Прав оказался сотник. После царицы родичи звали как по расписанию, не всегда даже соблюдая очередность в соответствии с рангом. О незаконном происхождении речь никто не заводил, зато все клялись в вечной дружбе, прозрачно намекали на несуразность ханской воли и вполне определенно заявляли: не слушай никого, примыкай ко мне, настоящий друг — только я! Остальные родичи — отъявленные мерзавцы и предатели, в любой момент всадят нож в спину.
Самым щедрым оказался князь Дондук-Даши, которого царственный родич так неожиданно обнес престолонаследием. Князь подарил Бокте две новые кибитки, четверку сменных лошадей, белую юрту, пятерых молоденьких наложниц и два бурдюка трофейного крымского вина. Предложил расквартироваться в его стане и в последующем откочевать в его владения.
— У орсов сейчас неразбериха, прочной головы нет. Никто тебя не хватится. Да и пора подумать о своей шкуре. Если наша черкешенка чего выкинет, с тебя первого спрос, как с аманата. Решай сам, племянник, ты багатур, тебе советовать не след…
Бокта над таким трогательным участием в своей судьбе только посмеивался. Вел себя странно: кочевать с влиятельным дядькой вроде и не собирался, но возвращаться в слободу тоже не торопился. С заставы они съехали в тот же день, поставили дареную юрту на краю стана Дондук-Даши, уложили в кибитки даренное родичами имущество и сутки напролет потихоньку развлекались с дареными наложницами, щедро сжигая неуемную энергию молодецких чресл.
Никита о причинах такого поведения побратима более не допытывался, но затылок чесал не раз, пытаясь понять, что же за всем этим кроется. Назойливым быть не хотелось — ежели ты воин, любопытство напрасно проявлять негоже: враз не ответили, в другой — не лезь. Однако от любопытства напустил на себя кручинный вид, будто его даже жаркие молодки не радуют да дареное крымское вино.
Бокта на деланую кручину побратимову внимание обратил, хмыкнул в усы.
— Поутру уложимся, — сообщил, выведя Никиту во двор, чтобы наложницы не слыхали. — Засветло потихоньку тронемся. Любо?
— Долго с барахлом, — посетовал Никита. — Полковник сказывал, в воскресенье на Астрахань конвой пойдет с реестром да доносами по обстановке. Кибитки с девками да поклажей попросили бы привезть, а сами одвуконь, а? Помчались бы как ветер, другого дня в слободе были б…
— А негоже нам — как ветер, — хмыкнул Бокта. — Да и не в ту сторону пойдем…
Ночью в ханской ставке несколько раз заводилась какая-то нехорошая возня, сопровождаемая невнятными криками и лязгом клинков. Было ль такое ранее — неизвестно, ночевали на заставе, а она сильно в стороне, где-то чего, глядишь-, и недослышали. Когда случилась возня в первый раз, Никита вскочил, отпихнув двух гревших его наложниц, рванул из ножен даренную полковником саблю и принялся будить побратима.
— Ложись, спи, — сонным голосом посоветовал Бокта. — Мало ли кого гребут?
— Может, ну ее, юрту, пойдем ночевать на заставу? — тревожно прислушиваясь, сказал Никита. — Как ни то — свои, не выдадут…
— Вот как раз по ночи попрешься через Ставку — и попадешь, — резонно заметил Бокта. — Спи. То не про нашу душу гомон…
Гораздо засветло Никита запалил сальный светильник и растолкал всех собираться — так и не сомкнул глаз всю ночь, ждал напасти. Женщины только успели растопить дзоголому<Дзоголома — печь такая, блин, степная — типа тандыра. > под лепешки да запрячь лошадей в кибитки, как пожаловали незваные гости.
— Выйди, хозяин, поговорить надо, — сердито распорядилась плоская усатая рожа, возникшая во входном проеме юрты.
— То ж гвардейский десятник, что с Назаром нас брал! — севшим враз голосом прошептал Никита, хватаясь за саблю. — Что сказал?
— Говорить хочет. Ты не ходи, я сам…
Бокта оружия брать не стал, накинул доху и вышел без опаски. Никита побратима не послушал, тревожной тенью маячил сзади, держа руку на сабельной рукояти.
Незваные пришли с жирно чадящими факелами — было еще темно, на востоке едва серела скудная полоска рассвета — стояли широким полукругом, числом поболее дюжины, оружные, в доспехе. Десятник стоял в центре, выступая от дюжины на пять шагов впереди, его охраняли двое рослых воинов.
Никита присмотрелся — так и есть, среди воинов были и ханские гвардейцы, что взяли их со слободы в полон. Сердечко нехорошо екнуло, скакнуло в живот и тотчас же вернулось обратно, опухнув от боевой злобы. Ежели сеча завяжется — первым делом рубить усатого десятника, потом двоих, что торчат обееручь от него. За это время Бокта успеет метнуться за саблей и даренными родичами пистолями. Аи, негоже как, зачем без оружия вышел?
