В салоне новенького «боинга», пахнущем кожей и сладким парфюмом, ей досталось место у правого иллюминатора. Оба кресла рядом оказались пусты. На московские рейсы из аэропорта Арландо никогда не было аншлагов в первой декаде июня – салон заполнился не более чем на треть. Индусы заняли два ряда в хвосте. На креслах впереди разместилась семья с маленьким ребенком, слева наискосок – пара бизнесменов в туго завязанных галстуках. И еще – мужчина в цветастой рубашке, с массивным коротко стриженным затылком.
При виде этого затылка, попирающего рельефные плечи, Кристина вздрогнула. Если это – не ОН, тогда ОН ей мерещится. И от этого становится тревожно. За последние десять дней она уже несколько раз вздрагивала, увидев на улице, в ресторане, по телевизору знакомую фигуру.
Кристина закрыла глаза. Наверное, это началось тогда, девятнадцать лет назад. Удушливый июльский вечер, овраг рядом с речкой в десятке кварталов от дома, прерывистое сопение Рикки, облезлого пса, обитавшего на соседней помойке. У матери была аллергия на собачью шерсть, а значит, у маленькой Кристины не могло быть домашней собаки. Потому тем летом Рикки был одновременно ее принцем и ее нищим. Она – шестилетняя девочка – расчесывает и заплетает остатки свалявшейся шерсти на тощем собачьем туловище. Она знает, что пропустила ужин, что никого не предупредила, сбежав сюда, и ее сейчас наверняка ищут. Все волнуются. Тетя Августа, конечно, обзванивает больницы, а мать, стараясь не показывать волнение, на кухне украдкой сбрызгивает кровью от куриной печенки плетеную фигурку. Именно так она предпочитает получать новости о дочери.
Рикки скулит и лижет ее маленькую детскую ладошку. На его боку – кровь. Нитки шва разошлись, и видны темные пульсирующие внутренности. Кристина отводит взгляд, хотя все равно сквозь слезы ничего не видно. Потом издали доносится отдаленный шум. Он приближается. И вот уже над оврагом раздаются встревоженные крики домашних: «Кристина! Кристи, девочка! Где ты?» Вот перепачканное лицо отца заглядывает в овраг. Отец тянет ее за руку, не обращая внимания на крики, ей больно, влажные комки земли прилипают к коленкам и забиваются в сандалии.А потом отец смотрит сверху на Рикки. Кристина помнит этот взгляд. Она подглядывала в лаборатории, когда отец так же отрешенно и буднично смотрел на лежащего на операционном столе Рикки. И в руках у отца был скальпель. Сейчас отец гладит ее по голове и спокойно, будто читая газету, произносит: «Ну-ну. Не плачь. Ему уже не помочь». Отец достает из кармана шприц и втыкает иглу рядом с собачьим хвостом. Через минуту сопение и скулеж прекращаются. В этот момент ее детское сознание на всю жизнь фиксирует багровый от усилия, коротко стриженный затылок над массивными плечами. Затылок, в который она неуклюже бросает комок грязи, требуя оживить Рикки. Ее принца, ее нищего, ее детскую любовь. То был вечер, когда Кристина перестала верить в своего отца.
Долгий взгляд обладает гипнотическим воздействием. Мужчина в цветастой рубашке обернулся, и Кристина поспешила отвернуться к иллюминатору. Конечно, он нисколько не похож на ее отца, совсем другой. Отца Кристина не видела уже три месяца. Это из-за него она села в самолет и полетит сейчас в страну, где никогда не была, но которую хорошо себе представляла по рассказам Беллы, своей прабабки. Белла в начале прошлого века уехала из революционного Петрограда в Париж, затем перебралась в Стокгольм. Она помнила богемные вечеринки в «Бродячей собаке», рассказывала, как целовалась с поэтом Маяковским – «целовался волшебно, но уж слишком влажно», описывала первый снег на Марсовом поле, катание на санках в Летнем саду и бесчисленные убийства своих знакомых взбунтовавшейся челядью.
– Фрёкен Ларсен, мы рады приветствовать вас на борту самолета гм… нашей… авиакомпании! – Стюардесса с белоснежными зубами и ногами, которые были для Кристины ходячим укором, наклонилась к ней. – Извините, наверное, при заказе билета что-то перепутали. Желаете перейти в бизнес-класс?
Кристина выдавила вежливую гримасу и отрицательно помотала головой.
– Могу я что-нибудь для вас сделать? – Стюардесса профессионально скрыла удивление и продолжила держать улыбку той же ширины.
– Принесите мне ром… Черный ямайский. Без колы и безо льда.
– Одну минуту. Что-нибудь еще?
– Все.
