Это не свадебное путешествие.
Очень любопытно. Шейх собрался бросить свое племя. Вероятно, он задумал сбежать с деньгами, вырученными за шкатулку, и начать новую жизнь. Неужели аль-Асим действительно думает, что такое сойдет ему с рук? Никто ничего не подозревает. Пока что.
Макмиллан еще раз обвел лучом фонарика покои, размышляя над тем, какие преимущества даст разглашение замысла Хаджи. Убедившись в том, что искать больше негде, он собрался двигаться дальше.
На мгновение Макмиллан направил луч света на постель Хаджи. При этом он заметил в глубине шатра какое-то движение – там находился еще один потайной вход. Фрэнк решил уходить этим путем. Возможно, именно так Хаджи покидает шатер ночью, чтобы сходить по малой нужде.
Отыскав то место, где полы шатра перехлестывались, Макмиллан опустился на корточки, собираясь выйти. Выпрямившись в прохладном ночном воздухе, он обнаружил, что в темноте кто-то стоит.
Включив фонарик, Макмиллан осветил мертвенно-бледное лицо Хаджи. Судя по всему, грузный шейх молча стоял здесь все то время, пока Фрэнк обыскивал его покои.
***
26 января 2007 года, 20.14
(14 часов 16 минут до окончания аукциона)
Иудейская пустыня, к западу от Мертвого моря
Израиль
Первоочередная задача Джейме заключалась в том, чтобы незаметно выяснить, кто из женщин пойдет на откровенность с ней, аджнейбой, то есть посторонней, к кому можно будет обратиться, если понадобится дополнительная информация.
Йоханна и Алим незаметно удалились вскоре после начала праздничного пира. Поскольку они не являлись Оперативниками, им нужно было оказаться подальше от места действия на тот случай, если начнется что-либо непредвиденное. Пусть и произойдет что-то чрезвычайное, но они будут далеко, подозрение на них не падет, и Садовники смогут продолжать свою деятельность в данном регионе.
Джейме приехала в лагерь невесты в кузове белой «тойоты»-пикапа. Тряская дорога сблизила ее с остальными попутчицами. Сейчас, в разгар праздника, Ричардс старалась петь и веселиться вместе со всеми, но ее все больше и больше мучила боль в спине. Наряд был очень свободным, и все же ткань при каждом движении натирала раны.
Джейме пробралась к женщинам, рядком рассевшимся вдоль стенки шатра. Они считали себя слишком старыми для танцев или же имели какие-то иные причины оставаться на месте. Смущенно улыбнувшись, Джейме подсела к женщинам из лагеря Хаджи. Она прикоснулась ладонью ко лбу, показывая, что чувствует себя неважно – у нее болит голова.
Женщины кивнули. Сидя рядом с ними, Джейме быстро осознала, что именно эти женщины, наблюдая за происходящим со стороны, получали более полную картину по сравнению с теми, кто кружился в пляске посреди шатра. Когда она подсаживалась к ним, женщины ненадолго умолкли, но через пару минут одна из них заговорила про калым, и вскоре уже все снова оживленно болтали.
Джейме гадала, кто эти женщины – возможно, одна из них была матерью Хаджи? Прабабушкой невесты? Она старалась запечатлеть в памяти их лица, думая о том, что сейчас отдала бы полцарства, лишь бы облегчить боль. Яни действительно был здесь, выполнял задание, но находился в обществе мужчин. С таким же успехом он мог пребывать в тысяче миль отсюда.
Джейме понимала, что пошла на большой риск, отправившись сюда до получения медицинской помощи. Она не представляла себе, как выдержит обратную дорогу до лагеря невесты в кузове трясущегося на ухабах пикапа.
Ричардс не знала, как доживет до утра.
***
26 января 2007 года, 20.22
(14 часов 8 минут до окончания аукциона)
Иудейская пустыня, к западу от Мертвого моря
Израиль
– Хаджи аль-Асим, боюсь, я не был с вами до конца откровенен.
Фрэнк Макмиллан понимал, как важно держать под контролем разговор и всю ситуацию. Шейх застал его роющимся в личных покоях – очень серьезное оскорбление. Макмиллан должен был говорить быстро и убедительно. Одно слово Хаджи – и ему придется иметь дело с врагами, многократно превосходящими его числом. Тут уж не поможет никакой пистолет.
– Я радушно принял тебя в своем шатре, а ты теперь говоришь, что обокрал и обманул меня? – Лицо предводителя бедуинов потемнело.
– Нет, клянусь мужской честью, я ничего не украл. Прошу меня простить. Я выдал себя не за того, кем являюсь на самом деле, желая встретиться с вами. У меня не было дурных мыслей. Я не ювелир. Я являюсь сотрудником американского Центрального разведывательного управления. – Макмиллан предъявил опешившему бедуину свое удостоверение. – Я хочу купить шкатулку.
