Хотелось действовать – а умирать не хотелось. Инстинкты рвались вперед, кричали, что они все знают. Требовали вывернуть руль или хотя бы дернуть за «ручник», что угодно сделать, лишь бы не стало слишком поздно! Движение теперь казалось врагом, уходящая в пустоту педаль тормоза – палачом. Тихий голос из глубины подсознания шептал Полине, что если она немедленно не остановит автомобиль, то подставит голову под гильотину, и только она будет виновата…
Но инстинкты не всегда правы. Даже из добрых побуждений – не всегда, и ужас подсказывает отвратительные планы. Полина напомнила себе об этом в момент, когда рука уже сомкнулась вокруг стояночного тормоза. Пальцы будто судорогой свело, она держалась за пластиковую ручку, как утопающий хватается за соломинку, и ей потребовалась вся сила воли, чтобы остановить себя, не нажимать на кнопку, не тянуть тормоз вверх.
Это тоже вариант. Но не здесь и не сейчас. Не на такой скорости, не у самого обрыва…
Полина глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь успокоить сердце. От ускорившегося пульса темнело в глазах, становилось трудно дышать, это грозило ее погубить. Плакать и кричать можно потом, сейчас нужно собраться, иначе вместе с погибшими в отеле в родную страну отправят и ее – в ящике. Все закончится так глупо, она никогда больше не увидит ни Марата, ни друзей, ни родных…
Нет, на этом сосредотачиваться нельзя. Такие мысли подпитывают страх. Полина заставила себя успокоиться и думать обо всем, что она знала. Знакомый когда-то рассказывал ей, что тормоза порой ломаются неожиданно, но несерьезно. Если несколько раз плавно нажать на тормоз, будто накачивая мяч ножным насосом, все еще может восстановиться само. Вдруг?..
Нет, не вышло. Педаль тормоза продолжала проваливаться, страх усиливался. Полина сжала руль так, что побелели пальцы. Она постаралась направить все напряжение в руки, чтобы отвлечься от него, и размышлять дальше. «Ручник» все еще трогать опасно, нужно сбивать скорость… Машина оказалась на почти плоском, лишь слегка поднимающемся вверх участке дороги. Это хорошо. Это и скорость снизит, и не даст автомобилю резко покатиться обратно задним ходом. Понятно, что страх требует остановиться немедленно, но – нельзя, нужно терпеть.
Поэтому Полина сбавляла скорость постепенно, так медленно, что это казалось пыткой, однако сдаваться девушка не собиралась. Она пользовалась тем, что на дороге больше никого не было, перестраивалась с полосы на полосу, наплевав на двойную сплошную, и этими маневрами помогала автомобилю. Спидометр вознаграждал ее и за выдержку, и за усилия, стрелка снисходительно двигалась вниз, и можно было переключать передачи. С пятой на четвертую, с четвертой на третью… Полину трясло от напряжения, платье промокло насквозь и липло к телу. С третьей на вторую, почти все…
Но тут удача ее наконец покинула. Ровная часть дороги кончилась – начинался резкий спуск к поселку. Да, по хорошему асфальту, по прямой, но все это не очень-то помогало, если у машины не работали тормоза. На таком участке она бы не разогналась слишком сильно – и все равно существовала опасность двойной трагедии. Потому что там уже начинались дворы, там бегали животные и в любой момент могли появиться дети.
Теперь Полине не помогла бы выдержка, решение следовало принять за секунду. Пока скорость еще невысока, а машина не достигла спуска, на котором ее будет не остановить. Если кто и пострадает, то хотя бы одна Полина! Надо же, а ведь недавно она восхищалась Маратом за то, что он сумел поставить других выше себя, верила, что не сможет ничего подобного, но получилось вот как.
Показать предел твоих возможностей способна только крайняя необходимость. Жизнь или смерть, а не желание или отсутствие такового.
Мысли промелькнули быстро, не за секунду даже, а за долю секунды. Потом Полина все-таки сделала это: дернула вверх стояночный тормоз и вывернула руль, направляя машину к поросшим кустарником скалам…
* * *
Марат без малейших угрызений совести признавал, что Катрин с ним тяжело. Она уже наверняка десять раз пожалела, что не пригласила в проект кого-нибудь менее знаменитого, но более сговорчивого. Откуда она могла знать, что он доставит столько проблем? Он и сам тогда не знал!
