– Хотел бы я знать, что должно произойти, чтобы я имел право продать акции молодому мастеру Рэйсу.
– Вообще говоря, эти условия жестко оговорены. И я могу вам их назвать, – Чикл смотрит на часы, – но в другой день, когда до них дойдет очередь.
– Чарли, скажите мне, что вы обо всем этом думаете?
Адвокат проводит мясистым пальцем по подбородку:
– Мистер Полк знает мое мнение об этом плане, но все равно решил поступить по-своему. Не волнуйтесь, все абсолютно законно, Джек, если это вас беспокоит. Должен признаться, мне было приятно составлять эти бумаги. Хотя вообще-то составление завещаний не очень-то веселый бизнес. Как, полагаю, и ваша работа – целыми днями писать некрологи.
Чикл не хочет меня обидеть, но я чувствую, что у меня краснеет шея.
– У вас, кстати, очень хороший слог, – прибавляет он. – Вы душевно проводили в последний путь нескольких моих любимых клиентов. Уверен, что то же самое вы сделаете и для Мака.
– Он еще всех нас переживет.
– Ха! Сомневаюсь, – невесело возражает Чикл. Он встает, и я следую его примеру. – Было приятно познакомиться, Джек. Позвоните мне, когда примете решение.
– У меня к вам еще одно дело.
Он корчит извиняющуюся гримасу:
– Это очень важно? Потому что у меня действительно нет времени…
– Речь идет о жизни и смерти, Чарли. Я работаю над статьей про брата Дженет Траш.
Вокруг глаз адвоката собираются морщинки.
– Что за статья?
– Не очень-то веселая. Мы расследуем обстоятельства его гибели на Багамах.
– Но в вашей газете написали, что это был несчастный случай.
– Да. А мы никогда-никогда не ошибаемся. Присядьте, Чарли. – И, боже правый, он садится. – Кто-то вломился к Дженет в квартиру в эти выходные, этот кто-то думал, что у нее есть нечто, принадлежащее Джимми. Теперь она пропала и…
– Вовсе нет.
Теперь моя очередь сесть.
– Что?
– Она позвонила мне сегодня утром, Джек. Сказала, что один ее приятель нажрался как свинья и разгромил ее квартиру. Она сейчас у знакомых – то ли в Лодердейле, то ли в Бока, в общем, в тех краях. Еще сказала, чтобы я ни за что не отправлял ей домой чек на наследство, пока она не вернется, потому что тот придурок все еще может быть там. – Адвокат фыркает. – А ведь я говорил этой молодой леди, и не раз, что деньги брата она сможет получить только через несколько месяцев.
– Вы сами разговаривали с Дженет?
– Нет, одна из моих секретарш.
– А секретарша знает ее голос?
– Да ладно вам, перестаньте.
– Чарли, сколько у вас клиентов – пара сотен? И ваши секретарши знают голос каждого?
– Нет, молодой человек, – говорит он. – Но у меня нет причин подозревать, что кто-то иной, а не мисс Траш, звонил в мой офис сегодня утром.
Он замолкает. Ждет, что я выложу свою теорию. Но я держу рот на замке.
– Она не оставила номер телефона?
– Вообще-то нет. Она сказала Мэри, что перезвонит, – отвечает Чикл. – А теперь не поделитесь ли со мной вашими мыслями по этому поводу…
– Не могу. – Слова комком шерсти застревают у меня в горле.
И перед тем как отправить меня восвояси, Чарли Чикл роняет:
– Не позволяйте воображению бежать впереди вас, Джек. Иногда дела обстоят именно так, как это представляется на первый взгляд.
Эмма хочет со мной пообедать и настаивает, что сама поведет машину. Она привозит меня в тускло освещенный итальянский ресторан, и мы выбираем столик подальше от входа. Она усталая, говорит, что тоже плохо спала ночью. Двадцать семь лет – я стараюсь на этом не залипать. Как неосмотрительно – проецировать собственные бредовые фобии на других людей; на мою голову хватит и мистера Керуака.
В ресторане прохладно, и Эмма трет руки, чтобы согреться. Я пересаживаюсь к ней поближе и обнимаю за плечи – чувствуется, что эти объятия мне гораздо приятнее, чем ей. Она оживляется, лишь когда я рассказываю ей про звонок в офис Чарли Чикла. Как и я, она хочет верить, что звонила действительно Дженет. Мы старательно молчим про кровь на ковре. И не притрагиваемся к вину.
