развернулся и пошёл по берегу ручья в сторону леса. Он решил сперва добраться до истока, чтобы потом спускаться по течению и брать пробы грунта. Если верить карте, путь мог занять около двух дней. Это вполне укладывалось в планы Ловенецкого, поскольку пасмурная погода могла продержаться ещё несколько суток.
Миновав узкую прибрежную полосу, человек и собака оказались в густой хвойной тайге. Ручей становился шире, течение его замедлилось, кое-где он промыл себе русло между переплетённых кедровых корней. Ловенецкий перевесил карабин, тут можно было встретить и косулю, и оленя. Яхин то убегал на полчаса, то возвращался и крутился у самых ног человека. Мешал лоток, который Ловенецкий закрепил на спине вертикально. Он был похож на маленькую лодку и цеплялся за ветки. Под ногами пружинил мох, кое-где приходилось перебираться через поваленные деревья.
Спустя какое-то время, равнина, по которой шёл Ловенецкий, начала ощутимо подниматься, теперь ручей тек между невысокими сопками, поросшими лесом. Вокруг значительно посветлело, хотя солнце так и не выбралось из-за туч. Устраивая привал, Ловенецкий внезапно вспомнил о ленках, оставленных в устье ручья в волосяной сетке. Сейчас они бы ему пригодились, вряд ли нежная рыба доживёт до его возвращения.
Он лежал на земле, подложив под голову рюкзак и закрыв глаза. Изо всех сил старался не вспоминать прошлое, семью, последние годы, мировую и гражданскую войны, но, как и всегда, очень тяжело было не думать о белой обезьяне. Ловенецкий вскочил, забросил на плечи рюкзак и лоток, схватил ружьё и быстрым шагом направился вверх по течению, интенсивной ходьбой стараясь отогнать тяжёлые мысли. Яхин, чувствуя настроение хозяина, понуро трусил позади. Ловенецкий старался запомнить места, где он потом будет брать пробы. Первое добытое золото помимо его воли окрыляло, в нём проснулся азарт, сходный с азартом закоренелого охотника перед открытием сезона. Он старался изгнать эти мысли, потому что весь предыдущий опыт говорил ему, что надеяться на лучшее бесполезно, но этот лес, свежий воздух, молодость, хорошее самочувствие и даже запах мокрой шерсти, исходивший от Яхина, заставляли ноги идти быстрее, а губы кривить в подобии улыбки.
Они шли так несколько часов по однообразной тайге вдоль русла, пока солнце не начало ощутимо клониться к закату. Ловенецкий поставил палатку под защитой вывернутых бурей корней огромной упавшей сосны. Развёл костёр, подогрел мясо, заварил чай и устроил себе подобие древнеримского ложа, накидав веток в небольшое углубление в земле, улёгся и с наслаждением выпрямил натруженные за день ноги. Яхин лежал подле, вылизываясь, как кот, вдруг внезапно вскочил, оскалил зубы и громко залаял, задрав морду к небу. Жизнь в тайге научила Ловенецкого не пренебрегать собачьим чутьём. Он дотянулся до карабина, проверил патрон в патроннике и положил винтовку рядом, заслонив своим телом.
Спустя несколько секунд издалека послышался ответный лай. Яхин завилял хвостом и бросился в лес. Ловенецкий подбросил в костёр ещё валежника и пересел по другую сторону, ближе к палатке, чтобы пламя не слепило и не мешало ему наблюдать за лесом. Карабин положил на колени и снял с предохранителя.
Спустя несколько минут из тайги бесшумно появился Яхин и с ним ещё одна лайка, крупнее и светлее. Яхин бросился к хозяину, а пришелец остановился, глядя на костёр. По светлым пятнам на груди и морде Ловенецкий опознал Хопа, любимого пса тунгусского охотника Ютая, подстрелившего того самого глухаря и с чьих слов Кунгурцев наносил пометки на карту. Ловенецкий слегка расслабился и опустил ружьё.
Ютай появился так же бесшумно и с другой стороны от того места, откуда из леса вышли собаки. В широкой меховой шапке, кожаных штанах и высоких, пропитанных рыбьим жиром непромокаемых сапогах он был бы похож на выходца из каменного века, если бы не брезентовая куртка и виднеющийся из-за плеча ствол винтовки. Ютай подошёл к своему псу, потрепал его по голове.
Ловенецкий встал, отряхнул колени.
– Здравствуй, Ютай, – сказал он.
– И твоя здравствуй, – ответил охотник.
У тунгусов не приняты рукопожатия, поэтому Ловенецкий сказал, указывая на место у костра:
– Садись, Ютай, отдохни, выпей чая.
Ютай степенно снял заплечный мешок и винтовку, и уселся прямо на землю, по-особенному подобрав под себя ноги. Ловенецкий тем временем снял котелок с закипевшей водой с огня. Ютай порылся в мешке и достал маленькую, очень красивую фарфоровую чашку тонкой работы, неожиданную в столь диком и безлюдном месте.
После чая Ютай, в ответ по обычаю тунгусов, угостил Ловенецкого большим куском вяленой лосятины. Откусив и прожевав кусок, Ловенецкий спрятал остальное мясо в рюкзак. Допив чай, Ютай закурил маленькую трубку, выпуская дым через нос.
Ловенецкий не видел его месяца два, когда Ютай пришёл в посёлок, чтобы купить разных припасов. Перед этим он сдал советскому уполномоченному соболиные шкурки, жалуясь на малочисленность зверя и ослабевшее зрение. Уполномоченному сдавались самые негодные шкурки, по государственной цене. Лучшие шкурки Ютай продавал приходившим из Маньчжурии китайцам, платившим гораздо больше. Раньше, до революции, он сбывал свой товар купцам-зверопромышленникам, которые обычно снабжали охотников в долг свинцом, порохом и солью, чего советские уполномоченные, конечно, не делали.
Теперь, после обязательных первых фраз об охоте и здоровье, покуривая трубку, Ютай не спеша рассказывал Ловенецкому, что труп этого самого уполномоченного по сдаче шкур неделю назад нашли в тайге верстах в двадцати к западу.
– Совсем мёртвый, – сказал Ютай. Тёмное безбородое лицо его было бесстрастно. – Из ружья застрелила, весь деньги и ружьё и сапоги забрала. Хорошие сапоги, чёрные.
– А кто убил? – спросил Ловенецкий.
– Моя не знай. Моя видел в тайге следы два и два человек, но не знай, кто такие.
Ловенецкий нахмурился. Этот район, несмотря на относительную близость границы, считался спокойным, благодаря труднодоступности и малолюдности. Гражданская война оставила в тайге множество банд, которые, под видом борьбы с красными, грабили местное население, но, во-первых, все они орудовали далеко на западе и севере, а во-вторых, спустя пару лет, красные достаточно быстро почти все их ликвидировали, иногда с помощью частей регулярной армии. Остатки этих порождённых войной и разрухой банд ушли в Китай, или просто растворились в бескрайней тайге. За все годы странствий по эту сторону хребта, Ловенецкий не встречал ни одного бандита, хотя в посёлке к Кунгурцеву иногда заглядывали какие-то тёмные личности вполне уголовного вида, но в окрестностях всё оставалось спокойно.
Ютай рассказывал, что две недели охотился в верховьях реки, но охота не была особенно удачна. Сейчас он решил переправиться на другой берег и попытать счастья там. Трубка его догорела, Ютай посетовал, что кончается табак, хитро глядя на Ловенецкого. У Ловенецкого
