– Это как посмотреть! – Евгений Евгеньевич поставил на дощатый пол кружку. – Да, фактически о смертниках, но вы великолепно смогли показать, что никто не заставлял их выбирать эту профессию. И не раз упоминаете, насколько почетной считался в те времена физический труд и сколько было предложений о работе.
– Идея о превалировании физического труда сейчас считается вредной! – махнул я рукой. – И в идеологии, и в искусстве!
– Вот поэтому именно через произведения культуры мы хотим начать возрождения нашей страны, – неожиданно заговорил Иван Степанович. У него был негромкий голос приятного мягкого тембра. Без возрождения слоя квалифицированных рабочих мы так и останемся страной, поставляющей всему миру лучших на планете проституток.
– Нужно возрождать культуру, – это уже Петр Игнатьевич. – Через воспитание людей их только и можно изменить. Но делать это нужно не напрямую, а методами постепенного косвенного воздействия…
– Через книги, песни… – поддержал его «Челленджер», вставая. – Вы слышали вокально-инструментальную группу «Белый день»?
Я знал и любил эту фольклорную группу.
– Конечно, – сказал я.
– Вот такие коллективы мы будем поддерживать. В шансоне, от которого многие воротят носы, есть очень подходящие ребята. Игорь Слуцкий, например, Вячеслав Медяник, Стас Михайлов, наконец – Драгилев, Цыганова – да мало ли! Их ведь десятки! Вам нравится Сережа Есенин?
– Да, очень, – признался я. – Я его считаю символом русской поэзии.
– А вы слышали в исполнении Станислава Михайлова положенные на музыку стихи Сережи?
– Да как-то не приходилось…
– Я передам вам аудиокассету через Евгения Евгеньевича. Послушайте, это здорово! И если именно таким исполнителям мы будем помогать, будем продвигать их, мы тем самым будем способствовать развитию именно русской культуры!
– То есть вы хотите оказывать таким исполнителям серьезную поддержку? – спросил его я
– Мы уже оказываем, – сказал Андрей Андреевич. – Пойдемте-ка к столу!
– Мы пьем только водочку, но – хорошую! – сказал Андрей Андреевич. – Купили заброшенный ликеро-водочный заводик у вас на Алтае, и делаем прекрасную водку, в основном – для себя. Ну, и ресторанам поставляем!
– Но если вы предпочитаете пить заморскую дрянь – виски, или джин – мы для вас привезли несколько бутылок, – разливая по стопкам водку, добавил Петр Игнатьевич.
– Все нормально, – сказал я. – Мы с Пашей тоже предпочитаем водку.
– Ну, давайте! За наш успех, и чтобы все у нас получилось! – произнес первый тост Андрей Андреевич.
Мы выпили по одной, потом по второй, третьей… Нам подали исходящую паром и умопомрачительными ароматами запеченную в глине дичь, и некоторое время за столом слышались лишь мычание и, прошу прощение, чавканье.
Постепенно разговор возобновился, и, конечно, вновь о возрождении культуры.
– Но ведь делая то, что вы задумали, вы подрываете собственный фундамент! – горячился я. – Я имею в виду рыночное общество российского типа. Оно ведь появилось не в результате постепенного эволюционного развития нашей части планеты, а фактически – искусственно привнесено к нам извне, и поэтому мало совместимо с явлениями, которые вы хотите возродить и постепенно сделать превалирующими в жизни общества!
– А мы – попробуем! Ну, не хочется нам покупать футбольные и хоккейные клубы не нашей страны! – отвечал мне Петр Игнатьевич. – Нам не хватает исконной духовности, всегда свойственной русскому человеку, стремления не деньги лопатой грести, а жить в единении с миром! Ведь русский человек – он особенный!
– Тогда и я хочу поучаствовать! – я уже был слегка выпивши и начал горячиться. – Евгений Евгеньевич! В договоре со мной возьмите низшую планку гонораров и всех других форм оплаты.
– Вить, ты чего… – толкал меня в бок сидящий рядом Павел. – Мы же хотели…
Обернувшись к нему, я тихо сказал:
– Мы и наши проблемы – из прошлого, Паша… А они вот – это наше будущее.
– Вы простите меня за грубость, – услышав меня, сказал негромко Андрей Андреевич, – есть, кажется, у англичан, пословица: «Каждый сам хоронит своих мертвецов».
Мы знаем, что вы хотите создать фонд помощи ветеранам химических предприятий Минсредмаша. Так вот, то, что вы умираете – это вовсе не только ваша проблема. Эта общая беда. И мы внесем свой вклад в ваш фонд, можете не сомневаться.
