Я указал на него пальцем и выпалил:
— Не пытайся больше говорить с моей дочерью. Подойдешь к ней еще раз, и я размозжу тебе череп!
Подхватив Келли на руки, я вышел на парковку.
Представляю, что бы сказала по этому поводу Шейла: «Избить человека на церемонии прощания с его усопшей женой… какая чуткость с твоей стороны!»
— О чем он тебя спрашивал? — спросил я у Келли, когда мы отъехали.
— Почему ты ударил папу Эмили? — всхлипывала она. — Что он тебе сделал?
— Я задал тебе вопрос. О чем он с тобой говорил?
— Он хотел знать о телефонном разговоре.
— И что ты ему сказала?
— Что не должна никому об этом рассказывать.
— А он?
— Он хотел, чтобы я вспомнила все, что слышала, а потом пришел ты и ударил его. Теперь меня все будут ненавидеть. Просто не верится, что ты это сделал!
Я сжал руль так, что побелели костяшки пальцев.
— Мы же договаривались: ты должна была оставаться со мной.
Слезы потекли по лицу Келли.
— Ты сам разрешил мне пойти с тетей Эмили.
— Знаю, знаю, но я предупреждал тебя: ты не должна общаться с мистером Слокумом. Разве я не говорил об этом?
— Да, но он вошел в кухню и велел Эмили уйти, а я не знала, что мне делать!
В этот момент я понял, как неразумно себя повел. Келли всего восемь лет! Каких поступков я от нее ожидал? Чтобы она сказала Даррену Слокуму оставить ее в покое и ушла? Я не имел права сердиться на нее. Я мог злиться на него и, разумеется, на себя, так как сам оставил ее без внимания. Но у меня не было причин срываться на Келли.
— Прости. Извини меня. Я не злюсь на тебя. Я не…
— Я тебя ненавижу. Просто ненавижу.
— Келли, я прошу тебя…
— Не надо со мной разговаривать, — проговорила она и отвернулась.
Оставшуюся дорогу домой мы не сказали друг другу ни слова. Когда мы приехали, Келли сразу же убежала в свою комнату и захлопнула дверь.
Я пошел на кухню и поставил на стол бутылку виски и стакан. Налил себе выпить. За двадцать минут я опустошил два стакана, после чего взял телефонную трубку и набрал номер.
Мне ответили после второго звонка.
— Алло? Глен?
У Белинды был определитель номера.
— Да.
— Господи, Глен, что стряслось? Все только и говорят об этом. Ты ударил Даррена? Это действительно так? Зная, что в соседней комнате лежит его мертвая жена? Нет, это просто невозможно…
— Черт возьми, что ты им сказала, Белинда?
— Кому?
— Адвокатам?
— Глен, я не знаю, что ты…
— Ты все представила так, будто во время ваших дружеских обедов Шейла напивалась, как алкоголичка, а потом еще рассказала, как вы вдвоем курили марихуану?
— Глен, пойми, я не хотела…
— О чем ты вообще думала?
— А что я должна была сделать? Солгать? — спросила она. — Меня вызвали в офис адвоката, и я должна была солгать?
— Нет, лгать ты не должна была. Просто кое-что следовало бы оставить при себе. Пойми, Белинда, она хочет получить пятнадцать миллионов! Бонни Уилкинсон подала на меня иск в пятнадцать миллионов долларов!
— Мне очень жаль, Глен. Я сама не знала, что делаю. Джордж заявил… ты же знаешь Джорджа, он всегда поступает по правилам… так вот, он заявил, что, если я не расскажу им правду, меня могут оштрафовать или даже обвинить в сокрытии важных улик. Я была просто сбита с толку. Но я точно не хотела…
— Благодаря тебе они могут выиграть. Я звоню, чтобы сказать тебе спасибо.
— Глен, прошу тебя. Знаю, я все испортила, но ты даже не представляешь, какой стресс я пережила в последнее время. — Ее голос сорвался. — Я приняла ряд глупых решений, все стало рушиться и…
— Белинда, кто-нибудь судится с тобой на пятнадцать миллионов?
— Что? Нет, никто…
— Так благодари за это судьбу. — Я повесил трубку.
Вскоре после этого мне позвонили в дверь. Келли все еще сидела у себя в комнате.
Я открыл и увидел на крыльце мужчину в темно-синем костюме. В руке он держал какое-то удостоверение. На вид ему было под пятьдесят, высокий, с редкими седыми волосами.
— Мистер Гарбер?
— Совершенно верно.
— Артур Твейн, детектив.
«Вот черт», — подумал я. Даррен Слокум решил возбудить дело.
