Нашу беседу несколько раз прерывали. Сначала из Мандереча позвонил Боб и сказал, что определенно дело Гантона будет рассматриваться во второй половине дня. Потом Мария опять хотела узнать, есть ли какие-нибудь новости. После нее раздался звонок Шарлин, сообщившей, что Банбери вернется из своей поездки на следующей неделе и что он очень интересуется исходом дела Стринджер Стейшн, но не имеет в виду Джейн, пропавшую после его отъезда, а беспокоится о сохранности австралийской земли и о скорейшей репатриации нежелательной здесь англичанки.
А я по-прежнему чувствовал себя беспомощным. Чертовски нетерпеливый, доведенный до отчаяния, готовый кого угодно просить защитить ее, сам я не в силах был что-либо предпринять. Теплилась лишь слабая надежда, не более, и все, что оставалось, — это терпеливо ждать. Сегодня вечером, если повезет, в пивную придет человек, известный нам как Блэки. Если придет и мы сумеем незаметно проследить за ним, он может вывести нас на верные следы. С другой стороны, его в пивной может и не оказаться, и это вполне вероятно, если он вдруг узнает об аресте Гантона.
День перевалил на вторую половину. Билли, свернувшись калачиком, спал на коврике в комнате Боба. Я ходил из угла в угол, сварил себе несколько чашек кофе и не прикоснулся ни к одной. Время тянулось медленно, секунды казались часами, а минуты — вечностью. В полдень я позвонил Дону Фрисону в университет и узнал, что он не приехал сегодня утром, как обещал, потому что задерживается в Сиднее до шести вечера, следовательно, будет в Перте только в девять. Проклятая англичанка! Она описывала мне ненужные мелочи, произнося при этом каждое слово садистски медленно, заставляя меня то и дело ее переспрашивать, и не скрывала удовольствия, это чувствовалось по ее голосу. Повесив трубку, я выругался и дал зарок: когда отыщется Джейн, сделать все, чтобы ее соотечественницу немедленно уволили с работы и выгнали из страны.
На часах было уже без двадцати пять, когда снова позвонил Боб и сказал, что Гантон в данный момент под стражей и, к счастью, в зале не появилось ни одного репортера. Боб сейчас в пути, постарается найти стоянку на Хай-стрит и будет ждать меня внутри «Крайтона», где подаст мне незаметный сигнал, который я должен буду повторить в знак того, что его понял. Ясно?
Ясно, парень!
Боб, должно быть, как всегда, примчался на машине. Ровно в шесть он появился возле пивного бара. Я сидел в глубине в укромном местечке, откуда имел возможность наблюдать за залом. Бар постепенно наполнялся людьми, которые решили по дороге домой зайти сюда, выпить кружку пива и перемолвиться словом с приятелем. Я сидел, читая «Ньюс», то и дело поглядывая на часы и осматривая помещение в поисках Блэки. Волосы черные, плешивый, усы, высокие светло-коричневые ботинки, летный жилет, застиранные джинсы. Скручивает сам себе сигареты... Кто-то сочтет это описание слишком общими — таким может оказаться каждый второй. Может. Но в определенных местах: провинциальных городках или в настоящих рабочих пивнушках. Но не здесь. В это время суток в «Крайтоне» собиралась совсем иная публика: люди были одеты для работы в офисах или для походов по магазинам, некоторые, можно сказать, даже щеголевато. Мужчины в рубашках с галстуками, женщины — в хорошо отутюженных платьях. Среди такой публики трудно не заметить человека средних лет в высоких ботинках и вытертых джинсах.
Я тоже не чувствовал себя слившимся с толпой. В солнцезащитных очках я казался себе полнейшим дураком, но они были необходимы: могло оказаться, что Блэки — один из тех четверых, что бросили нас в пустыне, и он мог узнать меня, что совсем не входило в наши планы. Снаружи, припаркованный на Хай-стрит, стоял голубой «коммодор» Боба. Вот он-то точно не выделялся из общей массы машин, даже радиотелефон в нем был запрятан подальше.
В соответствии с приказом я читал газету. «Что ты должен делать (это инструкции Боба), так это действительно читать. Не притворяйся, а читай. Но держи голову и все тело в таком положении, чтобы, поднимая глаза — а ты должен двигать только глазами, — одним взглядом охватывать все помещение. Будешь делать это через каждые двадцать секунд». Посмотрев на часы, я обвел глазами зал (наверное, уже в сотый раз) и заметил, как Боб слегка кивнул, поймав мой взгляд. Секундой позже я посмотрел в зал.
