Алексей Сейл - Живодер

— Классно… и погода там, наверно, хорошая.

— Да, и погода там хорошая. Не знаю, но я по-чему-то всегда ощущал, что поселенцы сами спровоцировали восстание May May — по крайней мере, нигде в Африке такого не было — они поплатились за собственное вырождение…

— А что такого? Они просто наслаждались жизнью.

— Возможно. Теперь об этом уже мало кто помнит… но вообще, странная история, если задуматься. May May началось как кровавый мятеж, а закончилось шляпой.

— Шляпой? Какой шляпой?

— Да так, извини… Ты бы только видел дома поселенцев — этакие смехотворные деревянные чеширские виллы в окружении пальм. Африканцы восстали в пятьдесят третьем. Они называли себя May May. Помню, я только приехал, когда нас вызвали на одну ферму Там жило семейство по фамилии Барлоу… Их сына вывели во двор и изрубили на мелкие куски пантами…

— Это что-то вроде мачете, да?

— Да, что-то вроде мачете. Он блестел, как соус, которым поливают ребрышки в китайских ресторанах… такого пурпурно-темно-красного цвета… А родители были в доме… да, дома. Но самое главное, что они учинили расправу не над теми, над кем надо, если это, конечно, вообще их волновало. Миссис Барлоу была беременна и возглавляла больницу для женщин и детей племени кикуйя, мистер Барлоу был образцовым фермером, ни в чем не попиравшим права местных крестьян, которые и заварили всю эту кашу… их сын говорил на языке кикуйя, они строили удобные коттеджи для своих рабочих. А на соседней ферме жил отъявленный негодяй по имени Магрудер, насиловавший негритянок и выселявший местное население с их исконных земель. Так вот его они не тронули. Он и по сей день там живет. Думаю, уже стал членом правительства.

— Наверно, ошиблись.

— Вряд ли. Думаю, May May знали, кто такие Барлоу, потому что избиение организовал их предводитель, который знал это семейство более двадцати лет, те даже оплатили учебу его сына в университете в Лидсе. В любом случае в первых рядах оказалась прислуга Барлоу. В это время в Кении жил Грэм Грин — мы иногда выпивали с ним у Рахмана, так вот он сказал, что это все равно, как если бы Дживз сбежал в джунгли. Даже хуже, если бы Дживз поклялся убить Берти Вустера. — Я увидел, что Бейтман не понимает, о чем я говорю.

— Мне не удалось удержать ребят. Мой сержант расстрелял главаря, его жену и сына… Что там только началось… Мне бы надо было отдать их под суд, но тогда бы я лишился всяческого уважения среди подчиненных.

— Они бы тебя подорвали на осколочной гранате, как это делали во Вьетнаме.

— В английской армии таких нет. Среди белых поселенцев началась страшная паника, но за все время восстания было убито всего тридцать два человека — это меньше, чем в Найроби погибает от дорожно-транспортных происшествий. Мы же — поселенцы, английская армия и лояльная местная полиция — уничтожили тысячи кенийцев, и еще тысячи May May перебили друг друга.

Бейтман, которому наскучил мой исторический экскурс, начал подталкивать меня к сути: ему нравилось разговаривать об оружии, и он скупал все эти пластинки, на которых гангстеры распевали о своих "девяточках".

— И конечно же у вас были эти старые винтовки Ли, и пулеметы системы Стена, и легкие пулеметы Брена для огневой поддержки. А у них?..

— Если не считать того, что May May отнимали у местной полиции, остальное оружие они делали сами из железных трубок, дверных замков, резиновых шлангов и проволоки. Естественно, иногда это оружие взрывалось прямо у них в руках. За все время я только раз участвовал в перестрелке, которую можно было назвать боем…

— Ты участвовал в бою? Bay, именно это и отличает настоящих мужчин от пацанов, — сказал Бейтман. — Просто отрезает одних от других.

— Не знаю, кого там от кого отрезает, а вот лишиться головы в таком деле ничего не стоит, — сказал я.

— Bay, ты видел, как человеку отстрелили голову?

— Ну не в буквальном смысле слова — это метафора. У нас многие считали, что перестреляли кучу May May, а когда присмотрелись, то выяснилось, что они погибли от собственных рук: когда у тебя в руках взрывается оружие, человек, как правило, остается без лица. — И тут мне в голову пришла одна мысль. — Бейтман, а не хочешь ли ты с Зуки прийти ко мне в субботу на обед? Ко мне… э-э… приезжает молодая приятельница из Лондона и… э-э… так придете?

— Конечно, какие вопросы! Когда?

— Часов в восемь.

— Отлично. Хорошая возможность надеть новое платье.