Но я сейчас хотел сказать о другом. Вы пишете о современных людях и их проблемах. А вот о нас, – он обвел рукой, имея в виду, кроме себя, также и Петра Игнатьевича и Андрея Андреевича. – О нас вы можете написать роман? Мы ведь – тоже современные люди-производственники?
Я энергично замотал головой.
– Я пишу о том, что знаю, – сказал ему я. – А о буднях, особенностях вашей работы и быта я представления не имею. Так что увольте!
– Ну, так уж и не знаете! – это подал голос Петр Игнатьевич. – Вы столько лет жили, можно сказать – в семье Кудрявцева…
Он говорил мягко, доброжелательно, А я замер. Они смотрели на меня и молчали. И я вдруг понял, что они знают обо мне все. Все подробности московского периода моей жизни, не удивлюсь – если и постельные тоже. Один лишь Евгений Евгеньевич, ничего не понимая, переводил взгляд с одного на другого.
Потом я встал. Я постарался взять себя в руки. Я опять забылся, расслабился и подставился – сказать ведь, что эта тема была для меня и щекотливая, и весьма неприятная – значит, не сказать ничего…
Но, попадая в такую компанию я обязан был помнить о своем прошлом, И быть готовым ко всему.
Это ведь особый мир – мир российских олигархов. Здесь не приемлют сантиментов, здесь призирают слабых…
Ах ты черт, ведь знал я, что не бывает добреньких олигархов.
– Что ж, – медленно и тщательно подбирая каждое слово, начал я. – В том, что вы организовали мою проверку, нет ничего неожиданного. Вот только кое-что не вяжется у вас…
Я цедил слова, я их не боялся – мне вдруг вот так вот сразу стало как-то неприятно находиться сейчас в этой компании.
– Вот вы только что говорили о духовности русского народа… И забыли, что народу нашему всегда была свойственна особая деликатность… А вы сначала не постеснялись напомнить, что мы – мертвецы! А сейчас вообще затронули тему, настолько глубокую и болезненную для меня, что я даже не знаю, что вам и ответить… На ваш вопрос о Кудрявцеве…
– А ничего и не надо отвечать! – как обычно, неожиданно вмешался в разговор Иван Степанович. – Я прошу извинения, за своих товарищей – огрубели они в тайге. И, кажется, охамели! – Голос его окреп, лицо как-то затвердело – куда девалась его мягкая улыбка! – Вот вам и первая особенность их работы и быта! Для романа о них!
Хотя мне почему-то кажется, что у вас пропала охота писать о таких, как мы. Если она вообще была.
Так что давайте-ка собираться! Евгений Евгеньевич, – обратился он к издателю. – Договор заключите с Виктором Петровичем на самых выгодных дня писателей условиях.
А вы, Виктор Петрович, – он повернулся ко мне, – отнеситесь к этому по-деловому. Пусть мы поступили по-свински, но дело есть дело – вы работаете и должны получать за это деньги!
Так что давайте-ка без фанаберии и лишних обид! Все, полетели!
И они улетели на своем вертолете, а за нами через десяток минут прилетел тот же, которым мы были доставлены сюда.
Все дорогу до Новосибирска мы молчали. Евгений Евгеньевич время от времени вздыхал и виновато поглядывал в нашу с Пашей сторону, Паша помалкивал, так как нутром понимал, что меня обидели, но сути-то он и не мог понять, так как многого просто не знал. Я ему о своей московской жизни рассказывал, конечно, подробно, но все равно некоторые детали опускал.
Например, об особенности своих взаимоотношений с Кудрявцевым. Или – о своей интимной жизни.
В Новосибирске я подписал договор о постоянном сотрудничестве с Новосибирским издательством, принадлежащим ТСП «ЗапСиб». Отныне я мог не беспокоиться ни о чем – ни об издании, ни о реализации своих работ – мое дело было только писать.
Причем у меня была согласно договора неслыханная привилегия – я сам решал, что, сколько писать и когда предоставлять работу в издательство, которое, со своей стороны, обязывалось меня издавать первоочередно.
Когда позднее я ехал в автобусе из Новосибирска в Барнаул, я думал, что до обсуждения моих творческих планов дело так и не дошло.
Наверное, они хотели сделать это после разговора о романе «о них», который так неуклюже попытались предложить мне написать.
Продолжение вы уже знаете. Так что ни им, ни мне было не до обсуждения творческих планов.
И еще я думал о том, что пусть уж лучше возрождают Россию такие вот, как они, чем Кудрявцевы. А получится у них, или нет… Черт его знает!