— В путь собрался? — спросил десятник.
— Собрался. — Бокта хмыкнул. — Проводить пришел?
— Долг за тобой, — без обиняков бросил десятник. — За убитого нукера. Как можно ехать, не отдавши долг?
— Какой долг? — искренне удивился Бокта. — Повелитель простил мне долг! Ты же знаешь…
— Теперь хан Рандул — Повелитель, — грубо прервал десятник. — А что тебе простили — я не знаю. Сказать ты можешь все, что хочешь, ты ученый.
— Назар знает, — напомнил Бокта. — При Назаре было.
— Сейчас темно. — Десятник нехорошо осклабился и ткнул плетью в сторону Ставки. — Когда будет светлее, ты увидишь голову Назара на копье. Он умер, как подобает предателю.
— Назар?! — Бокта аж подпрыгнул от удивления. — Предатель?! Я не ослышался?
— Назар — предатель, — кивнул десятник и со значением сказал: — Теперь я — шидар кя. Долг — за тобой, сотник…
— По личному распоряжению Джан, — тотчас же смекнул Бокта. — Следят, значит! Верно хан сказал — все по-его вышло…
— Ехать нельзя. Скажи своим женщинам, пусть сгружают поклажу, — миролюбиво подсказал десятник. — Или ты готов заплатить?
— Забирайте все. — Бокта обвел рукой вокруг себя. — Тут хватит. Юрта, кибитки, тряпки, десяток овец. Себе с братом я оставляю четырех лошадей и оружие. Если мало — заводных коней тоже отдадим.
— Ты обещал свести у ногаев табун, — напомнил десятник. — Что твоя юрта и кибитки? Ханский гвардеец стоитв десять раз дороже, чем все твое имущество.
— Кому обещал? — презрительно прищурился Бокта. — Тебе, что ли?
— Повелителю… — брякнул было десятник, да осекся.
— Повелитель теперь — хан Рандул, мой сводный братец, — не пощадил десятника Бокта. — А голова присутствовавшего при обещании Назара — на копье. Так что мне никто не прощал, потому что я ничего никому не обещал. Иди с миром, десятник, — мне собираться нужно.
— Я шидар кя, а не десятник, — с угрозой в голосе выдавил десятник. — Ехать нельзя. Долг за тобой.
— Не хочешь ничего брать — твое дело. Я поехал. Бокта нарочито повернулся к десятнику спиной и шагнул к юрте, тихо шепнув Никите:
— Не балуй, братка. Дурного нам не сделают, мы им живые нужны…
— Стоять!!! — крикнул десятник, подняв руку.
Двое воинов, застывших справа и слева от командира, рванули из ножен сабли и встали поудобнее, разворачиваясь для боевого замаха.
— Ар-р! — Коротко рявкнув, Никита сильно толкнул побратима, бочком скакнул к десятнику и сделал молниеносный выпад, целя острием сабли в горло.
— Ать! — Десятник оказался на диво проворен — так же молниеносно откачнулся назад, уходя от смертоносного клинка за плечи стоявших рядом гвардейцев, и тотчас же выхватил из ножен саблю. Гвардейцы сноровисто выправились в одну линию с командиром: в грудь пластуна уперлись сразу три сабельных острия.
— Не балуй! — крикнул упавший на корточки Бокта. — Не тронут — я сказал!
— Да хрен там! — не поверил Никита, неуловимым круговым финтом отбрасывая все три клинка вверх, одновременно уходя в сторону и наотмашь рубанув саблей крайнего справа воина. — Х-х-хек!
“Бульк!” — воин безмолвно завалился наземь, забрызгав сапоги гвардейцев кровавой кашей.
— Р-р-р! — Никита кувыркнулся назад, прикрывая встающего Бокту, извернулся, собираясь рубануть десятника… Но в этот миг откуда-то сзади прилетела сеть с шарами и накрыла побратимов. Тотчас же наскочили гвардейцы, принялись пинать и вовсю угощать ослушников клинками, опуская их плашмя.
— Ох! Ох! Ох! — кряхтел Бокта, съежившись калачикоми пряча лицо от ударов. — Что ж не слушал старшого, чертов сын? Будет нам теперь — на орехи…
В том, что мощная государственная машина не умерла, а тихо себе здравствует в легкой полудреме, Шепелев убедился с первых же шагов на новом участке работы. Легкость, с которой решались самые громоздкие вопросы организационного порядка на этом уровне, просто ошарашивала.
— Все нормально?
— Как будто бы…
— Готовы?
— Да вроде…
— Совсем штатским стал. Раньше, помнится, отвечал начальству “так точно” и “есть”. Так готовы или “вроде бы”?