Я не хотел показывать, что из шкуры лез вон, готовясь к ее приезду, и что все шесть дней только об этом и думал, поэтому надел старый твидовый спортивный пиджак, пуловер от Прингла, коричневые молескиновые брюки с хорошим кожаным ремнем, мягкую хлопчатобумажную рубашку ржавого цвета, темно-зеленый вязаный галстук, носки, вязанные ромбиками, и темно-коричневые ботинки.

На своей "хонде-мелоди" я приехал на вокзал в Банбери, чтобы встретить ее. Она вышла одной из первых из трехчасового лондонского поезда и двинулась ко мне своей подпрыгивающей походкой, от которой ее черные волосы колыхались вверх и вниз. На ней была черная кожаная куртка, бирюзовая футболка с ярким абстрактным рисунком на груди и выцветшие джинсы "Вранглер" в обтяжку. За спиной у нее был рюкзачок в виде серебристых ангельских крылышек, а под мышкой она держала собственный мотоциклетный шлем, привезенный из Лондона.

Ангельские крылья оказались не самой вместительной формой, поэтому часть одежды ей пришлось положить в шлем. Непосредственность и легкость, с которой мы общались за неделю до этого, испарились, однако она быстро поцеловала меня в губы, а я постарался не смотреть, как она перекладывает кружевные красные шелковые лифчик и трусики из шлема в маленький пластиковый багажник моего мотороллера. После чего моя отважная маленькая машина, впервые с тех пор, как я ее купил, просевшая под тяжестью двоих людей, потарахтела по направлению к Литлтон-Стрэчи.

Я перестирал все постельное белье и перестелил кровать в свободной комнате, где мне пришлось держать открытыми все окна в течение трех дней, чтобы выветрить застоявшийся запах плесени. Когда я только переехал, я еще тешил себя мыслями о том, что ко мне будут приезжать друзья. Может быть, Ларкин. И хотя мы были с ним не очень хорошо знакомы, зато регулярно переписывались, и я считал его своим другом. Например, мы пользовались в своих письмах запрещенными словами, как это принято между друзьями, например "самба" и "черножопый", стараясь выпендриться друг перед другом и нарушая законы либеральных приличий, хотя сейчас, оглядываясь назад, я уже не так уверен относительно Ларкина. Боюсь, он именно так и думал. Как бы там ни было, он так ко мне и не приехал.

Когда мы добрались до моего дома. Мерси снова переложила белье в шлем, и я показал ей комнату и ванную.

Весь предыдущий день я занимался уборкой, полировал добротную мебель пятидесятых настоящим воском, потому что все эти силиконовые спреи не годятся для хорошей мебели. Больше всего я гордился своими картинами. Я был лично знаком с большинством известных художников послевоенного времени; эти знакомства не требовали от меня никаких усилий — я просто сталкивался с ними, поскольку в те времена было не так-то много мест, куда ходили люди. В основном все ходили в "Сторк", "Мирабеллу" или Кенсингтонский художественный клуб, а там всегда попадались какие-нибудь однокурсники или сослуживцы, которые в свою очередь знакомили со своими друзьями. В столовой у меня висела небольшая картинка Патрика Колфилда, в гостиной несколько рисунков Генри Мура, а на главном месте над камином картина маслом Грэма Сазерленда. Я обмахнул их перьевой метелкой, а рамы протер влажной тряпкой, следя за тем, чтобы не задеть бесценную живопись.

Все утро я провел на кухне. Поскольку все, кроме меня, были вегетарианцами, я приготовил шпинатовый суп с тушеной ботвой репы, пирог с брокколи, ризотто со спаржей, сыр с цветной капустой и салат. Кроме того, я попросил Сэма купить мне в Кале две бутылки бордо и две бутылки сансерры.

Бейтман принес литровую бутылку водки, которую спер в нелицензионном магазине в Мидлтон-Чини, и подарок для Мерси: в целях приработка к своему пособию по безработице он с Зуки изготавливал фигурки из проволоки, болтов и гаек, которые они затем покрывали каучуком и довольно успешно продавали на рынке в Нортгемптоне. Они подарили Мерси фигурку кота с выгнутой спиной и стоящей дыбом шерстью.

— Bay! — воскликнула она, рассматривая ее со всех сторон. — Потрясающе, прямо как мой Адриан. Я поставлю его сюда на полочку и буду на него смотреть.

— Как тебе понравилась наша деревня, Мерси? — спросила Зуки.

— Ну, я еще мало что видела, но, по-моему, очень симпатичная. Тихая и милая.

— Тут за целый день можно никого не встретить, только природа, деревья и всякое такое — очень успокаивает и помогает сосредоточиться, — сказал Бейтман.