— Клофелин… Хочешь попробовать?..
— Нет уж, лучше ты…
— Коктейль клофелина с водкой свалит с катушек любого Рэмбо. — Виктору потеплело от этой мысли. — Рэмбо однажды проснулся бы без денег, — ни лука, ни стрел. Теперь у нас есть дело. У мадам Баттерфляй были преступные намерения и средства воздействия — довести некоторого невиновного мужчину до бессознательного состояния и ограбить.
Аркадий покачал головой.
— Мадам Баттерфляй?
— Ну, должны же мы как-то ее назвать. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь и петь за упокой…
— Что угодно, но не Баттерфляй.
— Хорошо. Пусть будет Наташей. В Европе так много русских проституток, что их всех зовут на одно имя — Наташки.
— Предположим, она была проституткой. Это как-то повлияет на наше к ней отношение? — спросил Аркадий.
— Забудь про бытовку, секс, наркотики. Предпочитаешь княгиню Анастасию? Княгиню Ольгу? Такому имени ты доверяешь больше?..
— А на кого она похожа?..
Виктор согнал муху у нее с уха.
— Она похожа — если оставить в стороне косметику и дешевую одежду — на красивую деревенскую девушку.
— Согласен. Пусть будет Ольга.
— Ладно. Я устал, а мы только начали работать.
— Ольга умерла от препарата. Или — этот малый увидел, что она готова, и отвалил, когда понял, что она стала совсем заваливаться. Возможно, он разбил стакан. Она вырубилась. Он ограбил ее и смылся.
— Есть проблема, — заметил Аркадий, — здесь нет стаканов.
— Мы всегда можем достать новые стаканы и припорошить ей губы клофелином. В ином случае нашу Ольгу поместят в мешок и свалят. И никто ничего не заметит и перестанет об этом думать. Она исчезнет, и даже кругов на поверхности жизни от нее не останется. Я не говорю, что мы должны сделать какие-то выводы, — просто отнесемся к делу непредвзято.
Девушка выглядела почти застенчиво, — как будто у нее еще не выросли длинные ноги. Колени были в грязи, но ссадин не было. Аркадий задумался, — а как бы она выглядела, если ей умыть лицо.
Виктор изучал бутылку водки. На полупустой посуде — или наполовину полной — был серебристый налет. Никакой мужчина не взял бы ее в руки из страха оставить отпечатки пальцев.
Аркадий услышал сухой глоток детектива.
— Ты знаешь, в чем трагедия всех этих диких, плавающих вокруг денег? — спросил Виктор.
— Что?..
— Бутылка водки раньше стоила ровно столько, сколько могли отдать три человека, чтобы разделить бутылку на троих. Не очень много и не очень мало. Так можно познакомиться и подружиться. Теперь у них есть деньги, и они стали эгоистами. Никто ни с кем не делится. А это рвет материю общества. — Виктор поднял голову. — … Ни одной царапины. Ты зачем вытащил меня из вытрезвителя?
— Так ты не хочешь ехать со мной в гараж за песиком?
— …У песика кличка Отъебись. — ответил Виктор.
— Ну, так вот, нам нужен свидетель или, по крайней мере, ее сутенер. К счастью, сутенер рядом.
— …Там? — Виктор показал пальцем на шнур от лампочки до окна. — На другом конце.
Пока Виктор отсутствовал, Аркадий оставался в бытовке с мертвой девушкой и бутылкой водки. Заказные убийства — в сторону, четыре из каждых пяти тяжких преступлений совершались под воздействием водки. Водка надежно сопровождала любой вид деятельности: соблазнение, супружество, праздники и, конечно, убийство.
Иногда место событий словно писало историю в драматических тонах: кухонный стол с массой бутылок пива и водки — стакан поставить негде, ножи на полу, кровь, заливающая все помещение, и два тела — одно на другом с колотыми ранами, или изрешеченные пулями. В сравнении с этим картина в бытовке — настоящий натюрморт — все горизонтально, кроме бутылки…
Аркадий был уверен, что пропустил что-то абсолютно очевидное, какое-то главное противоречие, явную нестыковку. Он обратился к своей фантазии. Единственное, что он еще мог — вспомнить, как Виктор рассказывал о своенравном пловце и дельфинах. Аркадий чувствовал, что собственные невидимые дельфины толкали его в открытое море, подальше от берега.
