— Ты должна поверить в то, что свело нас, — сказал он ей.
— О чем ты говоришь?
О наследии, подумал он, о древней мистике, но даже и он сам больше не верил в это.
— Любовь, — сказал он для нее. — Я очень тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала она, ужасаясь тому, что последует потом, ведь это эмоциональное признание, несомненно, служило для того, чтобы смягчить неминуемый удар.
— Когда я впервые увидел тебя, я был потрясен.
Алексис улыбнулась:
— Я помню тот день в офисе. Когда я увидела тебя в первый раз, я просто сразу же растаяла…
— Это было не в офисе.
— Да?
— Я увидел тебя за несколько дней до того. — Небесный Конь изучал ее лицо, внимательно рассматривая каждую черточку, стремясь понять ее реакцию.
— В лифте?
— Да, — солгал он. Это было почти правдой. — И я пошел за тобой.
— Пошел за мной?
— Чтобы узнать, кто ты. Что я еще мог сделать? Я никак не мог упустить эту возможность. Как я мог дать тебе ускользнуть? Ты задела меня за душу.
У Алексис снова стал непринужденный вид. Небесный Конь увидел, что его слова достигли цели. Он выбрал правильный путь, в точной пропорции смешал намек и последующее утешение.
— И как долго ты за мной ходил? — спросила она.
— Я следил за тобой четыре дня, прежде чем наконец назначил встречу.
Алексис очаровала мысль о том, что Скайлер за ней следил, и она почувствовала угрызения совести. Это было несколько необычно, но очень романтично, особенно в том смысле, в каком он рассказывал об этом. Потом она подумала о том, какую работу проделала над проектом для его детективного издательства. Они согласились на рекламном лозунге «Книги у нас в крови».
— Так существует ли в реальности твое издательство? — спокойно спросила она.
— Нет.
— Ладно, а что тогда?
— Только я.
— Но что ты…
В эту секунду позвонили в дверь.
— Вовремя.
— Не открывай.
Небесный Конь ждал гостей. Он чувствовал напряжение в воздухе, словно гнетущее затишье перед бурей, мысленные молнии до того, как раздался раскат грома. Он начал свое признание, зная, что его могут прервать. Поэтому в первую очередь он его и начал, чтобы разделить конфликт, сделать отвлекающий маневр, рассеять факты на фоне возможной травмы от того, что должно было случиться.
Снова зазвонил звонок.
— Я все-таки узнаю, кто там.
— Зачем? — Он положил руку на ее плечо, погладил кожу. — Я бы не стал на твоем месте.
Звонок стал более настойчивым.
— Я вернусь через секунду, — сказала она, сбрасывая простыни и показывая ему свою обнаженную спину, потом профиль, когда встала с постели и пошла за халатом, висевшим на двери ванной. Когда она протянула за ним руку, он восхитился плавными формами ее тела.
— Ты кого-то ждешь? — спросил он.
Алексис повернулась и коротко ему улыбнулась, потом завязала пояс халата.
— Только моего мужа. — Она улыбнулась дерзкой улыбкой, не разжимая губ, и направилась из комнаты.
Но Небесный Конь поднялся на ноги и надел брюки, прежде чем Алексис успела выйти за дверь.
— Я сам посмотрю, кто там, — сказал он, проходя мимо нее.
— Я разберусь, Скай, — сказала она вслед ему, но он уже был у гостиной и поворачивал к входной двери.
Он посмотрел в глазок и подождал, наблюдая.
— Видишь кого-нибудь? — прошептала Алексис ему на ухо.
Он чувствовал ее жар, ощущал слабый аромат ее духов.
— Кто там?
— Не знаю, женщина.
Он смотрел на искаженное глазком лицо женщины, которая смотрела в коридор, потом уставилась в пол. Она еще раз нажала на звонок.
— Ты думаешь, она уйдет? — прошептала Алексис.
— Да? — громко спросил Небесный Конь с излишней резкостью.
— Я ваша соседка из квартиры 1506, — объяснила женщина. — Простите за беспокойство, но у меня телефон не работает.
— И что?
— Я только хотела узнать, работает ли у вас.
Алексис на цыпочках подошла к телефону и проверила. Небесный Конь оглянулся и увидел, что она кивает, и прочел по губам: «Работает».
— Нет, у нас тоже не работает, — сказал Небесный Конь.
Женщина не ожидала услышать это.
— Понятно, — сказала она, прищуриваясь и глядя в глазок, зная, что ей лгут, только по одной причине: потому что сама она тоже лжет.
— Скайлер, телефон в порядке, — сказала Алексис.
