Ну и что мы теперь имеем? Да опять ничего. Все участники необыкновенной ночной рыбалки остались с пустыми руками. Анибаль больше никогда не поймает Очень Большую Рыбу. Кассандра утопила любимый фонарь Адольфа. Мне, в доказательство своих подозрений, по-прежнему нечего предъявить полиции. Сейчас Пауль Гутентаг по пиренейским рекам уже, наверное, приближается к Атлантическому океану. Ещё пара дней — и тело детектива навсегда исчезнет в этой огромной гидрологической системе. Если его раньше рыбки не сожрут.
Мои похоронные мысли прерывает голос тётки Шарлотты: «Стичи! Куда ты опять бежишь? Сейчас же вернись к мамочке, адская собака!» Затем следует громкий скрип лестницы, испуганный вскрик, и «Галльский петух» вдруг сотрясает неистовый грохот, сопровождаемый визгливым воем. На лестнице явно разыгрывается какая-то трагедия. Через мгновение грохот и вой затихают внизу. Слышен финальный аккорд трагедии: тяжёлый удар. Здание содрогается в последний раз, и всё смолкает. Я вздыхаю. Ну что это такое, в самом деле? Где же былой покой и безмятежность? Пропал отель!
Шум будит Кассандру. Она просыпается, потягивается всем телом, как кошка, зевает, трёт глаза. Зелёные, тоже как у кошки. Голубые линзы плавают в стакане с раствором. Это ещё что. Моя бабушка на ночь клала в стакан челюсти.
Кассандра спрашивает меня хриплым со сна голоском:
— Что случилось, мой герой? Кто это только что так гнусно визжал?
— Возможно, Стичи или тётка Шарлотта. Или обе. Точно не знаю.
— А что ты знаешь? — лучезарно улыбается мне Кассандра. Её ловкие пальчики начинают опасно перемещаться по моему телу.
— Знаю, что нам пора вставать, — строго говорю я.
— Какой же вы нудный, мсье Вадим, — укоряет меня Кассандра. — Давай пошалим?
Я напрягаю всю свою стальную волю и решительно отталкиваю игривые ручки шалуньи.
— Сейчас не время шалить.
— Это почему?
— Не всё ещё спокойно в мире, моя девочка.
Без особой охоты стаскиваю себя с кровати и выглядываю в коридор. Я прав. Действительно, не всё ещё спокойно в мире. У подножия скрипучей лестницы, как кит, выброшенный на берег, лежит свёрткоподобная тётка Шарлотта. Она охает, стонет и бранится на все корки. Вокруг неё суетится Луиза. Гавкая, прыгает Стичи. Из двери гостиной за хлопотами зубастой супруги следит Франсуа. Он щедро осыпает пострадавшую родственницу упрёками, советами, поучениями и библейскими цитатами.
Я спускаю себя на первый этаж.
— Что здесь произошло, мадам Камбрэ?
— Бедная Шарлотта споткнулась на лестнице и скатилась вниз, — отвечает мне Луиза голосом из туфлей.
— Если нужно, я могу вызвать «Скорую помощь».
— Не беспокойтесь, мсье. Адольф уже позвонил.
— Где же ты ходишь, Кассандра? Стичи опять убежала вниз. Я постучала к тебе, но тебя не было в комнате. Тогда я попыталась сама пойти за этой адской собакой, и вот видишь, что из этого вышло? Валяюсь теперь тут, как куча мусора, — плаксиво упрекает тётка Шарлотта девчушку, которая идёт следом за мной.
— Я была в ванной, — покраснев, оправдывается Кассандра.
Старый псих в инвалидном кресле гневно бурчит в бороду: «Блудница дешевле буханки хлеба, дом её полон привидений, зазвала она глупцов в глубины преисподней!» (Я так понимаю его французский.)
Снаружи задорно пиликает сирена «Скорой помощи». Мол, без паники, граждане! Ваше спасение на подходе! Первым в отель входит пожилой серьёзный врач. Его худое морщинистое лицо сильно попорчено богатым жизненным опытом. За врачом двигаются бойкие молодые помощники, нагруженные медицинским оборудованием. Без лишних слов медики приступают к своим обязанностям, а я возвращаю себя в номер. Все заняты происшествием с тёткой Шарлоттой, и на меня никто не обращает внимания. Поднимаясь, я ладонями ощупываю балясины перил. На лестнице темно, глазами всё равно ничего не разглядеть. На верхней ступеньке я замираю. Так и есть! В двадцати сантиметрах от пола мои пальцы находят на противоположных балясинах едва уловимые бороздки.