Он сел на табуретку напротив мертвой девушки. Округлое славянское лицо выглядело более проникновенным, чем у европейских женщин, волосы — не просто каштановые, но с налетом золы, глубокого коричневого оттенка. Взгляд был перевернут из-за грубой позы. Бледные полоски на пальцах отмечали места, где были кольца — их сняли без принуждения. Не было ни следов побоев, ни шрамов. Никаких следов насилия — недавнего или прошлого. И, конечно, выбирая между убийством проститутки или «списанием» смерти «на естественные причины», Петровка с радостью примет предположение, что молодая женщина в полном здравии разделась, занялась сексом в бытовке и спокойно умерла. И делу конец!
Аркадий взял бутылку за нижний край. Мокрый круг на полу отмечал место, где она стояла. Что-то отвалилось ото дна. Он поднял серебристую пластиковую карточку, на которой черным было выведено с вензелями — VIP. Вход на Luxury[1] аукцион «Нижинский». С обратной стороны был штрих-код и дата — «с 30 июня по 3 июля, клуб „Нижинский“, Начало в 20:00».
Два часа назад было еще 30 июня. Аркадий подошел к окну бытовки. Найти свидетеля здесь — немыслимо. Кто заметил бы проститутку, занимающуюся своим ремеслом в этом шумном месте? Он посмотрел на жилой дом на другой стороне площади. Восемь этажей в основном темных окон, но некоторые были освещены, кое-где на потолке гипнотически мерцал телевизор. Дверь бытовки открылась — вернулся Виктор, мрачный и торжественный.
— Никогда не догадаешься.
— Ну, удиви меня, — почти потребовал Аркадий.
— Итак. Провод тянется прямо к отделению железнодорожной милиции. Я видел в окне нашего друга капитана. У него на руке бинт размером с боксерскую перчатку. Но провод там не заканчивается. Он соединен с другим, а тот — с выходом позади милиции. Просек? Сутенеры-то — наши. И меня это не удивляет.
Ярославский вокзал для Жени был всем: столовой, книжным магазином, детской площадкой, ларьками с зажигалками, музыкой и видео. В зале для военнослужащих слонялись мужчины — в увольнении они прохлаждались без багажа. Эскалатор вел в зал ожидания этажом выше, там позади красного бархатного шнура стояло концертное пианино.
Он вошел с главного входа и стал наблюдать за публикой, не захочет ли кто-нибудь сыграть дружескую игру в шахматы на доске, которую он всегда носил в рюкзаке. Он был осторожен: с собой всегда паспорт и проездной, если его остановят. Хотя его лицо наполовину закрывал капюшон, он старался держаться в местах, где не засекут камеры наблюдения, даже если бы они следили именно за ним.
Когда Женя не находил возможного партнера, он садился на скамейку в дальнем углу в тихом коридоре, ведущем в верхний зал, и начинал изучать карманный англо-русский словарь. Бобби Фишер учил русский, чтобы читать профессиональные разборы шахматных партий. Женя таким образом отдавал ему долг. Женя сконцентрировался на богатом слове draw, которое означало «ничью» при окончании шахматной партии. Или — натяжение, отливание, наброски, привлечение, зарабатывание, поднятие или опускание занавеса и так далее…
Дверь напротив со стуком открылась. Внутри два милиционера и девочка сидели за металлическим столом с кувшином воды, бумажными стаканчиками и диктофоном. Старшей была женщина-майор с большими звездами на погонах. Лейтенант откинулся на стуле.
Девушке было примерно пятнадцать — Женькин возраст. Глаза ее были полны слез. «С тех пор, как она покрасила волосы в неоново-красный цвет, она стала привлекать внимание милиции», промелькнуло в голове Жени.
Майор включила материнский тон:
— Сначала нам нужна информация, затем мы проведем расследование. Все будет хорошо. Возможно, кто-нибудь найдет твоего пропавшего ребенка до того, как это сделаем мы.
— Я ее не потеряла, ее украли…
— Это ты так считаешь. Мы проверим.
— Мы напрасно тратим время. Почему вы не ищите ее?
— Послушай, милая, мы применяем системный подход, он обычно хорошо срабатывает. Твой случай — сложный. Ты говоришь, что у тебя нет фотографии ребенка.
— Ребенок и есть ребенок.
— Да чушь полная. Фотография все равно нужна, если ты хочешь кого-нибудь найти.
— И вам удается кого-нибудь найти? — Девушка кивнула на фото на соседней стенке — черно-белые ксерокопии распечаток с экрана с большим зерном от увеличения. Фотографии были сделаны в закрытом помещении и на улице, люди на них — разных возрастов, пола. Но у всех этих людей была одна общая черта: они исчезли.
— К сожалению, нет. Но ты можешь нам помочь.
— Мы же не можем вернуть ребенка первому встречному… — сказал лейтенант.
— Лейтенант… — остановила его майор, словно она обращалась к непослушному мальчику.
