— Ты уверен, что он придет сюда?
Копы уже здесь. Они на подъездной дорожке к моему дому.
Второй голос:
— Так шеф сказал.
Их минимум двое. Медленно преодолеваю последние футы газона, подхожу как можно ближе к деревянному забору, но не касаюсь его. Хрипит рация:
«Подозреваемый был замечен двумя полицейскими на Деймен-стрит, повторяю, Майкл Шипман был замечен. Подозреваемый бежал; возможно, направился домой. Подозреваемый не вооружен, повторяю — не вооружен. Местонахождение пистолета неизвестно».
Взвешиваю отрезок трубы в руке: если они считают, что я не вооружен, это дает мне преимущество. Сколько их там на моей подъездной дорожке? Успею ли я их прикончить, прежде чем вызовут помощь? Прежде чем достанут оружие?
Думаю о Джимми и о личинке в проулке. Смогу ли я вообще напасть на кого-либо?
— Ты представляешь, что он сделал с этим парнем? — спрашивает один из копов. — Выстрелил в упор, прямо в грудь. Просто взял и пальнул — бабах! Без всяких провокаций. Парнишка хотел его успокоить, а тот взял и пальнул ни с того ни с сего, будто для него человека прикончить — что плюнуть.
— Странно это как-то, — говорит второй коп. — Тебе не кажется?
Подхожу ближе, направляясь к краю забора, чтобы посмотреть, что там к чему.
— Странно?
— Ну да, убийство хладнокровное и все такое, но не похоже на другие его нападения.
Снова замираю, прислушиваюсь. Я убил уборщика, да, но полицейский сказал «нападения» — во множественном числе. О чем он говорит?
— Ну и слава богу.
— Да. Но я хочу знать — почему? Почему сначала ты срезаешь десять лиц, а потом вдруг просто пристреливаешь кого-то? И уходишь?
Они думают, я маньяк, но это невозможно, ведь агент Леонард упоминал сотовый телефон. Нет, он сказал, что вроде бы там присутствовал сотовый. Это было только предположение. С силой сжимаю трубу, так что белеют костяшки пальцев. Что делать теперь?
— Ты помнишь того, на складе? — продолжает полицейский. — Он еще висел на крюках?
— Кончай. С чего вдруг ты заговорил об этих делах? И так мороз по коже.
— Поэтому-то я об этом и говорю, — говорит первый. — Мы тут поджидаем не кого-нибудь, а свирепого убийцу. Я вон сколько в тире тренировался, но в жизни ни в кого не стрелял. Я уж не говорю — убивал. А он два десятка укокошил. Что, если он придет сюда? У него все козыри. Ты хочешь закончить жизнь изуродованным и висящим на крюке?
«Убей, — шепчет мне в ухо голос. Потрясенный, я поворачиваюсь, но никого не вижу. — Не медли. Они отвлеклись. Убей их сейчас, иначе они убьют тебя».
Безмолвно кричу: «Тебя нет, ты не существуешь!»
— А знаешь, как он срезает лица? Он пользуется скальпелем и времени не жалеет. Миллиметр за миллиметром снимает кожу и мясо с головы. Он словно ищет что-то. Феликс говорит, что жертвы еще живы, когда он это делает. Живы и в сознании.
«Размозжи им мозги, — требует голос уже громче. Слышат ли его полицейские? — Проломи им черепа трубой — это не труднее, чем разбить яйцо».
Обхожу забор и теперь вижу двоих в темноте, лиц не разобрать.
— Он подсекает сухожилия под кожей, — рассказывает один из них, — и лицо сходит одним кровавым куском.
«Размозжить череп — это так здорово, молотить по нему и молотить, пока ничего не останется. Все твои беды закончатся, и никто тебя не тронет…»
«Нет!» — Я выпрямляюсь, закрываю уши руками и кричу:
— Прекрати говорить!
— Черт возьми! — Полицейские поворачиваются в мою сторону, направляют пистолеты. — Майкл Шипман, бросай оружие!
«Бей их! Ну же!»
«Прекрати говорить!»
— Майкл, бросай оружие! Немедленно!
«Убей их!»
Я бросаю трубу, она громко лязгает о бетонную дорожку.
— Теперь подними руки!
— Подождите, пожалуйста, — говорю я, отступая. Полицейские одновременно делают шаг вперед, их пистолеты по-прежнему направлены на меня. — Дайте мне минуту подумать.
— Подними руки!
Оглядываюсь, пытаюсь заглушить голос, который кричит: «Убей!» Что-то здесь не так. Где все остальные полицейские? Где вертолет и собаки? Почему они не вызывают подкрепление?
Один из полицейских подносит руку к рации, прикрепленной к мундиру:
— Вызывает полицейский Копеки, мы нашли Майкла Шипмана. Повторяю: мы нашли Майкла Шипмана у его дома. Немедленно высылайте поддержку.
— Подними руки! — требует другой полицейский.
