– Ладно, ваша взяла, – сказал я. – Вот вам еще немного информации. Несколько недель назад Филдинг пришел к выводу, что официальная приостановка проекта – не более чем уловка, чтобы успокоить его и меня. По мнению Филдинга, работа над «Тринити» продолжалась в другом месте. Или не прекращалась: не исключено, что работа в другом месте велась уже в течение долгого времени – параллельно с той, в которой участвовали мы.
– Где же могла происходить эта тайная деятельность?
– По убеждению Филдинга, в калифорнийских лабораториях "Годин суперкомпьютинг". Годин вдруг стал постоянно летать туда на своем частном реактивном самолете. И несколько раз прихватывал с собой Рави Нара.
– Ну и что? Могли просто в гольф играть где-нибудь в Пеббл-Бич!
– Наши в гольф не играют. Не из того теста. Они вкалывают. Они черту душу продадут, лишь бы достичь задуманного. Питер Годин – это современный Фауст.
– Чего они хотят?
– Каждый своего. Джона Скоу, к примеру, после ряда его неудач намерены были турнуть из АНБ – но тут из воздуха соткался Годин и пригласил его руководить проектом «Тринити». Если Скоу и это дело завалит, то его карьере конец.
– А зачем Питеру Годину понадобился такой человек – с репутацией неудачника?
– Думаю, у Година есть что-то на Скоу. Какие-то компрометирующие материалы. А значит, Скоу ему никогда не доставит неприятностей, на что угодно согласится и будет помалкивать. Работая в АНБ, больших миллионов не наживешь. Но если под его руководством будет создан компьютер «Тринити», Скоу запросто пересядет в кресло директора Агентства национальной безопасности и станет бесценной фигурой для частных корпораций. Вот они – большие миллионы! Поэтому Скоу готов на все ради успеха "Тринити".
– А Рави Нара?
– Нара за участие в проекте потребовал миллион долларов в год. Правительству это не по зубам, а Годин платит. К тому же успех «Тринити» – гарантия второй Нобелевской премии. Разумеется, в компании с Годином и Юттой Клейн. По-настоящему Нобелевскую премию заслужил именно Филдинг, однако посмертно ее не дают. Вторая Нобелевка – это неограниченное фондирование исследований до конца жизни и место во всех учебниках истории!
– Вы упомянули Ютту Клейн…
– Клейн, пожилая немка, в 1994 году разделила Нобелевскую премию с двумя другими учеными из Германии. Одолжена «Тринити» компанией «Сименс». Годин хотел собрать команду гениев, лучших из лучших, поэтому черпал откуда мог. Из "Сан микросистемс", из "Силикон грэфикс"… В обмен эти компании получат бесплатно лицензии на некоторые технологии, разработанные во время работы над «Тринити», как только эти технологии будут рассекречены. Если они будут рассекречены.
– А не поможет ли нам Ютта Клейн?
– Даже если бы она захотела нам помочь – не посмеет. Годин ее чем-то держит. Крепко.
Рейчел тяжело вздохнула.
– А сам Годин? Чего хочет он?
– Стать Богом.
– Скажете тоже!..
Я перестроился в левый ряд, чтобы выжать из мотора все возможное.
– Годин от «Тринити» не денег ждет. Он – миллиардер. И ему семьдесят два года. Лет с сорока он в своей области суперзвезда и славой уже объелся. Поэтому стать отцом искусственного интеллекта или что другое в этом роде ниже его достоинства. Он хочет быть первым и, возможно, единственным человеком, мозг которого будет скопирован в компьютер "Тринити".
Рейчел отвела упавшую прядь темных волос от глаз.
– Неужели он такой? Чистейший эгоманьяк?
– Все не так просто. Годин – блистательный ум, верящий в то, что именно он знает, чем болен мир и как его лечить. Наверное, вы встречали в студенческие годы этих страшных ребят с горящими очами, у которых есть ответы на все вопросы. Только он не придурок с лохмами. Он – гений. И сделал неоценимый вклад в американскую науку. То, что Америка ныне лучший из миров, – это и Питера Година заслуга! Мы победили в "холодной войне" благодаря в том числе и годинским суперкомпьютерам.
– Создается впечатление, что вы им искренне восхищаетесь.
– А им легко восхищаться. Хотя в то же время он меня пугает. Он работает на износ, пытаясь создать самый мощный в мире компьютер. Ему плевать, что если «Тринити» заработает, то никто не будет толком знать, каким образом. Годин создает «Тринити», чтобы воспользоваться им лично. Представляете, могущественный человек, который одержим мечтой переделать мир по образу и подобию своему!..
