Теперь Валентин понял, что и остальные четыре заметки, на которые он сперва не обратил внимания, добросовестные Лена и Зинаида отобрали не зря. Некий молодой москвич подозревался в убийстве жены и дочки, а также в том, что зарубил топором собутыльников. Последний инцидент имел место во дворике магазина, в котором работала погибшая женщина.
Водка была уже более чем наполовину выпита, а разговора не получалось. Собеседник из Валентина Валентиновича выходил самый что ни на есть никудышный, на вопросы (спрашивал только Козлов) он отвечал невпопад, поглощенный мощным мыслительным процессом.
— Сколько билет может стоить? — задал, наконец, майор первый и, надо сказать, довольно общий вопрос.
— Куда? — резонно осведомился Процент.
— На Чукотку… В Магадан, то есть в Анадырь.
— Телефон имеется, — пожал плечами Роман. — Позвони… А какого хрена тебе на Чукотке надо?
— Ты что, не понял?! — воскликнул майор, тыча пальцем в анадырскую газету. — Это же она!
— Кто она?!
— Инга! — вскричал Богданов. — Подруга Сашкина, ее в Киеве следователи Волчицей прозвали, она мужиков загрызла, которых в убийстве ее мужа подозревали… Я же тебе рассказывал про ликантропию, черт, ты, блин, тупой! Ты же все читал, и про берсерков, и про… Издеваешься надо мной?!
Роман даже отпрянул, теснимый яростно брызгавшим слюной товарищем.
— Уймись, старичок, — предложил Процент, отодвинувшись на безопасное расстояние. — Ну и что ты будешь делать на Чукотке?
— Да пойми ты, Ромка, — Богданов приложил руки к сердцу. — Он где-то рядом, они столько времени вместе шли… Если его… его тела не обнаружили, значит, он там, может, его ранили, я должен, должен его найти!
Козлов покачал головой. Что тут говорить? Историю, приключившуюся с Климовым, Валентин Роману изложил. Можно было бы сказать: «Ну, допустим, весь этот бред — правда и Сашка, под влиянием определенных обстоятельств, сделался ликантропом или даже оборотнем. Допустим, он где-то прячется, хотя скорее всего замерз, к чертовой матери, в тундре, там и летом нагишом не набегаешься, а уж зимой-то и подавно. Ну, да что с того?» Вместо этого Процент спросил:
— Хорошо, ты его найдешь, может, и правда какие-нибудь оленеводы его подобрали, и что ты будешь делать?
— Я помочь ему хочу, Ромка, понимаешь, помочь! — Богданов сделал короткую паузу и, посмотрев в глаза собеседнику, продолжал: — Теперь, когда он один… Инга эта — она чокнутая с детства… Мать у нее в психушке. Я сам лично к ней приезжал во Львов. Такую чушь несет, что дочка — демоново отродье, что сама она, то есть мамаша, от дьявола рождена, и так далее…
Козлов, замотав головой, мол, ад кромешный вокруг и без поллитры никак, налил еще, а майор, опять не закусывая проглотив водку, продолжал:
— Это она Сашку с панталыку сбила. Теперь ее нет…
— А что, камень тот существует? — спросил Козлов.
— Какой еще камень? — не понял Богданов. — А-а… ты про это. Конечно, существует. Он где-то на Чукотке.
— Почему? — не без оснований удивился Роман. — Мне лично показалось, что он, если, конечно, это не плод фантазий твоего Мотавила… Хорошо, хорошо, Монтевила, какая разница?.. Большая, большая, я не спорю! — Процент поднял обе ладони, загораживаясь от ставшего не на шутку серьезным товарища. — Все равно, штуковина эта, скорее всего, в частной коллекции какого-нибудь штатника.
Валентин сузил глаза и внимательно, словно стараясь прочитать мысли собеседника, посмотрел ему в глаза. Потом достал самую тонкую папочку и, точно козырного туза, бросил на стол:
— Открой.
Козлов почел за благо послушаться. Однако выстрела, на который рассчитывал майор, не получилось.
Роман пролистал немногочисленные документы и с удивлением поднял глаза на друга:
— Мы по-ангельски не розумием, как мой Мишаня говорит. Переведи, будь ласка.
— Изволь. — Валентин ткнул пальцем в заголовок: — «Vagabond kills seven with axe», — и перевел товарищу: — «Бродяга топором убивает семерых», репортаж опубликован в конце ноября тысяча восемьсот восемьдесят третьего года в «Портлендских новостях». Дальше «Bloodaxe rages on», это уже Сиэтл, год тот же, месяц декабрь, — «Кровавый Топор свирепствует». Очень схожее название в газете Клэмит-Фолза — городка южнее Портленда. Статья вышла в начале ноября, трупов всего два, но герой публикации тот же — Бладэкс, что в переводе, как ты догадался, и значит…
— Кровавый Топор?
