— Мы же не можем вернуть ребенка первому встречному… — сказал лейтенант.
— Лейтенант… — остановила его майор, словно она обращалась к непослушному мальчику.
— Шутка…
Майор снова обратилась к девушке:
— Твой поезд прибыл больше часа назад. Ты должна была сразу к нам прийти. Чтобы найти ребенка живым, важно не терять времени.
— Мы напрасно тратим время.
— Твое полное имя?..
— Мая.
— Это все?
— Это все.
— Ты замужем, Мая?
— Нет.
— Ясно. И кто отец ребенка?
— Кто-то, кого я так и не встретила…
Лейтенант передразнил:
— …Кто-то, кого она встретила.
— …Я не знаю.
Однако, как женщина — женщине, майор, казалось, готова была проявить симпатию.
— Тебе еще очень мало лет, чтобы иметь ребенка. В каком ты классе?
— Я закончила школу.
— Что-то не похоже. Пожалуйста, покажи свой билет и документы.
— Они были в корзине. У меня было две корзины, одна для ребенка, другая — для вещей. У нас было синее покрывало с желтыми утятами. Все украли.
— Свидетельство о рождении?
— Украли. Я знаю, какого цвета у нее глаза и волосы, знаю, где находятся родимые пятна. Это могут знать только матери.
— У тебя вообще есть какие-нибудь документы на себя или ребенка?
— Их украли.
— Твои родители могут сообщить эту информацию?
— Они умерли.
— Так, на бумаге этого ребенка не существует, и в поезде его никто не видел? Это только твои слова…
Девочка молчала.
— На какой станции ты села в поезд?.. Слушай. Ты должна знать, на какой станции села в поезд. Или когда ребенок исчез.
— Я же сказал вам — ее украли, когда я спала…
— И ты обвиняешь эту так называемую бабу Лену?
— Вы слышали о ней? Она сказала, что ее все знают.
— Нет, я никогда не слышала о ней. Ты говорила с кем-нибудь, кроме бабы Лены?
— Нет.
— Кто-то еще видел ребенка в вагоне?
— Нет.
— …Так ты скрывала ребенка?
Девушка не ответила, но почувствовала, что вопросов стало гораздо больше.
— А что солдат? — продолжила майор. — Он видел?..
— Что?
— В твоем первом рассказе был солдат. Ты сказала, что пошла с ребенком в тамбур.
— На свежий воздух.
— На свежий воздух и чтобы скрыть его от остальных пассажиров?..
— Да.
— Ты прятала его, вроде… И там к тебе подошел солдат.
— Да.
— Вы были там втроем — ты, солдат и ребенок, которого никто не видел.
— Да…
Девочка поняла, к чему они клонили. Ей показалось, что она в змеином гнезде. Она впала в прострацию, а когда пришла в себя, майор уже говорила кому-то: «…Ложная тревога. Принимая во внимание ее возраст, у нее фантазии и никаких плохих намерений… Полномасштабный поиск потребовал бы массу усилий, чтобы найти этого призрачного похищенного младенца. Никакого похищения не было, вообще не было никакого младенца, поэтому его нельзя было похитить. Отдел расследований никаких дальнейших действий предпринимать не будет. Мы задержим девочку, которая называет себя Маей». Майор выключила диктофон и добавила:
— Жаль, дорогая. Но с самого начала я ничему не верила. Никакого ребенка не было.
— Слушай… — встрял лейтенант, — а когда ты с солдатом пошла в тамбур, ты сделала ему руками или минет?..
Женя не мог видеть всего, что происходило в комнате для допросов. Он расслышал крики, звук льющейся воды и бьющегося стекла. Дверь распахнулась, и растрепанный лейтенант и девушка, которую он держал за ворот куртки, стремительно пронеслись по коридору, миновали бархатный шнур, пианино и бросились вниз по эскалатору, — ноги девушки едва касались пола. На мгновение он поднял ее в воздух, но в следующую секунду она выскользнула из куртки и стрелой бросилась бежать.
Лейтенант сначала пытался догнать ее — колени работали, как у звездных бегунов. В легких сумерках на площади было все еще оживленно, несмотря на поздний час. Лейтенант почти настиг девчонку, но тут она юркнула за гору пакетов между пенсионерами в инвалидных колясках, потом под стол с сувенирами и, наконец, рванула сквозь большую семью чеченцев. «Сволочи», — подумал Женя. Люди с любопытством следили за стремительным бегством девочки… А Женя наблюдал в страхе.
