В данный момент с верхушки монумента глаза Римо – глаза среднего американца – напряженно обшаривали ночные темные улицы в поисках тех, о ком каждый день говорили по телевидению. Сотен тысяч бездомных, брошенных обществом, чьи слезы, как патетически восклицали телеведущие, скоро загасят факел статуи Свободы. Стыд и позор Америки – эти слова, услышанные недавно по телевидению, проникли глубоко в душу Римо.
Римо родился и вырос в Америке. К тому же был сиротой. Поэтому сейчас он хотел только одного – самому разыскать этих бездомных и помочь им. Ничего больше. Уплатить этот последний долг земле, которая его выкормила, прежде чем он навсегда покинет ее.
Трудность состояла в одном – бродя по улицам Вашингтона, округ Колумбия, ни одного из этих несчастных он не встретил. Римо понял: днем ему своей задачи не осуществить. Но ночью, когда первый весенний морозец сменят последние холода не желающей сдаваться зимы, этим несчастным наверняка придется покинуть свои временные убежища, решил Римо, и искать пристанища на решетках метро, в подъездах, в картонных коробках на свалках Массачусетс-авеню. Тогда-то он их и увидит.
Но, прочесывая квартал за кварталом ночные улицы, лишенных крова страдальцев Римо не обнаружил. Попадались ему обычные обитатели городского дна – наркоманы, алкоголики, карманные воры. Но Римо не сдавался. Он не любил так легко расставаться с задуманным.
Оставался последний шанс – влезть на самый верх памятника Вашингтону. Уж если на улицах столицы и есть бездомные, с такой высоты он наверняка обнаружит их. У него ведь на редкость острое зрение.
Наконец удача улыбнулась ему. По улице, далеко внизу, двигалась пожилая, неряшливо одетая женщина, толкая перед собой магазинную тележку, набитую старыми газетами и рваным барахлом.
Ноги Римо оторвались от покатой грани верхушки памятника. Перевернувшись в воздухе, он в мгновение ока словно приклеился ступнями и ладонями к северной и восточной граням обелиска. Подошвы его мягких итальянских туфель будто вросли в мрамор, сообщив рукам дополнительное давление, чтобы удерживать тело вертикально. Римо быстро, словно спускающийся по паутине паук, заскользил вниз по серебристой игле монумента.
Разумеется, не совсем обычный способ передвижения. Но Римо давно отвык от слова “обычный”.
Обычным он перестал быть в тот самый день, когда, проснувшись в палате санатория под названием “Фолкрофт”, понял, к своему немалому изумлению, что он жив. Трудность состояла в том, что состояние это было временным. Если бы он не согласился работать на тайную правительственную организацию, именуемую КЮРЕ, его пребывание в этом мире вряд ли стало бы долгим.
Римо выбрал из двух зол меньшее – и оказался в руках пожилого корейца, которого звали Чиун, маленького сухого старичка, последнего из Мастеров Дома Синанджу – великого клана наемных убийц – ассасинов. Чиун и обучил Римо искусству Синанджу – нетленному источнику, породившему за тысячелетия сотни школ боевых искусств. После первого дня общения с удивительным стариком смерть уже не казалась Римо чем-то достойным страха. Или хотя бы внимания. Это был первый шаг на пути освоения мудрости Синанджу, дающей возможность управлять теми скрытыми и невероятными силами, которые таятся в теле и разуме каждого человека, но лишь Мастерам Синанджу ведомы пути к этому.
Именно в руках этого сухонького седобородого старичка Римо и перестал быть “обычным”. От имени КЮРЕ он уже два десятилетия выслеживал и уничтожал врагов американской демократии. За это время мир постарел. Римо же, казалось, не был подвластен возрасту.
Подошвы Римо коснулись травы у самого подножия памятника. Развернувшись, он пружинисто зашагал по направлению к авеню Конституции. Ночного холода он не чувствовал.
Римо больше не работал на КЮРЕ. Он больше никого не убивал от имени организации, созданной некогда покойным ныне президентом как радикальное средство решения проблем безопасности. Собственно, и американцем Римо более не был. Он принадлежал Синанджу – искусству, дисциплине, традициям и, наконец, самой деревушке на побережье Корейского залива, которая и носила имя Синанджу и где он собирался построить дом для себя и своей невесты, Ма Ли, дабы провести остаток дней в покое и самосозерцании.
Он больше не был американцем – но вот уже год не мог покинуть Америку. Они с Чиуном выполняли последнее задание КЮРЕ. Римо же хотелось одного – поскорее заняться собственным домом.
Римо подошел к женщине с тележкой.
– Простите, мэм...
При звуке его голоса обладательница тележки вместе со своим транспортным средством развернулась к Римо лицом с такой скоростью, что ей позавидовал бы любой рокер. Тележку она угрожающе выдвинула вперед; Римо так и не понял, в каком качестве – щита или же тарана.
