда начинавшемуся с закатом.
Лори вспомнила мистера Биллингтона, человека, который жил вместе с ними, который считался другом ее отца, однако отец его боялся, а Биллингтон, похоже, не собирался никуда уходить.
Она вспомнила животных. Вспомнила, как ее мать вплетала их непредсказуемое исчезновение и редкое, но жуткое возвращение в детские сказки, призванные показать, что все это нормально и бояться тут нечего.
Лори вспомнила смерть своих родителей.
Она играла с Доун – не в лесу, где хотела играть ее подруга, а в сарае, что также считалось запретной зоной. Они разыгрывали свадебную церемонию; Доун, как обычно, взяла на себя роли и священника, и жениха. Вместо обручальных колец девочки использовали крышки от банок кока-колы. На обеих были венки, сплетенные из полевых цветов. Лори делала вид, будто игра ей нравится, однако было что-то тревожное в строгой торжественности Доун, в ее прямо-таки яростном стремлении точно придерживаться всех правил церемонии бракосочетания.
Доун только что объявила их мужем и женой и разрешила себе поцеловать невесту, и тут со двора послышалось приглушенное восклицание: «Черт!»
– Прячься! – приказала Доун.
Лори поспешно юркнула в каморку с инструментом и закрыла за собой дверь. Это был ее отец, и она знала, что, если он застанет ее в сарае, после того как категорически запретил ей к нему приближаться, он ее выпорет.
Лори ждала, что Доун присоединится к ней или найдет какое-нибудь другое укрытие, однако подруга как ни в чем не бывало осталась стоять посреди сарая. Распахнулась дверь, и вошел отец Лори.
– Привет, Ральф! – сказала Доун.
Ральф? Она осмеливается обращаться к взрослому мужчине по имени?
Как это ни странно, отец, похоже, ничего не имел против. Больше того, он ничего не заметил. К изумлению и ужасу Лори, ее отец усмехнулся и нежным тоном, каким никогда не обращался к ней и к ее матери, сказал:
– Здравствуй, Доун!
Затем они о чем-то пошептались, после чего звякнула расстегнутая пряжка отцовского ремня.
Неужели Доун сейчас выпорют?
Лори сознавала, что это опасно, сознавала, что ей следует затаиться и вести себя тихо, но она не могла удержаться, ей нужно было узнать, что происходит, поэтому она чуть приоткрыла дверь каморки и выглянула в щелку.
Она сама не могла сказать, что ожидала увидеть, но определенно совсем не это.
Она увидела то, что не причудилось бы ей в самых бредовых фантазиях.
Отец стоял посреди сарая со спущенными брюками. Доун опустилась перед ним на колени, он положил ей руки на голову, а его член был у нее во рту.
Поморщившись от отвращения, Лори не расплакалась только потому, что к этому времени ее полностью захлестнул страх. Она не знала, что происходит, не понимала, что происходит, но ей стало тошно, и она испугалась, что ее вот-вот вывернет наизнанку. Придерживая пальцами дверь, она осторожно ее закрыла.
Внезапно она прониклась уверенностью, что Доун все предвидела, знала, что отец Лори зайдет в сарай.
И хотела, чтобы она, Лори, все видела.
В каморке с противоположной стороны имелась еще одна дверь, выходившая во двор, и Лори стала продвигаться к ней, медленно, осторожно, бесшумно, стараясь не задеть висящие на стенах серпы и косы, грабли и садовые ножницы. Отец что-то говорил, тихим, вкрадчивым голосом, и она не хотела это слышать, не хотела знать, о чем идет речь.
На грубой деревянной двери не было ни замка, ни защелки, однако петли скрипели, и Лори открыла дверь медленно, очень медленно, стараясь не издать ни звука. Как только щель между дверью и косяком оказалась достаточно широкой, она выскользнула и так же медленно, осторожно закрыла дверь за собой.
Лори быстро пересекла открытый двор и уже почти добралась до дома, когда увидела выходящую из гаража мать с канистрой солярки в руках, которой отец заправлял трактор. Лори собиралась окликнуть ее, но передумала, увидев у нее на лице мрачную решимость.