Возможно, у меня сформировались некоторые стереотипы относительно того, как должны выглядеть полицейские детективы, но Твейн явно не попадал под них. Костюм — по крайней мере на мой неопытный взгляд — выглядел дорого, а черные кожаные ботинки были начищены до ослепительного блеска. Его шелковый галстук, вероятно, стоил больше, чем вся одежда, которая оказалась в тот момент на мне, включая мои противоударные часы. Однако, несмотря на явное чувство стиля, у него имелись небольшое брюшко и мешки под глазами. Хорошо упакован, но изрядно потрепан.
— Ладно, — сказал я. — Проходите.
— Извините, что явился без предупреждения.
— Нет, все в порядке. То есть я, очевидно, должен был предвидеть ваш визит.
Он удивленно моргнул:
— Разве?
Келли, вероятно, стало любопытно, кто пришел. Она прервала свое добровольное изгнание, спустилась вниз и заглянула в прихожую.
— Солнышко, это детектив Артур… — Я уже забыл его фамилию.
— Твейн, — напомнил он.
— Здравствуйте, — сказала Келли, нарочито не глядя в мою сторону.
— Как тебя зовут?
— Келли.
— Рад познакомиться, Келли.
— Вы хотите сначала поговорить с Келли, или со мной, или с нами обоими? — поинтересовался я. — Она ведь была там. Или мне вызвать адвоката? — Неожиданно я подумал, что это будет самым разумным поступком.
— Думаю, я поговорю с вами, мистер Гарбер, — осторожно сказал Артур Твейн.
— Хорошо. Солнышко, — обратился я к Келли, — мы позовем тебя, если понадобится. По-прежнему не глядя на меня, Келли ушла к себе.
Я проводил Твейна в гостиную, не зная, как его называть: мистером, офицером или детективом.
— Не хотите присесть… мм… офицер?
— Можете называть меня просто Артуром, — предложил он, усаживаясь. Мне показалось, для полицейского детектива это слишком неформальное обращение.
— Хотите кофе или чего-нибудь еще? — Я оказался настолько наивен, что полагал, будто мое гостеприимство избавит меня от необходимости отвечать за нападение на полицейского.
— Нет, спасибо. Прежде всего я хотел бы высказать соболезнования по поводу кончины миссис Гарбер.
— Ох. — Я был удивлен, так как не ожидал подобной осведомленности от детектива. — Спасибо.
— Когда она умерла?
— Примерно две недели назад.
— Автокатастрофа. — Это звучало не как вопрос. Полагаю, если Рона Ведмор знала об этом, я не должен был удивляться, что и Твейн обо всем проинформирован.
— Да. Полагаю, различные отделы обмениваются информацией?
— Нет. Просто я кое-что проверил.
Его слова показались мне странными, но я не придал этому особого значения.
— Вы здесь из-за сегодняшнего происшествия?
Артур слегка наклонил голову.
— О каком происшествии вы говорите, мистер Гарбер?
— Что, простите? — рассмеялся я. — То есть, если вы действительно ничего не знаете, я вряд ли стану вам рассказывать.
— Боюсь, вы ставите меня в сложное положение, мистер Гарбер.
— Но вы ведь детектив, не так ли?
— Да.
— Из полиции Милфорда?
— Нет, — возразил Артур. — Я из агентства «Степлтон». И я не полицейский детектив, а частный.
— Что такое «Степлтон»? Частное детективное агентство?
— Верно.
— А почему их заинтересовала моя стычка с милфордским копом?
— Мне ничего не известно об этом, — заметил Твейн. — Я здесь из-за вашей жены.
— Из-за Шейлы? И что вы хотите узнать про Шейлу? — Затем меня осенило. — Вы из той юридической фирмы, которая судится со мной, да? Тогда можете проваливать отсюда, сукин вы сын!
— Мистер Гарбер, я не работаю ни на какую юридическую фирму и не представляю никого, кто бы мог возбудить против вас дело.
— Тогда зачем же вы здесь?
— Чтобы расспросить вас по поводу возможной связи вашей жены с криминальным миром. Хочу узнать об ее участии в продаже контрафактных сумок.
— Убирайтесь, — тоном приказа ответил я, направляясь к двери.
— Мистер Гарбер, я прошу вас. — Артур Твейн неохотно поднялся со стула.
— Я говорю, выметайтесь. Никто не имеет права приходить сюда и говорить подобное о Шейле. Я и так выслушал достаточно всякого из-за того, что она, возможно, сделала, но с меня хватит! — Я открыл дверь.
Увидев, что Твейн не двинулся с места, я пригрозил:
— Если вы не уйдете сами, я вышвырну вас отсюда.
Твейн явно нервничал, но по-прежнему стоял неподвижно.
— Мистер Гарбер, если вы считаете, будто вам известно все о деятельности вашей жены незадолго до смерти, если у вас не осталось ни одного вопроса, на который вы так и не получили ответ, то хорошо, я уйду.