Бокал с ромом опустился на столик перед Кристиной под удивленные взгляды пассажиров, которым до взлета и набора высоты не предлагали никаких напитков. Что ж… Кристина усмехнулась. Пусть фантазируют и завидуют. Ведь это не их отцам принадлежит этот самолет и эта авиакомпания. Хотя их отцы, возможно, сейчас пьют спокойно пиво дома перед телевизором. В войлочных тапочках и ношеных пижамах они сидят дома перед телевизором, смотрят матч своей любимой бейсбольной команды и пьют пиво. Они живы. Кристина вздохнула. Она не знала, где сейчас ее отец. Жив ли он, здоров ли, способен ли осознавать реальность и отличать пиво от газировки. Она не знала. Никто не знал.
Стокгольмский промышленник Свен Ларсен был известен как президент и владелец контрольного пакета акций «Ларсен Груп». Эта компания владела несколькими десятками предприятий и акциями как минимум полутора сотен различных бизнес-образований на планете. «Ларсен Груп» имела репутацию крепкого синдиката, использующего в своих стратегиях самые смелые инновации и не пропускавшего даже мелких научных разработок. В Швеции «Ларсен Груп» относили к числу национальных достояний и воспринимали как безупречную бизнес-империю, созданную одним человеком – Свеном Ларсеном, отцом Кристины. Несколько процентов акций авиакомпании, которой она воспользовалась, также были в отцовском портфеле. Фотографии наследницы империи Ларсена редко, но все же мелькали в светской хронике шведских изданий. Это происходило вопреки желанию Кристины. Она всегда старательно отворачивалась от направленных в ее сторону объективов. Почему в этот раз она решила полететь как самая обыкновенная студентка, путешествующая по ЛШР? Почему не воспользовалась шикарным лимузином, вип-залом, а приехала в аэропорт в обычном такси? Почему она оделась так просто, что даже мужик в цветастой гавайской безрукавке выглядел на ее фоне щеголем? Почему ее багаж уместился в одном средних размеров чемодане и маленьком ручном несессере, а из драгоценностей на ней были лишь маленькие часики с посеребренным корпусом? Ответы на эти вопросы каждый желающий мог получить из той самой светской хроники шведских изданий. Достаточно было взглянуть на заголовки в «Афтонбладет»: «Кристина Ларсен не желает наследовать империю отца!», «Дочь самого богатого человека Швеции – анархистка!», «Кристина! Ты отказываешься от того, о чем другие мечтают!». И фотографии: она на демонстрации, половина лица закрыта балаклавой, она что-то бросает, куда-то бежит, с кем-то борется, в ее фигуре – решимость, ее глаза светятся яростью.Так почему же сейчас она сидит в этом самолете, вылетающим далеко за пределы Швеции? Если женская интуиция – не выдумки взбесившихся феминисток, Кристина готова была списать на ее могучую силу этот поступок, как и все поступки, которые она совершала в течение последних двух месяцев. С тех пор, как стало ясно, что ее отец пропал.
Вот уже два месяца шведская полиция в сотрудничестве с российской разыскивала гражданина Швеции Свена Ларсена, бесследно исчезнувшего в самом веселом городе Европы, каким до сих пор считают Москву большинство шведских туристов. Ситуация сильно осложнялась тем, что отец Кристины прибыл в Москву с неофициальным визитом, не поставив в известность никого из своих ассистентов, о том, что собирается в Россию. Если быть откровенным, он приехал в Москву почти инкогнито. Не хватало лишь поддельных документов и фальшивых денег, чтобы загадочная картина его странной поездки приобрела и вовсе криминально-шпионский колорит. Весь остальной набор пошлых конспиративных штампов присутствовал.
Господин Ларсен отправился в Москву поездом из Хельсинки, куда он попал на пароме из Стокгольма. Он не регистрировался ни в одном из пятизвездочных отелей. И в четырехзвездочных гостиницах следов его присутствия не было обнаружено. Где он жил в Москве, если вообще жил в этом городе, оставалось загадкой.
Факт, не подлежащий сомнению, в этом деле был лишь один: Свен Ларсен пересек российскую границу на поезде «Хельсинки – Москва». Таможенники опознали бизнесмена по фотографии. Значит, вероятность того, что кто-то воспользовался его документами, отпадала. Он определенно въехал на территорию России. Далее в течение суток платежи по его кредитной карте были сделаны в двух московских бутиках, одном ресторане и одном ночном клубе. И все. С этого момента он будто растворился. Больше никаких следов Свена Ларсена ни в Москве, ни в России, ни где бы то ни было еще на земном шаре обнаружить не удалось. Мобильный телефон оказался заблокирован, и отследить сим-карту тоже не получилось. Пожилой вислоусый техник из шведской полиции устало объяснил Кристине, что так бывает, если сим-карта полностью уничтожена либо помещена в экранированный контейнер. Впрочем, усмехнулся он, это гипотетический вариант. На его памяти еще никому не пришло в голову поместить сим-карту в экранированный контейнер. «Это, барышня, у них, в Америке – ЦРУ и вечный шпионаж. А у нас – тихо… Европа».
