Филипп Клодель - Серые души

Затем пошел к Ипполиту Люси, доктору, чтобы сказать ему, что ребенок не дышит. Он пошел за мной. Вошел в комнату. Ребенок лежал на постели. У него по-прежнему было лицо невинно спящего младенца, умиротворенное и чудовищное.

Доктор его распеленал. Приник ухом ко рту. Послушал сердце, которое больше не билось. Ничего не сказал. Закрыл свою сумку, потом повернулся ко мне. Мы посмотрели друг на друга долгим взглядом. Он понял. Я понял, что он понял, хотя ничего мне не сказал. Он вышел из комнаты и оставил меня наедине с маленьким тельцем.

Я похоронил его рядом с тобой. Остран сказал мне, что новорожденные исчезают под землей, как запах на ветру, даже раньше, чем успеваешь это заметить. Сказал мне это, не думая ни о чем плохом. У него был такой вид, будто он восхищается этим.

Я не написал имя на могиле.

Хуже всего то, что даже сегодня у меня нет никаких угрызений совести; я бы сделал это снова и не будучи в том душевном состоянии, в котором был тогда. Я этим не горжусь. Но и не стыжусь тоже. Сделать это меня заставила не боль. Пустота. Пустота, в которой я остался, но в которой хотел оставаться один. А он был бы несчастным малышом, вынужденным жить и расти рядом со мной, чтобы жизнь стала всего лишь пустотой, наполненной одним-единственным вопросом, большой бездонной и очень черной могилой, по краю которой я бы кружил, вечно говоря с тобой, чтобы все мои слова превратились в стену, за которую можно было бы хоть немного уцепиться.

Вчера я потащился к Воровскому мосту. Помнишь? Сколько же лет нам было? Чуть меньше двадцати? Ты надела платье цвета смородины. У меня был подтянутый живот. Мы стояли на мосту и смотрели на реку. Ты мне говорила, что эта река течет, как наша жизнь, смотри, как далеко, смотри, как она красива здесь, меж глинистых берегов, среди кувшинок и длинноволосых водорослей. Я не осмеливался обнять тебя за талию. У меня сводило внутренности, так сильно, что я с трудом дышал. Твои глаза смотрели вдаль. Мои глаза смотрели на твой затылок. Я чувствовал исходивший от тебя аромат гелиотропа и запах реки, весь из свежести и перемолотых трав. Потом ты вдруг повернулась ко мне, улыбнулась и поцеловала. Это было в первый раз. Под мостом текла вода. Мир был ярок, как в прекрасное воскресенье. Время остановилось.

Вчера я долго простоял на Воровском мосту. Река была прежней. Все те же большие кувшинки, длинноволосые водоросли, глинистые берега. И все тот же запах свежести и перемолотых трав, но уже только он один.

Ко мне подошел какой-то мальчуган. Спросил: «На рыб смотришь?» И добавил немного разочарованно: «Их тут полно, но никогда не видно». Я ничего не ответил. Есть столько всего, чего никогда не видишь. Он облокотился о перила рядом со мной, и мы довольно долго стояли там, слушая музыку лягушек и водоворотов. Он и я. Начало и конец. И я ушел. Мальчуган шел за мной какое-то время, потом исчез.

Сегодня все кончено. Я исчерпал свое время, и пустота меня больше не страшит. Быть может, ты думаешь, что я тоже негодяй, не лучше других. Ты права. Конечно, права. Прости меня за все, что я сделал, а особенно за то, чего не сделал.

Надеюсь, скоро ты сможешь судить меня, глядя мне в лицо. Вдруг Бог существует, а вместе с ним – и все такое прочее, вся эта чушь, которой нам забивали голову в детстве? Если это так, тебе будет трудно меня узнать. Ты покинула молодого человека, а найдешь почти старика, потрепанного и израненного. Я знаю, что ты не изменилась, это свойство мертвых.

Недавно я снял со стены карабин Гашантара. Разобрал его, смазал, почистил, снова собрал. Я знал, что закончу сегодня свою историю. Он сейчас у меня под рукой. Снаружи светло и легко. Сегодня понедельник. Утро. Вот. Мне больше нечего сказать. Я все сказал, во всем исповедался. Пора.

Теперь я могу воссоединиться с тобой.

В просторечии – гильотина. – Здесь и далее примеч. переводчика.

Другое название этого цветка – вьюнок трехцветный.

Название Guerlante на слух воспринимается как «очень медленная» – guère lente (фр.).

Разновидность божоле.

Обмундирование французского пехотинца в 1914 году.

Lys – «лилия» (фр.).

Блез Паскаль. Мысли. Статья XXII. Различные мысли о религии, LVI.