Во время купания на пляже охрану тоже усилим: теперь там будут находиться двое часовых, а мы с вами будем поочередно дежурить в лодке.
– Тяжеловато им будет – плотный график.
– Знаю. Но это ненадолго. Нам надо продержаться до прибытия подкрепления.
– Вы ждете каких-то неприятностей, сэр?
– Ну, может быть, не в таком смысле, как вы выразились, но… Собственно, для этого мы здесь и находимся. Всегда можно ждать неприятностей. И не думайте, что я устраиваю все это для показухи, чтобы произвести впечатление на сэра Джорджа Кейтора.
– Я и не думаю так, сэр. Боюсь вот только, солдаты так подумают.
Джон улыбнулся:
– Могу представить себе, что они будут говорить. Но факт остается фактом: мы не можем позволить себе рисковать, оставляя на ночь единственного часового на башне и одного спящего человека в будке.
– Да, сэр, не можем. – Сержант Бенсон сунул руку в карман. – Есть еще кое-что, майор, и я подумал, что вам лучше знать об этом. Один из наших людей держит цыплят в курятнике за стенами форта, прямо под Колокольной башней. И вот это он нашел сегодня утром прямо в своем курином загоне и принес мне. – Сержант выложил на стол две черные кожаные обложки от блокнотов. – Курятник, сэр, находится прямо под окнами мадам Шебир.
Джон взял обложки и раскрыл их – они были пусты, страницы оказались вырваны. Джон вспомнил, как наткнулся на них, осматривая личные вещи мадам Шебир. Откинувшись на спинку стула, он продолжал рассматривать обложки. На каждой из них стояло ее имя.
Джон посмотрел на Бенсона:
– Если я не ошибаюсь, она говорила, что это ее дневники?
– Так точно, сэр. Я был тогда в комнате и слышал, как она говорила это. Похоже, сэр, она решила больше не вести дневник.
– Похоже, что так. Кто держит кур?
– Кармайкл, сэр.
– Можете передать ему от меня, что он молодец.
Бенсон ушел, а Джон запрятал обложки под бумаги на столе, потом закурил сигарету и подошел к окну. Интересно, почему она сделала это? И все еще не в силах отделаться от мысли о возможном побеге пленников, он попытался представить себе, нет ли здесь какой-либо связи. Женщина, задумавшая побег, вполне могла бы попытаться уничтожить какие-нибудь вещи, которые не может забрать с собой, и при этом не хочет, чтобы они попали в чужие руки. Но это вряд ли можно отнести к дневникам. Ведь он знал об их существовании и уже несколько недель назад вполне мог конфисковать их. Только не стал делать этого, потому что весь их багаж перешерстили еще в Кирении перед тем, как погрузить на судно. И уж если военная разведка не обнаружила в них ничего особенного… Нет, скорее всего здесь какой-то личный мотив. Ведь она просто могла оставить их нетронутыми. Уж во всяком случае, не стала бы швырять в окно, в особенности если бы речь шла о побеге. Нет, здесь что-то другое. Очень подозрительно. Вот если бы он вел дневник, то стал бы уничтожать его? Только в том случае, если бы в нем содержались важные военные или политические сведения и он бы не хотел, чтобы их прочел кто-то другой. Но она провезла сюда свой дневник открыто. Она не стала бы этого делать, если бы в нем содержалось что-нибудь важное помимо личного.
Он вышел из комнаты и зашагал по коридору, но перед тем, как свернуть в столовую, решил заглянуть на галерею. После прохладного сумрака коридора полуденный жар солнца ударил в него словно чей-то гигантский раскаленный кулак. С минуту он стоял, моргая от слепящего света и нащупывая в кармане солнцезащитные очки. Теперь с каждым днем становилось все жарче, а шапка облаков над Ла-Кальдерой поднималась выше и сделалась почти прозрачной.
Внизу во дворе двое солдат копошились возле грузовика-трехтонки, принадлежавшего форту. У дверей кухни Дженкинс и Абу чистили картофель. В дальнем конце галереи, где сержант Бенсон соорудил небольшой навес, Джон заметил троих пленников.
Пройдя мимо часового, он направился в их сторону.
Хадид Шебир лежал на подстилке под навесом, рядом с ним в плетеном кресле сидел полковник Моци. Оба молчали. Хадид, казалось, спал, а полковник, подперев руками подбородок, смотрел на море. В самом конце галереи, укрывшись от солнца в тени Флаговой башни, сидела Мэрион Шебир с книгой в руках.
Когда Джон приблизился, она подняла глаза и посмотрела на него. Даже за темными солнечными очками он разглядел в ее глазах улыбку, словно на мгновение она забыла, где находится и кто он такой, предавшись этому естественному порыву. В простеньком платье в мелкий рисуночек она, скинув туфли, сидела в кресле в грациозной позе. Джон поздоровался.