— Тсс, — предостерег он, чуть повернувшись, чтобы Алекс увидела его суровый профиль. Потом он снова посмотрел в глазок.
Но женщина услышала.
— Я жду очень важного звонка. Моя дочь должна позвонить мне и сообщить… У меня очень болен муж, и…
Женщина замолчала и попятилась от двери.
— Скайлер. — Алексис ткнула его в спину. — Впусти ее.
— Молчи, — прошипел он.
— Минуту, — громко сказала Алексис.
Небесный Конь повернулся к ней, на лице неуловимое выражение, в глазах огонь, губы кривятся от невысказанного ругательства. Неужели она может быть так наивна? Но он решил пустить все на самотек. Может быть, ей пора узнать, с чем она имеет дело.
Он повернул замок и открыл дверь, за которой оказалась женщина, а потом он мельком заметил какое-то движение за ее спиной. Крупный чернобородый мужчина в черной шляпе, захватив врасплох даже Небесного Коня, ворвался в дверь, выставив перед грудью обе поднятые руки, так что Коня отшвырнуло назад, а Алексис полетела в сторону.
Алексис потеряла сознание, женщина быстро подошла к ней, опустилась на колени, достала шприц из кармана своего розово-сиреневого платья, сняла колпачок и сделала Алексис укол в шею.
Здоровяк в черной шляпе нависал над Конем, его нога тяжело придавила горло жертвы.
— Небесный Конь Ринг. Я знал, что лошади теперь в цене, но двадцать тысяч долларов… — Он звонко присвистнул, как бы не веря. — Бешеные деньги на полукровку.
Соседняя квартира оказалась именно такой, какой ожидал ее увидеть Небесный Конь. Она походила на любую другую из множества декораций, которыми пользовался Стэн Ньюлэнд для своего жуткого кинопроизводства. В больших городах легко было подбирать беззащитных девиц с прошлым, от которого они пытались убежать. Большие города давали возможность творить изуверства так, чтобы они оставались незамеченными. Там легко было смешаться с суматохой современной жизни. Туда-сюда кочуют грузы, полно машин на людных улицах. Кто обратит внимание на очередной ящик или чемодан, который кто-то тащит неподалеку? Откуда кому-то знать о конечностях и туловищах, засунутых в пластиковые мешки и выброшенных вместе с мусором?
Наконец завершен полный оборот. Когда Небесный Конь стоял над заляпанным кровью матрасом, опустив глаза на голое, неподвижное тело в черном кожаном капюшоне, закрывшем лицо женщины, так что видны были только губы, и держал в руке нож, он чувствовал, будто его вернули на то место, в котором он когда-то потерялся. Прекрасное место, где он мог обрести полную власть, единственное место, где он мог отдать последний, эйфорический приказ.
Обнаженная незнакомка, только лежавшая перед ним женщина не была незнакомкой.
Постарайся не вспоминать, сказал он себе. Но он знал ее тело, любил и ласкал каждый его дюйм. Он должен заставить себя забыть, чтобы совершить действие. Теперь на карте стояла его жизнь. Если он убьет женщину, то вернется в дело, получит возможность заниматься тем, чем занимался раньше, снова сможет выполнять свое убийственное дело с рассчитанной точностью, совершать свой систематический обмен с порядком. Ньюлэнд снова примет эту новую инициацию. Ему хотелось в это верить. Об этом ему сказал Лео Педдль. Ему не хотелось верить в то, что он знал точно: что следующей жертвой будет он сам. Надежда — величайший лжец, когда-либо существовавший на свете, и самый жестокий преследователь.
Женщина в сиреневом платье смотрела из-за объектива камеры.
— Давай начинай, — сказала она, ее британский акцент прозвучал неуместно.
Небесный Конь посмотрел на нее. Она была одета безупречно, волосы высоко подняты, на ней толстое плетеное колье из золота и такой же браслет. Он знал, что ее зовут Винсер, она англичанка, он часто слышал, как Ньюлэнд шутил на ее счет. Винсер была лесбиянка, которая получала огромное удовольствие от расчленения женщин, вырезала их вульвы и хранила в банках.
Педдль размахнулся ручкой от метлы и ударил Коня по боку. Он не обратил внимания на удар, только замер на мгновение, потом опустил нож к телу, которому суждено было быть разрезанным на части, телу, теплому и знакомому на ощупь. Он посмотрел на женственные губы, наклоняясь ниже, видя, как они шевелятся, потому что она начала приходить в себя после наркотика, дернулось обнаженное плечо, пальцы зашевелились за спиной. Потом низкий, непонимающий стон донесся из глубины горла женщины, горла Алексис, сказал он себе.