Я потянулся включить систему навигации «ауди» – и вдруг у меня потемнело в глазах. Накатила волна страшной усталости, и сразу забылось, о чем мы с Рейчел только что говорили. Затем я пришел в себя, но тут же началась поганая трясучка во всем теле. Я вырулил на обочину и затормозил.
– Что случилось? – встревоженно спросила Рейчел.
– Садитесь за руль. Я могу вот-вот отключиться.
Я вышел из машины, а Рейчел переместилась за руль. Я оглядел шоссе. Плотность машин средняя, едут равномерно. К нам, похоже, никто интереса не проявляет.
Когда я сел на место пассажира, Рейчел внимательно вгляделась в мое лицо.
– С вами все в порядке, Дэвид?
– Немного шатает.
Застегивая ремень безопасности, она спросила деловито:
– Вы просто устали, или это новый приступ?
У меня знакомо гудели коренные зубы.
– Приступ.
– Смело закрывайте глаза. Я справлюсь.
– Двигайтесь дальше на восток. До нашего места назначения… – я показал ей три пальца, –…часа.
В бардачке лежала карта Северной и Южной Каролины. Я нашел шестьдесят четвертое шоссе и ткнул пальцем севернее Плимута, где Роанок впадает в залив Албемарл.
– Если мы доедем до этого места, а я все еще буду спать – разбудите меня.
Рейчел уверенно вырулила на шоссе и дала газ.
– Что, хуже и хуже? – спросила она.
Губы мне не подчинялись, ладони покалывало, лицо горело.
Рейчел положила руку мне на лоб.
– У вас, часом, не жар? Или вы всегда такой красный, когда начинается приступ?
Я хотел отшутиться, мол, мне себя в этой ситуации со стороны не видно, но возникло такое же ощущение, как в городском бассейне Окриджа, когда мы с ребятами дурачились, пробуя разговаривать под водой: мы вопили что было мочи, пуская пузыри, однако слов друг друга разобрать не могли. Казалось, ладонь Рейчел тает и сливается с моим лбом. И это почему-то было приятно. Я хотел проверить в зеркальце на солнцезащитном козырьке, действительно ли рука Рейчел втаяла в мою голову, но и шевельнуться не мог. Издалека меня окликала какая-то женщина. Прежде чем я успел ответить, большая синяя волна накрыла меня – и утащила вниз, в непроглядную темноту.
* * *
Я сижу на улице в группе мужчин, которые спят, привалившись спинами к стене. Передо мной тлеющие угольки обвалованного костра. Небо светло от мириад звезд. Рядом сидит мужчина в хитоне. Его зовут Петр.
– Зачем тебе это? – тихо говорит он. – Там тебя ждут одни беды и унижения. Даже если люди будут слушать тебя, жрецы и старейшины отвергнут. Да и римляне не станут смотреть безучастно. Я боюсь, что тебя убьют!
Хоть он и не называет место, куда я собрался, я знаю, что речь об Иерусалиме.
– Ступай прочь, – говорю я ему. – Тебе дорого то же, что и собаке: усладить и накормить плоть.
Он в полном смятении хватает мою руку.
– Так просто меня не прогонишь! Мне был сон. Если пойдешь туда – тебя казнят.
– Спасший жизнь свою, потеряет ее, – отвечаю я.
Петр в замешательстве горестно качает головой.
Место действия внезапно изменяется. Я на высокой горе и смотрю на равнину. Рядом со мной сидят трое мужчин.
– Когда войдете в город, – спрашиваю я, – что станете говорить про меня?
– Что ты – помазанник Божий.
– Не говорите так про меня. Говорите из глубины сердец ваших о том, что видели. И не больше того.
– Да, Учитель, – отвечает мужчина по имени Иоанн. У него карие глаза, огромные, как у девушки. Покосившись на Петра, он осторожно спрашивает: – Слышал, ты намерен отправиться в Иерусалим?
– Да.
Иоанн неодобрительно трясет головой.
– Тамошние жрецы не будут знать, как с тобой поступить. Испугаются – и осудят тебя на смерть.
– Чаша сия дана мне. И я должен испить ее до дна.
Мужчины молчат. Глядя вниз, на равнину, я чувствую, как на меня накатывает страх. Познать чудо жизни и радость тела – и затем отказаться от всего этого…
* * *
Я вернулся к реальности, зашарил руками в поисках руля и вцепился в приборную панель. Открыв глаза, я увидел прямо перед собой задние огни тракторного прицепа. Рейчел похлопала меня по колену.