Опустив книгу на колени, она ответила ему. По ее интонации он понял, что она не против поболтать.
– Я попросил, чтобы сюда привезли побольше книг из Порт-Карлоса, – начал Джон.
– Хадид любит читать, он будет рад.
– А что вы читаете? – поинтересовался он, хотя на самом-то деле ему хотелось задать ей совсем другой вопрос: «Зачем вы уничтожили свои дневники?» Но он не мог сделать этого.
– Какая-то старая книга об островах Сан-Бородона. Я прочла о том, как возводилась эта крепость и как островитяне настояли на том, чтобы во время строительства не трогали драконово дерево, что растет во дворе.
– Это то самое, что плачет кровавыми слезами?
– Да. Но вероятно, это не часто случается.
– Думаю, островитян это устраивает. – Он улыбнулся, а про себя подумал, что ему следовало бы проверить все библиотечные книги. Книга-путеводитель может оказаться очень даже полезной для тех, кто задумал бежать. В ней могут быть карты.
Но разве все предусмотришь? Джон незаметно вздохнул. Она нравилась ему, он отмечал про себя, что она привлекательна, и был бы рад посидеть рядом с нею в тени и поболтать о том о сем, но вопросы, рождавшиеся у него в голове, не позволяли ему этого сделать. Почему вы уничтожили дневники? И что за размолвка произошла между вами и вашими спутниками? И есть ли в этой книге карты?
– Можно мне взглянуть? – попросил он.
Она протянула ему книгу, Джон принялся неторопливо листать ее. Карт в ней не оказалось. Возвращая книгу, он небрежно проронил:
– Когда закончите, дайте мне. Я бы тоже хотел ее почитать.
– Конечно.
Джон ушел, а она, забыв про книгу, долго смотрела ему вслед, разглядывая его высокую, подтянутую фигуру, отметив про себя эту бравую военную выправку, в которой чувствовалась сила и власть. Они должны быть счастливы, что им достался такой комендант, подумалось ей. Ведь на его месте мог оказаться какой-нибудь самодовольный, напыщенный болван, придерживающийся соблюдения строжайшей дисциплины… Да, вот уж тогда им бы точно не повезло. Она видела, как майор остановился посреди галереи, бросив взгляд в сторону скал, и догадалась, что он смотрит на могилу Марча. До сих пор какой-то подсознательный инстинкт удерживал ее от мыслей о Марче. Раньше она воспринимала человеческую смерть как нечто безликое. Она подавляла в себе все чувства, возникавшие у нее при виде жестокости и насилия, оправдывая их одной причиной. И этой причиной был Хадид. Но теперь это было в прошлом.
Она перевела взгляд на сверкавшие на солнце гладкие, остроконечные листья драконова дерева, чьи ветви поднимались уже выше парапета. Вот оно дерево, плачущее кровавыми слезами. Повсюду только кровь и смерть. Вот и здесь скоро будут другие смерти. Полковник Моци сказал, что будут. Жизни других людей станут ценою их свободы. И вдруг еще одна мысль посетила ее, представ перед ней с холодной и отталкивающей живостью, – она вдруг осознала, что смерть майора Ричмонда может оказаться неизбежной. Да, здесь погибнут люди, они обречены на смерть… И перед ее мысленным взором предстала целая галерея лиц: обстоятельный и надежный сержант, повар, обожающий свои растения, и этот маленький человечек, что держит цыплят под ее окнами…, и наконец, этот высокий, красивый майор с бронзовым, загорелым лицом. Тяжелый ком подкатил к ее горлу, словно то, о чем она сейчас подумала, уже свершилось. Она вдруг представила себе всех их лежащими под палящим солнцем, и отвратительные подробности смерти, много раз виденной ею, всплыли в ее памяти. Сняв очки, она протерла глаза, словно желая стереть возникшие перед нею образы.
Значит, они умрут, а она получит свободу, уедет далеко-далеко и забудет обо всем, заставит себя забыть… И тут она поняла, что никогда не сможет сделать этого. Такое забыть невозможно.
Она снова подняла глаза и увидела, что Ричмонд дошел уже до конца галереи, до самых каменных ступеней, ведущих в башню. Все, что мне нужно сделать сейчас, это подняться и догнать его, остановить, заглянуть в его изумленное лицо и все ему рассказать… Да, рассказать ему все и предотвратить смерть. Она представила себе, как дергает его за рукав, пытаясь объяснить, что завтра, когда приедет губернатор, завтра… Но она так и не двинулась с места, она словно приросла к своему плетеному креслу, вцепившись в его подлокотники с такой силой, с какой бился внутри нее этот страстный, стихийный протест.