В комнате растягиваюсь на диване, заложив руки за голову. Смотрю в потолок. Не ну а чё? На улице льёт дождь, поэтому поход в санктуарий сегодня отменяется. Найденные мной углубления в твёрдом дереве, даже не в дереве, а в краске, покрывающей балясины, есть не что иное, как следы тонкой проволоки. Они доказывают, что тётка Шарлотта сверзилась не случайно. Причём проволока была прикручена в начале лестницы, идущей со второго этажа, то есть она предназначалась не тётке Шарлотте. Старая дева крайне редко покидает свой олимп. Значит? Значит, это ещё одно покушение на меня или Кассандру. Интересно, связана ли новая попытка убийства с тем, что вчера мы обнаружили тело Гутентага? Но как неизвестный злодей мог узнать об этом? Стоп! А как же остальные постояльцы? Мама Буэно, дон Пидро, Пападопулосов? Ведь все они тоже живут на втором этаже. Что-то я опять запутался.
Мой мобильник трясётся и гудит на столе. Это Марина.
— Халло!
— Халло, родной. Как ты там? Не болеешь?
— Нет, я же живучий, как крапива.
Марина хихикает. Потом озабоченно произносит:
— Извини, вчера не смогла тебе позвонить. Лукас упал со скейтборда, разбил коленки в кровь, пришлось везти его к Половинкиной. Провозилась с ним допоздна. Такой сорванец растёт!
— А я скучал, — говорю я, чтобы что-то сказать.
— Не скучай, милый! Я уже совсем скоро приеду за тобой.
А ведь точно! Сегодня среда. В субботу моё пребывание в Лурде закончится. И не будет больше пугающего «Галльского петуха», обезображенных утопленников, таинственного убийцы. Эта паршивая история для меня закончится. Но не закончится противостояние старой скрипучей халупы на отшибе и высоких светлых башен санктуария. Противостояние жестокости и человеколюбия, дьявольского и божественного. Остаётся надеяться на то, что я доживу до субботы.
— О’кей, золотко. Ещё немного я потерплю.
— Вот и славно. Не забывай пить таблетки. Чюсс!
— Чюсс!
Лёгкий стук в дверь не даёт мне сосредоточиться на моих печалях. Открываю. Входит Кассандра. У неё удручённый вид. Она устало присаживается на стул.
— Уф! Я сейчас еле загнала Стичи домой. Тётку Шарлотту увезли в больницу. Бабуля сломала шейку бедра. Теперь мне придётся заботиться о её собаках.
Я недовольно ворчу:
— Ну, ты и добрая душа! Мало нам своих забот.
— А что мне было делать? — защищается Кассандра. — Тётка Шарлотта очень просила. Не хотела ехать в больницу. Я не смогла ей отказать. Она всегда была очень ласкова со мной.
В коридоре раздаются раскаты могучего голоса мамы Буэно. Она жалуется на дождь, из-за которого ей и дону Пидро пришлось вернуться. Значит, испанцев не было в отеле, когда с тёткой Шарлоттой случилось несчастье.
— А где Пападопулосов? — спрашиваю я Кассандру.
— Луиза сказала, что после завтрака он ушёл вместе с мамой Буэно и её мужем в санктуарий.
Так вот почему была установлена проволока! Никого из жильцов не было в «Галльском петухе». Наверху оставались только я и Кассандра. На нас и была рассчитана ловушка, в которую угодила тётка Шарлотта. Я барабаню пальцами по дивану. На моём тайном языке это означает: «Теперь не зевай, чудик! Ходи и гляди себе под ноги».
Обед проходит в уже забытой траурной атмосфере. Говорливых бельгийцев с нами больше нет, а остальных утреннее происшествие не располагает к веселью. Дождь идёт с удвоенной силой, и неяркое солнце где-то прячется, отчаявшись пробиться сквозь густые чёрные тучи. Только благодатная сила аперитива с дижестивом немного подбадривает опечаленное общество.
По средам в «Галльском петухе» на обед готовится рыба с овощами. К счастью, это не Очень Большая Рыба Анибаля, а обычная речная форель. Я не очень хочу рыбу, тем более после ночной рыбалки. Пападопулосов, окутанный скорбью по сбежавшей жене, тоже почти ничего не ест. Дон Пидро в своей тарелке сосредоточенно складывает из рыбьих костей сооружение, похожее на каркас монгольской юрты. На этот раз обслуживанием занимается бесшумная, похожая на зубастую тень Луиза, поэтому красавчику некого раздевать глазами.
Осушив бокал с дижестивом, мама Буэно пытается поднять наше минорное настроение рассказом об утреннем походе в святилище:
— Вы знаете, сеньор Росс, мы сегодня осмотрели подземную базилику святого Пия Десятого. Сокровище, не играй с едой!
— И как впечатление? — вяло интересуюсь я.
— Это трудноописуемо! — во всеуслышание восторгается мама Буэно. — Меня прямо оторопь взяла, не сойти мне с этого места! Представляете, сеньор Росс, под землёй построен храм на двадцать пять тысяч человек! Высота стен — десять метров, хотя для такого колоссального помещения он всё равно кажется низковатым. В центре базилики установлен алтарь с распятием и изображением Неопалимой Купины. Между колонн, поддерживающих потолок, висит тридцать девять изображений святых и мучеников. Сокровище, я не ошиблась, их точно тридцать девять?