Впрочем, проблемы эти были не так велики, как пыталась изобразить Катрин, ей просто лень было лишний раз напрягаться. Но и Марат умел настаивать на своем, а потому ей пришлось задействовать какие-то немыслимые связи и выяснять, чем закончилось вскрытие Федора Михайловича.
А вскрытие оказалось любопытным. Настолько, что, сообщая Майорову результат, Катрин даже спросила:
– Что у вас там происходит вообще? Дурдом какой-то!
– Так что было у него в крови?
– Бругмансия. Это растение такое, типа дурмана… Я предполагала, что эпизод в «Пайн Дрим» станет только частью фильма, а теперь думаю, что про это отдельный фильм делать надо!
– Да забудь ты про фильм…
– Я тебе дам – «забудь про фильм»! – взвилась Катрин.
– Хорошо, не забывай про фильм, но обсудим его позже. А пока расскажи мне, как в кровь деда попала эта брунгильда – как там ее?
– Бругмансия. Мне почем знать? Тебе это зачем-то понадобилось – ты и разбирайся!
Официальную версию произошедшего Марат узнал позже, от Зотова и Ясина Саглама. Они устроили совещание со спасателями, на которое проскользнула и съемочная группа. Там они утверждали, что Федор Михайлович стал жертвой несчастного случая. Бругмансия была декоративным растением, старик не знал, что она ядовита. Наркотический эффект сказался быстро, Федор Михайлович перестал понимать, где он находится и куда идет, так и упал со скалы в море.
Марат сразу же поставил эту версию под сомнение, указав, что пожилой мужчина, находившийся в отчаянии, вряд ли пошел бы жевать первый попавшийся цветущий куст, даже очень красивый. Зотов с едва скрываемым раздражением напомнил, что всех подробностей они никогда уже не узнают. На том и разошлись.
Принимать высказанную версию Марат не собирался. Хотелось поговорить об этом – а поговорить было не с кем. Полина внезапно исчезла из его жизни, сначала условно, а потом и буквально. Их последняя встреча прошла как-то неловко, теперь же Полины нигде не было.
Он решил не навязываться. Все это оставило неприятное чувство, от которого Марат попросту отстранился. Он уже знал о том, что случилось с «Сонаем», и понимал, что это прибавило работы Полине. Ей сейчас предстояло отнять надежду у многих семей, ей не позавидуешь. На этом фоне она имела все основания замыкаться в себе и сторониться его. Других причин попросту не было – они не ссорились, напротив, между ними все шло на удивление хорошо.
Поэтому Марат оставил за Полиной право на уединение и решил побеседовать с другим человеком. Из-за съемок он попал на обед позже обычного, минут за двадцать до закрытия ресторана. В такое время выбор блюд куда скуднее, зато повара заканчивали работу, освобождались. Это было для Марата куда важнее, чем двадцать видов салата на столе.
Точнее, интересовал его лишь один из поваров – русский, высокий голубоглазый блондин, его сложно было не заметить. Наладить с ним контакт оказалось легко: повар смотрел многие фильмы с участием Марата и гордился тем, что звезда такого уровня обращается к нему на «ты» и знает его имя.
– Степа, брат, свободен? – поинтересовался Марат, подходя к столу с мясными блюдами.
– Сейчас буду. Индейку берите, соус – космос просто!
– Всегда мечтал поглотить космос. Подходи, разговор есть.
Повар не заставил себя долго ждать. Парень он был простой, ни в чем не выискивающий тайные смыслы. Марат прекрасно знал: он потом не станет обдумывать, почему это вдруг артист задает такие вопросы. В мире Степана логичным казалось все – раз спросили, значит, надо.
Поэтому, как только повар присел за его столик, Марат поинтересовался:
– Ты знаешь, что такое бругмансия?
– Знаю, конечно! Поварам положено все ядовитые растения знать, какие на территории есть.