«Сука!..» — милиционер захромал и бросил куртку. Пошел медленно, переваливаясь и стараясь отдышаться. А когда судороги в ноге стали ослабевать, девочка исчезла из вида непонятно в каком направлении. «Неужели так трудно было выставить ей подножку и поймать эту мелкую сучку? Как обычно, самоуверенное московское говно ничего не сделало, чтобы помочь милиции…» Он пошел назад, чтобы забрать куртку, но и та тоже исчезла.
Жене не составило труда обнаружить девчонку. Ее красные волосы выделялись в толпе, не давая потерять из виду. И хотя она уже добралась до входа в метро, он решил, что она не успеет далеко уйти. Он проверил содержимое карманов куртки незнакомки: очки, зажигалка, половина пачки сигарет «Русский стиль» и конверт с полутора тысячами рублей, которые, как подозревал Женя, были всем ее состоянием. Ни сотового, ни документов…
Метро — грандиозное сооружение сталинской эпохи на стометровой глубине, бомбоубежище с театральными люстрами и эскалаторами, лязгающими деревянными зубами. Девушка стояла на десять ступенек ниже него.
Не похоже, чтобы она была ненормальной. Черт с ним, с лейтенантом, но разве настоящая мать стала бы упираться и отказалась бы рассказать правду по требованию майора? Было бы настоящее расследование, были бы сообщения по радио, телевизионные обращения, привлекли бы достаточно людей и розыскных собак. Вероятно, ее что-то выбило из колеи, и, быть может, «ребенок» на самом деле окажется потерянным домашним питомцем.
Пассажиры разделились — одни шли на платформу, другие — к эскалатору, ведущему на другую линию метро, еще глубже. Девушка забрела в дальний конец платформы и присела на корточки позади массивной восьмиугольной колонны. Женя ступал за ней на некотором расстоянии. Цифры над туннелем начали новый отсчет времени, прошли первые минуты после отхода предыдущего поезда.
Мозаичные картины в позолоте прославляли советских рабочих, а на потолке — для зрителей с гуттаперчевыми шеями — расположилась галерея патриотических сцен. Стремительное движение воздуха по туннелю, заметное и невидимое, накатывавшее на пространство вокруг колонны, казалось совпадало с дыханием земли.
Мая была в бешенстве — он дошел до последней колонны, ее уединение нарушили, ей помешали сосредоточиться. Как будто за ней подглядывали…
Девочка сидела, скрестив ноги, и водила бритвой у запястья, не сильно, без нажима — не настолько, чтобы разрезать вену. …Она, возможно, опередила лейтенанта всего на несколько секунд. Теперь сидела неподвижно, закатив глаза. Женя понял, что в любой момент его может обдать фонтан крови.
— …Мой ребенок у тебя?
— Я могу помочь, — сказал Женя. Он вытащил из рюкзака ее кожаную куртку и показал, что деньги и другое содержимое карманов на месте, но она на все это даже не взглянула.
— У тебя нет моего ребенка?
— …Но я могу помочь. Никто не знает Три вокзала лучше меня. Я здесь все время. Каждый день. — Он говорил быстро, постоянно косясь на лезвие. — Просто знай, если хочешь, я могу помочь.
— Ты поможешь мне?
— Я думаю, да.
— В обмен на что?..
— Что ты имеешь в виду?
Она помолчала немного.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет, — лицо Жени пошло красными пятнами.
— Да это не имеет значения. — Она устала держать бритву и позволила рукам расслабиться. — Где мы?
— Мы в метро под Тремя вокзалами. Ты никогда не была здесь?
— Нет… Почему ты не в школе?
— Бобби Фишер имел обыкновение повторять, что школа — пустая трата времени, там он ничего особенного не узнал.
— Кто такой Бобби Фишер?
— Самый великий шахматист в истории.
Она посмотрела на него ничего не выражающим взглядом. У Жени не было опыта общения с девочками. Они не замечали его, как будто он был невидимкой, и он отвечал им тем же. Женя старался не повышать голоса… Ведь этот разговор мог обернуться настоящей катастрофой. Все же он решил, что, должно быть, сумел сказать что-то правильное, потому что она сунула бритву в конвертик и встала. Позвякивали люстры, покачиваемые под напором воздуха, на ближайшую платформу выкатывался очередной поезд. Если бы она спросила, он посоветовал бы ей не садится в вагоны с красной полосой, — у них в колесных парах трещины. Он знал много таких особенных вещей.
— Сколько тебе лет? — спросила она.
— Шестнадцать. — Он прибавил год.
— Ну, да.
— Меня зовут Женя Лысенко.
— Женя Лысенко, Женя Лысенко… — Имя показалось ей скучным.
— А тебя?
— Мая.
— Просто Мая?
