Мои крики тонули в окружающем гвалте. Народ требовал крови, и этого было не остановить. Огонь скользнул с руки Максима и полетел вниз. Зазвучали восторженные вопли. Правосудие свершилось.
Глава 24
Дождь. Вот чего не хватало Пегреме и лично мне! Дождь! В нескончаемую жару необходимо было ворваться холодному ветру и сильному ливню. Кому-то необходимо было остановить огонь, распространявшийся от сгоревшей деревни. Кому-то необходимо было создать на мне имитацию слёз, что скорбели по погибшим. И этим «кем-то» был дождь.
В деревне ничего не менялось — народ всё так же чем-то был занят: одни рыли могилы для погибших, другие изготавливали хоть какое-то подобие жилья на первое время. Все были чем-то заняты. Кроме меня. Я сидел напротив тела сгоревшего заживо Кузнецова. Единственный, кто составлял мне компанию, — это его сын, который находился возле меня и плакал. Успокаивало то, что хоть в больном разуме я был способен сочувствовать.
— Может, хватит себя карать за случившееся? — Рядом со мной образовался Антон.
— Не хватит. Это не первый человек, на месте которого должен был быть я. Хорошие люди умирают, а такие мрази, как я, остаются. Вот что несправедливо, а не вот это! — Я махнул рукой на Кузнецова.
— Видимо, твой путь ещё не окончен. — Антон сел рядом с нами.
— А где он, конец?
— А это уже зависит только от тебя.
Всё зависит от меня. Смерть Кузнецова из-за меня. Смерть Кирка из-за меня. Смерть посетителей «Очага» из-за меня. Моя семья тоже страдает из-за меня.
— Я устал. Устал приносить боль и страдание людям. Устал быть обузой. Устал от бессмысленного существования. Я не знаю, что делать дальше.
— Возвращайся к семье. Так точно поступим мы. — Его взгляд переключился с меня на пустоту, а если быть точнее — на мальчика. — Прекратим борьбу с болезнью и вернёмся к нашей дочери. Пускай она побудет лучше с матерью, чем без неё.
— А моей дочери лучше будет без меня.
— Подумай получше над этим и начинай собираться туда, куда считаешь нужным. До Беломорска осталось чуть-чуть. Не задерживайся. Лучше вернись домой.
— Легко сказать. Осталось выбраться из этого ада.
— Вот я и говорю: собирайся. Многие, включая нас, уезжают. Не все согласны оставаться и строить всё заново, да ещё под командованием Максима.
— А мне показалось, что его поддерживают.
— Всё произошло на эмоциях. Сейчас народ приходит в себя и осознаёт, какой ужас произошёл.
И этот ужас был из-за меня.
Мы втроём сидели у берега и смотрели на озеро — на тихую гладь воды, аккуратно бьющейся о камни.
— Хватит залипать! — Антон хлопнул меня по плечу. — Корабль отправится через час. Так что собирай то, что осталось.
— Спасибо.
— За что? — Он уже стоял надо мной и хотел уходить.
— Ты всю дорогу мне помогаешь. Довёз до Петрозаводска. Помог с Аней. И здесь.
Он улыбнулся и ушёл. Я же остался один — только я и воображаемый спутник. Больше смущало отсутствие Кирка. Неужели вина за убийство мальчика перевесила вину перед братом? У меня не получалось разобраться в своём внутреннем мире — то, что я чувствовал, и то, что создавало моё воображение, отличалось. И это беспокоило больше всего.
Антон был прав: пора уже было идти за остатками своих вещей, а точнее — за урной с моим братом, ведь остальное из сумки не уцелело в пожаре.
Мальчик плёлся за мной на другой конец деревни, к бывшим баракам. По пути ветер иногда обдувал нас, напоминая о горящем вдалеке лесе. Пора было уже уезжать — вкус гари во рту с каждым часом становился всё неприятнее.
Сумка была там, где я её оставил, чего не скажешь о теле Кузьмича. После суда Максим в первую очередь скомандовал выкопать общую могилу для Писцовых. Он провёл скромную панихиду с небольшой речью. По нему сложно было сказать, скорбел он по ним или нет, но навряд ли планировал занять место Кузьмича таким образом.