Блэки стоял, прислонившись спиной к стене. Он выглядел именно так, как описал его Гантон: усы, жидкие черные волосы, ботинок мне не было видно. Пока я его рассматривал, он пошарил в кармане и достал оттуда пакет с табаком. Когда сигарета была готова, Блэки посмотрел на дверь, оторвался от стены, подошел к стойке и заказал кружку пива. Проглотив ее, он взял вторую и вернулся на прежнее место у стены, откуда мог видеть весь зал и входную дверь. Через десять минут, в течение которых он стоял довольно спокойно, я заметил, что Блэки стал посматривать на дверь, потом направился еще за одной кружкой пива, и в этот момент Боб просигналил, что будет ждать меня около бара в машине, и исчез за дверью.
Блэки ждал. Он выпил еще пива, сделал две сигареты и через каждые две минуты посматривал на часы. Внешне спокойный, он явно был теперь взбешен. В 18.40 Блэки снова отошел от стены, еще раз оглядел зал и направился в комнату с табличкой "М".
Тут-то я вышел и сел в машину рядом с Бобом.
Поймать такси оказалось совсем легко, час пик прошел, а время окончания спектаклей и вечерних киносеансов, когда на улицы вываливаются толпы народа, еще не наступило. Не проявляя никаких признаков волнения или нервозности, Блэки спокойно стоял на одной из самых деловых улиц Перта и ожидал, пока мимо проедет свободная машина.
— И не боится, что его узнают, — сказал я.
— А чего ему бояться? О том, что Гантон под стражей, он не знает. У него и в мыслях нет, что за ним могут следить.
С тяжелым взглядом, сильными плечами и руками, Блэки выглядел грубым и походил на злодея из мультфильмов.
Белое такси, остановившееся перед Блэки, рвануло вперед. Какое-то время мы оставались на месте, потом Боб нажал на газ, и наша машина помчалась, держась на расстоянии от белой, но и не теряя ее из виду. Такси проехало Баррак-стрит, свернув на Веллингтон, потом снова помчалось налево на Риверсайд, потом сделало правый поворот, и обе машины очутились во Фримантле, вылетели одна за другой налево, на Хакетт-Драйв. Оттуда вела прямая дорога на Недлендс и Делкейт. Район богачей. Каждый дом тут стоил пять-шесть миллионов, вряд ли сфера деятельности Блэки имела отношение к этим домам. Начало темнеть, и улицы почти опустели.
— Я рискну, — сказал Боб, — иначе они заметят наши фары.
Он свернул при первом же повороте направо, потом на следующем — налево и выехал на перекресток как раз в тот момент, когда его пересекло преследуемое нами такси. Мы ехали еще примерно около километра, прежде чем белое такси остановилось. Боб проехал мимо и встал в темноте, ожидая, пока уедет машина.
У Боба не было зеркала дальнего вида, а то, которое лежало за солнцезащитным щитком, было таким маленьким, что годилось разве что для женщин, которые увидели бы в нем только свои губы.
— Схожу посмотрю. Подойдешь, когда подам сигнал, — сказал я и повернул назад по темному тротуару. Вокруг стояли дома, не хоромы миллионеров, располагавшиеся вдоль авеню Параде, но очень добротные большие дома, окруженные солидными участками земли и скрытые от посторонних глаз зарослями деревьев и кустарников. Такси свернуло к дому № 26. Широкие темные ворота напоминали огромный рот, и в сгущавшихся сумерках я разглядел подъездную аллею, огибающую кусты и ведущую к светлому зданию примерно в сорока ярдах впереди.
Если Блеки жил здесь, мои шансы допросить его были очень невелики. К тому же он мог оказаться не один. С другой стороны, если с ним кто-то есть и они будут разговаривать, можно подслушать и узнать что-нибудь о Джейн. Переборов себя, я сделал первый шаг по гравию, который тотчас же противно заскрипел у меня под ногами. Пришлось отпрыгнуть в кусты и прокладывать новую дорогу к дому, за который кто-то выложил не менее четверти миллиона, а если из дома открывается красивый вид еще и на реку, то и больше.
Конечно, до сих пор мы еще ничего не узнали. Но сейчас я находился возле дома № 26 на какой-то улице, и вскоре многое прояснится. Подъездная аллея раздваивалась: правая развилка шла вокруг дома, левая сворачивала в гараж. Из открытых дверей струился свет. Возле дома стоял фургон. Послышались еле слышные голоса внутри дома, затем они начали постепенно приближаться. Послышались чьи-то шаги. Люди забрались в фургон. Я насчитал троих плюс две сумки и что-то на колесах, что тоже подняли в фургон.
Заднюю дверь фургона заперли на ключ, захлопнули дверцы кабины, взревел стартер. Свет в доме исчез, двери были, закрыты. Теперь горели только фары фургона, который, набирая скорость, поехал к воротам.