— Именно. Автор «Валгаллы» пролил крови больше, чем все его герои, вместе взятые, — пояснил Богданов. — Дальше он появлялся в Канаде. На Аляске след Бладэкса теряется. Последняя статья, где он упоминается, носит название «Тонкие уста топора». Писал ее человек, знакомый со скальдической поэзией…
— Стой-стой-стой, — запротестовал Процент. — Не надо так с людьми. Что еще за поэзия… скальпическая, ты сказал?
— Скаль-ди-чес-ка-я, — сквозь зубы проговорил майор и посмотрел на товарища так, что тому расхотелось задавать вопросы. А Валентин продолжал: — Я заинтересовался им, навел справки. Образованный человек, закончил Торонтский университет, а работал простым журналистом, увлекся темой Бладэкса и написал несколько работ. Вот смотри.
С этими словами Валентин вытащил три стопки листов, скрепленных канцелярскими скрепками. Он положил материалы так, чтобы были видны все три заголовка.
— Роберт Джей Флакк, «The Demon of the Emerald Beyond» — «Демон из изумрудного мира», — дав перевод названия наиболее крупной работы Флакка, Валентин пояснил: — Имеется в виду некий запредельный, потусторонний мир…
— Ад, что ли?..
— Б-блин!
— Ну чего психовать-то? — оправдывался Роман. — Я немецкий учил, чего ж мне теперь?
— Ладно, — смягчился Валентин. — Дальше смотри, тут пояснение нужно, «Hôldr of Doom» — это как бы воин судьбы, герой, но по-английски некий намек на руку судьбы: «хэнд ов дум» и «хёльд ов дум» — как бы созвучно…
— Ну…
— Но главное — это последняя работа — «In looking for Ingard», по-норвежски «innangardr». Викинги делили мир на иннангор — свой двор, свою землю — и утангор — все, что вокруг… Понимаешь?! — закончил майор с таким видом, точно только что затащил на вершину горы огромный камень.
Козлов неопределенно пожал плечами и налил водки.
— Чего тут непонятного? — Богданов чокнулся с товарищем, выпил и продолжал: — Монтевил устал от крови, он не хотел никого убивать на пути к иннанго-ру. Пострадавшие сами виноваты.
— Я не прокурор, — развел руками Процент. — И все-таки, камень-то тут при чем?
— Как при чем?! Ты что? Ни хрена не понял?
— Да… нет…
— Наличие у Бладэкса громадного изумруда подтверждают многие свидетели. Когда Кровавый Топор исчез, с ним вместе пропал и камень. Я знаю, что ты хочешь сказать: владелец изумруда мог остаться на Аляске, мог погибнуть там… — Валентин решительно покачал головой. — Нет. Флакк лично ездил туда, он провел целое расследование, что дало ему основание утверждать — Монтевил навсегда покинул территорию Североамериканского континента и нашел убежище у нас на Чукотке, вот что!
— А Сашка-то тут при чем? — не сдавался Процент.
Валентин ответил не сразу. Немного помявшись, он неохотно проговорил:
— Возможно, он тоже пытался обрести сбой иннангор, раз уж ему не случилось угодить в Валгаллу. А может быть… это, конечно, мое предположение… может быть, у него есть некое задание, выполнив которое он получит пропуск в чертог Одина.
— От кого?
— Чего — от кого?..
— От кого задание?
— Это так, версия в порядке бреда. Случается, что оправдываются самые невероятные предположения, мотивы, определяющие те или иные поступки людей, подчас лежат едва ли не в области фантастики. — Валентин сделал паузу, но, не дождавшись от собеседника очередного вопроса, закончил: — У Климова с Монтевилом общие предки. Наследники Сигвальда и другого сына Эйрика, Беовульфа или Харальда Волчонка — до тринадцати лет он рос в Англии, — смешали свою кровь в двенадцатом веке. Сашка, он… если можно так выразиться, главнее, что ли, — прямой наследник Одина по мужской линии, а Джеффри Монтевил — второстепенный, зато потомкам Сигвальда всегда покровительствовал Локи. В системе ценностей христиан он бы занял место демона, впрочем, и Один тоже… Ладно, хрен с ними со всеми.
Богданов махнул рукой и отрешенным взглядом уставился на хозяина квартиры. Тот, опасливо косясь на друга, проговорил:
— Вальк, а в комитете чего, все такие… умные?.. Не, я без хохмы, серьезно. Ты вроде наркоманов ловил, когда ж так по-английски-то насобачился?
Богданов потупился, но причиной тому была вовсе не ложная скромность, вызванная завышенной оценкой собственных достоинств, а нечто иное.
— Ну, я… — вяло начал он. — Диссидентами одно время занимался, с ними не просто.