Взяв в руки сумку, я увидел неподалёку металлический отблеск. Пистолет Миши. Тот самый, которым мне угрожал Кузнецов. Смерть была так близко от меня, но опять забрала не того. Я поднял оружие с земли и убрал за пояс, скрыв рубашкой. Миша был бы рад вернуть его.
Сын Кузнецова не покидал меня. Сын… Я испытывал к себе отвращение, что не помнил его имени. Кузнецов написал его на фотографии, но я совсем забыл его. Алексей? Антон? Или Александр? Я не знал никого из тех, кто погиб в «Очаге». Когда случилась трагедия, меня волновало совсем другое. В моей голове было только одно имя — Кирк.
Пора уже было завершить эту главу своей жизни. Финальную главу.
Спустя час жители деревни, решившие покинуть Пегреме, собрались у причала, точнее — у того, что осталось от него после пожара. Тот же лайнер, что привёз нас, бросил якорь неподалёку. Людей, покидающих деревню, хватило, чтобы заполнить все каюты. Даманины, как и планировали, возвращались домой. Я не стал подходить к ним — боялся навредить, принести беду, как и тем, кто появлялся в моей жизни. У них и без меня было достаточно проблем. Они ещё могли подарить дочери счастливую жизнь.
Дверь, которую мы выбивали, так и не починили, только всё убрали; следов крови Ани не осталось, но сам коридор вызывал у меня воспоминания о случившемся, напоминая о моей бесполезности. Я не смог не только выбить дверь, но и сохранить жизнь девушки. От меня ни в чём не было пользы. Всё, к чему я прикасаюсь, — разрушается. Ни для кого нет пользы в моём существовании.
Глава 25
Полицейское отделение, в котором находилась Маша, провоняло солёным и неприятным пóтом от большого скопления людей. Никто не выдерживал духоты с улицы, да и все постоянно куда бегали и что-то выясняли. Маше не раз в голову приходила идея тихонько ускользнуть, но она не знала куда и правилен ли это поступок.
По прибытии в отделение её попросили заполнить кучу анкет, после чего провели на снятие отпечатков и попросили подождать результатов экспертизы. На все высказывания и оправдания Маши её просили угомониться и дождаться решения, но успокоиться в сложившейся ситуации у неё совсем не выходило. Она всю ночь пыталась дозвониться до Миши, но ничего не получалось — постоянно доносились короткие гудки и пожелания оставить сообщение на автоответчик.
— Не переживайте так, рано или поздно он вам ответит, — сказал офицер полиции после очередной попытки Маши связаться с адвокатом.
— Мне нужен мой адвокат! Без него я не хочу ни о чём с вами больше говорить.
— Мария, это не голливудское кино. Вам грозит обвинение в умышленном уничтожении чужого имущества по предварительному сговору с группой лиц. Также висит вопрос об убийстве людей в «Очаге».
— Это какой-то бред! Я ни к чему не имею дела. Сколько мне это вам повторять?! — Маша со злости стукнула по столу, но от бессилия опустила голову на руку и зарыдала.
— Улики говорят об обратном.
Земля уходила у Маши из-под ног — она не понимала, что происходит. Муж сбежал, денег не осталось, и вдобавок ей угрожали лишением свободы.
— Какие против меня улики? — спросила Маша сквозь слёзы.
— Вас видели вместе с причастными к поджогу торгового центра «Праздник»…
— Они спасли меня. Я не была с ними.
— В вашей сумочке нашли бумаги с планами и расчётами по уничтожению всех предыдущих объектов…
Картинка происходящего начала выстраиваться у Маши в голове и приводила её в ужас.
— А в логове, где планировались все преступления, были найдены ваши отпечатки.
— Мы следовали за Даниэлем. Он нас туда привел и во всём признался…
— Вам не стыдно? — прервал офицер. — Вы обвиняете приличного человека из уважаемой семьи! У них и так горе, а вы спихиваете всё на него! Лучше признайтесь: кто ваши сообщники? Кто с вами был на станции?
— Я никого больше там не видела, мы были втроём: я, Даниэль и Лера…
— Что за Лера?
— У меня есть только её номер. Кажется, её фамилия Кузнецова.
— Мария, Лера Кузнецова — главный свидетель. Это она сообщила о вас. У меня складывается впечатление, что вы пытаетесь оклеветать людей, неприятных лично вам.