Опомнившись, Хаджи пришел в ярость и заявил:
– Так пользуйся теми же средствами, что и остальные участники торгов! У тебя нет права обманом нарушать неприкосновенность моего жилища!
Поскольку аль-Асим не стал немедленно звать на помощь, Макмиллан рассудил, что дело нечисто и у Хаджи нет желания объясняться перед своими родственниками, не говоря про все племя.
– Я предпочитаю прямые переговоры с глазу на глаз, – сказал Макмиллан. – Я могу предложить вам больше денег, чем самый щедрый покупатель в Интернете. А также еще кое-что, чего вам не даст больше никто. Возможность скрыться.
Ответ Хаджи был тщательно рассчитан и сформулирован:
– Мне не нужно скрываться. Я продаю шкатулку для блага племени.
– Нам обоим известно, что это неправда. Вы собираетесь скрыться, взять с собой молодую жену, прихватить деньги и больше не возвращаться.
– Да как ты смеешь!..
– Можете не беспокоиться, я никому ничего не скажу. Мне наплевать на то, как вы поступите со всеми этими людьми. Более того, я вам помогу, но в обмен на шкатулку. Я обеспечу вас документами, и вы сможете начать новую жизнь. Вас никогда не найдут ни люди вашего племени, ни дельцы черного рынка. Вы хорошо все обдумали? Да, у вас есть билеты на самолет, но паспорта? Визы? Неужели вы полагаете, что сможете заявиться в Соединенные Штаты просто так, без документов? Да еще с несовершеннолетней особой? Здесь я опять же смогу помочь вам так, как это не сделает никто другой.
Макмиллан снова увидел в глазах шейха тоску, ту же самую, с какой тот смотрел на прекрасное ожерелье с танзанитом. Но это выражение опять же исчезло, словно захлопнулась дверь.
«Что его сдерживает? Он должен был ухватиться за такое предложение обеими руками. Если только…»
– Этот интернет-аукцион, – дрогнувшим голосом произнес шейх. – Боюсь, если я не выполню его условия, то меня убьют.
Макмиллан презрительно фыркнул и спросил:
– А разве ваш клан не будет охотиться за вами? Так обезопасьте же себя от врагов, живите как царь с молодой женой. Вы не верите, что я смогу выполнить свои обещания? Вот. В качестве свидетельства добрых намерений и моих возможностей позвольте преподнести вам в дар то редчайшее ожерелье, которое я уже показывал.
Он протянул Хаджи футляр. Раскрыв его, аль-Асим с ужасом увидел, что в нем действительно находится дорогое ожерелье.
– Вам достаточно только продать мне шкатулку. Разумеется, я должен буду убедиться в том, что она подлинная.
На лице Хаджи снова проступило выражение мрачного беспокойства, затем колебание, смешанное с тоской.
«Почему его так встревожило то, что я хочу посмотреть шкатулку? Если только… шкатулки у него нет!»
Наконец все встало на свои места. Макмиллан понял причину страха и беспокойства, которые безуспешно пытался скрыть этот человек. Шкатулки у него больше нет, и он отчаянно пытается ее вернуть, чтобы осуществить все свои мечты.
Что ж, определенно это очень неприятный оборот событий, однако игра продолжается. Приз по-прежнему находится где-то рядом, а этот человек все еще является ключом к победе.
Положив руку на плечо шейху, Макмиллан доверительно произнес тихим голосом:
– Я не стану требовать от вас ответа прямо сейчас, но обещайте подумать над моим предложением, хорошо?
Хаджи молча кивнул, оглушенный всем услышанным.
Фрэнк Макмиллан направился в лагерь, убежденный в том, что аль-Асим не догадывается о маячке, закрепленном на воротнике его халата.
***
26 января 2007 года, 20.22
(14 часов 8 минут до окончания аукциона)
Иудейская пустыня, к западу от Мертвого моря
Израиль
Ясмин безучастно наблюдала за бурлящим вокруг праздником. Неужели в центре всего этого находится она? Неужели завтра ей предстоит навсегда покинуть шатер матери?
Девушка понимала, что, учитывая обстоятельства ее жизни, все это вряд ли кончится чем-либо хорошим. Она сама подтолкнула события, просто потому, что больше не могла продолжать жить так дальше. Уж лучше смерть.
Вероятно, так оно и будет.
Возможно, завтра она умрет.
Ясмин обещала матери, что будет радоваться – или хотя бы притворяться – в ночь хны. Однако ее не покидала тревога. В любом случае она оставляет мать и брата с Извергом. Хорошо, что мать наконец подала голос. Быть может, она не побоится выполнить угрозу.