«Убей их…» — шепчет голос.
Мотаю головой:
— А где вертолет?
— Летит сюда, — утверждает коп, но я ничего не слышу. — Подними руки!
— Почему вы все время повторяете это?
— Вопросы здесь задаю я! Почему ты убил Джимми?
Поднимаю руки. Неужели полицейские вот такие? Я сталкивался с некоторыми из них, но арестовывают меня в первый раз. Я и представить себе не мог, что это такая… рутина. Они сделали все, только не зачитали мне мои права.
— Вы имеете право не отвечать на вопросы, — произносит полицейский. — Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката…
— Вы ведь ненастоящие? — Потрясенный, я смотрю на копов. Вроде они делают все, что, насколько я знаю, должны делать полицейские, — по рации переговариваются, права сообщают. Даже стоят как полагается. — Вы существуете только в моей голове.
— Вы имеете право на адвоката…
— Ну и что дальше?! — кричу я. — Если вы настоящие полицейские, то что там дальше? Я не знаю, а потому и вы этого не можете знать!
— Если вы не… — Он замолкает, недоуменно поглядывая на своего напарника. — Если вы откажетесь от этого права, то адвокат… будет вам назначен.
— Разве так? — спрашиваю я.
— Да, так. А теперь ложись на землю.
Смотрю на них — на одного, на другого, перевожу взгляд на оружие. Настоящие они или нет? Стоит ли рисковать?
Помню, что руки Люси стали сильными и уверенными, когда я принял эту иллюзию. Когда же она только появилась сегодня вечером, руки казались совсем другими — какими-то нереальными. Можно было провести сквозь них пальцами, как сквозь пустоту. Люси обретала реальные черты лишь с моего позволения.
Опускаю руки. Вот оно!
— Прочь с дороги!
— Подними руки и повернись! — приказывает коп.
— Я сейчас войду в дом, — говорю, а сам нервно сглатываю слюну. — Если вы считаете, что можете меня остановить, — попробуйте.
Делаю шаг вперед.
— Ни с места!
Еще один шаг.
— Майкл, я предупреждаю: мы будем стрелять. Повернись и подними руки.
Смотрю на пистолеты, холодный металл поблескивает в лунном свете, черные стволы напоминают бездушные глаза. Еще шаг.
Они отходят в сторону.
— Майкл, не надо. Тебе это не понравится.
— Прочь, — говорю я, проходя мимо. — С вами покончено.
— Мы сообщим об этом!
Останавливаюсь и нервно смотрю перед собой:
— Кому?
— Сам знаешь кому, — глухо звучат их голоса.
Замираю на секунду, меня пробирает дрожь, потом иду дальше. Их слова лишены всякого смысла — они просто пытаются напугать. Дойдя до задней двери дома, поворачиваюсь, чтобы посмотреть на полицейских, но их нет.
Поднимаюсь по ступенькам, пробую ручку — дверь не заперта. Открываю и вхожу.
В коридоре стоит отец с дробовиком в руках.
— Меня предупредили, что ты можешь появиться. — Он взводит курок. — Я им сказал, что ты, с твоими куриными мозгами, и впрямь способен на такую глупость.
Замираю на пороге и смотрю на отца. Он наводит дробовик, делает это спокойно, почти небрежно, словно тот факт, что ствол всего в нескольких дюймах от моей груди, — вещь самая заурядная.
— Я, вообще-то, думал, что больше никогда тебя не увижу.
Нервно мнусь в дверях.
— Думал или надеялся?
— Твой доктор сказал, что ты чокнутый, что тебе нужно какое-то новое лекарство и оно тебя либо вылечит, либо убьет. И я ему ответил: «Валяйте. Чтобы, так или иначе, его больше не было в моей жизни».
Киваю:
— Я ухожу.
Он чуть крепче сжимает дробовик.
— Хочешь сказать, что пришел сюда попрощаться?
— Мне нужны мои таблетки.
— Тебе нужны… — Он замолкает, смотрит на меня, мотает головой и рычит: — Тебе нужны треклятые таблетки — больше тебя ничто не волнует. — Отец резко поднимает дробовик, направляя его прямо в лицо. — Я уже говорил: мне не нужен бездомный сын-наркоман. Не хочу, чтобы он тут шлялся.
— Это не наркотик. Это лекарство. У меня есть рецепт — от таблеток мне станет лучше.
— Лучше тебе уже не станет! — орет он. — Ты с рождения дурак. Даже до рождения был дурак, я это точно знаю. Я всю жизнь плачу́ за твои лекарства, за твоих докторов — за всё, и никогда от этого не было никакой пользы! Тебе двадцать лет, а ты не задержался ни на одной работе. Живешь здесь со мной. Тебя выперли из школы, теперь выперли из психушки. Назови хоть одну причину, по которой мне не стоит нажать на спусковой крючок и выпереть тебя к чертям собачьим из этого мира.