– Тебе чего? – подозрительно спросила она. Хриплый голос, отметил Римо, голова замотана рваным клетчатым платком, из-под которого торчат в разные стороны космы неопределенного цвета.
– Простите, ведь вы – бездомная?
– Ты сам кто такой?! – уже визгливо потребовала его собеседница.
– Я, в общем-то, и не знаю, что такое дом, – признался Римо. – Но это сейчас неважно. Я ведь вас спрашиваю.
– Я первая спросила!
– Первым-то спросил я, – мягко возразил Римо. – Послушайте, не волнуйтесь вы так. Я просто хочу помочь вам.
– Да ты чего-нибудь знаешь о бездомных-то? – Обладательница тележки уже напирала на Римо, так что ему пришлось отступить на шаг.
– Я вырос в приюте для сирот, – объяснил он. – И, в общем, знаю, что это такое. Не то чтобы у меня никогда не было крыши над головой... Но что такое, например, семья – этого я не знаю. А дом... Дома как такового у меня, в общем, тоже не было. После возвращения из Вьетнама я где только не жил. И везде временно, нигде не оставался надолго. Так что, мне кажется, я понимаю вас. И потому хочу вам помочь. Понимаете?
– Значит, после Вьетнама вас никуда не брали? – женщина вдруг перешла на “вы”.
– Да нет, я бы не сказал...
В душе у Римо нарастало недоумение. Что-то здесь было не так. Что – пока он не улавливал. Женщина явно больше не опасалась его, но коляску по-прежнему держала перед собой, словно щит, все время поворачивая ее так, чтобы передняя стенка смотрела прямо на Римо.
– В чем же истинная причина вашей печальной судьбы? – наседала бродяжка. Из ее голоса неожиданно исчезла хрипотца, и появились какие-то смутно знакомые Римо нотки.
– Печальной? – удивленно переспросил он.
– Да посмотрите на себя! Ни приличной одежды, ни личных вещей. В одной майке, посреди ночной улицы, зимой, в самый холод. Это вам печальным не кажется?
– Да мне вовсе не холодно...
– Какое же количество виски потребовалось, чтобы согреть вас в такую ночь? А в прошлую? Вы регулярно пьете?
– Да о чем вы вообще... – начал Римо. И именно в эту секунду заметил под тряпками в тележке что-то блестящее. Объектив. Кажется, он начинает догадываться...
Протянув руку, Римо сдернул верхнюю тряпку. Прямо ему в лоб смотрело черное дуло объектива видеокамеры. На глянцевом боку значилось: “Собственность 55-го канала”.
– Вот это да! – невольно вырвалось у него. Одним движением его собеседница стряхнула с головы клетчатый платок, по плечам рассыпалась медно-красная грива. Перед Римо стояла молодая женщина, лицо которой не смог состарить даже искусно наложенный грим. Выступающие скулы свидетельствовали лишь о многомесячной диете.
– Кэт Харпи, новости Пятьдесят пятого. – Римо готов был поклясться, что долю секунды назад никакого микрофона в ее руке не было. – Продолжайте вашу историю, сэр. Она будет включена в специальную тематическую программу о бездомных в округе Колумбия...
– Я не бездомный, – пожал плечами Римо.
– Тогда почему вы так одеваетесь?
Римо окинул критическим взглядом свои серые брюки.
– А что, собственно, вам не нравится?
– Но вы же выглядите как типичный без... А вы, оказывается, самозванец, – прошипела девица, метнув на него злобный взгляд.
– Да я всегда одеваюсь так. – Римо снова пожал плечами.
– Ясно. В любом случае я на задании, а трачу время Бог знает на кого. Первый эфир – в понедельник, а я уже неделю ловлю здесь этих бездомных и не нашла пока ни одного. Ни одного, слышите? Поэтому посторонитесь.
Прогрохотав тележкой, девица исчезла за углом. Проводив ее взглядом, Римо постоял, в третий раз недоуменно пожал плечами и зашагал дальше.
Может, думал он, вопреки тому, что говорят по телевизору, в Вашингтоне и нет никаких бездомных? Он не мог решить, радует или огорчает его это обстоятельство. Пока он еще в Америке, нужно все же сделать что-нибудь для нее. Ведь скоро он навсегда покинет родную страну и уедет в Синанджу. А Римо хотелось хоть как-то отблагодарить ее за все, что она для него сделала. Помочь бездомным – идея, черт возьми, была неплохой...
Только где их найти? В местечке Рай, штат Нью-Йорк, где Римо оставил своего престарелого наставника, никаких бездомных он тоже не встретил. В окрестных городах – то же самое. Он попробовал в самом Нью-Йорке, но там буквально у всех был одинаково затравленный и ободранный вид, так что отличить рядового гражданина от изгоя, по выражению телевизионщиков, индустриального общества просто не представлялось возможным. Римо решил, что в Вашингтоне эти различия будут больше бросаться в глаза, и, вдохновленный своей благородной миссией, прибыл в столицу.