Безжизненным тоном она говорит:
– Возможно, ты прав. Наверное, я не создана для работы в газете.
– Такое случается не каждый день. – Это я о сестре Джимми.
– А что, если она мертва, Джек?
– Ну, тогда… не знаю. Мы доведем дело до конца. Распутаем эту чертову историю.
Я не обманываю Эмму. Она знает, что я в полном замешательстве.
– А кроме вдовы, у тебя есть идеи, куда все это может привести? Почему люди умирают и пропадают?
– Мне нужно подумать, – отвечаю я.
– Рок-певец, о котором никто не слышал многие годы, безработный пианист…
Похоже, у нее сдают нервы. Я говорю ей, что мы не можем бросить это дело. Особенно сейчас.
А Эмма отвечает:
– Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Как ни странно, это правда.
Она смотрит на меня своими нефритовыми глазами. И я вдруг говорю:
– Интересно, кто напишет мой некролог?
– Напиши сам, умник. Мы его придержим до нужного момента.
– Хорошо, но мне нужна от тебя приличная цитата. Ты ведь мой босс и все такое.
– Отлично, – соглашается Эмма. – «Джек Таггер был очень неуравновешенным человеком…
– …но талантливым и уважаемым журналистом. Вся наша редакция будет скорбеть по нему…
– …целых пять минут, – встревает Эмма.
– Особенно Эмма Коул, ибо она так и не переспала с ним, хотя слышала, что в этом деле он превосходил многих…»
– Ах ты… – Она сбрасывает мою руку и пихает меня локтем в бок – начинается возня, мы смеемся и толкаемся. Это так мило, почти уютно. И кто, кроме Эвана, мог бы подумать – где моя самоуверенность? Самый обычный флирт – и вместо того чтобы спасать Эмму, я теперь пытаюсь ее соблазнить. Или надеюсь, что она меня соблазнит. Это уж как пойдет.
Эмма сообщает, что звонила отцу и рассказала ему про Джимми Стому и про исчезновение Дженет. Он велел ей быть осторожной, сидеть в редакции и оставить опасные вылазки журналистам. Она признается, что слова эти ее немного разозлили, а я советую не понимать их превратно. Будь я ее отцом, я бы сказал то же самое.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – просит Эмма.
– Хорошо. Не обижайся, но в последнее время меня преследуют сладострастные мысли о тебе. И я употребляю слово «сладострастные» в его самом чистом и нравственном значении.
– Другими словами, ты хочешь секса, – говорит она. – А я еще ничего не решила по этому поводу. Поэтому давай сменим тему.
– Ладно. Как насчет такой? У меня в холодильнике больше нет замороженной ящерицы.
– Да?
– С той самой ночи, когда ко мне вломился грабитель. Я набил злодею морду вараном.
– Ты шутишь.
– Вот и нет. И это был огромный варан, поверь мне. Надеюсь, я хорошо отделал ублюдка.
– А как же старый добрый пистолет? – спрашивает Эмма.
– С пистолетом любой дурак сможет.
Вернувшись в редакцию, я нахожу на столе записку от Гриффина, который не верит в электронную почту. Заляпанная кофе записка нацарапана карандашом, все буквы заглавные:
КОПЫ НЕ ПОЕХАЛИ НА ВЫЗОВ ПО 911 В ДОМ ТРАШ ПОТОМУ ЧТО ОНА ЗВОНИЛА НАКАНУНЕ + СКАЗАЛА ЧТОБЫ НЕ ЕЗДИЛИ. СКАЗАЛА ЭТО ЕЕ ПЬЯНЫЙ ДРУЖОК УЧИНИЛ РАЗГРОМ + ОНА С НИМ ПОРВАЛА + ОНА НЕ ХОЧЕТ ПОДАВАТЬ В СУД. ЕСЛИ НУЖНЫ ПОДРОБНОСТИ, ДАЙ МНЕ ЗНАТЬ. Г.
Я показываю эту записку Эмме.
– Так значит, она жива! – восклицает она.
Но я настроен менее оптимистично. Дженет никогда не упоминала, что у нее есть приятель. Она говорила про бывшего мужа, про извращенцев из Интернета, но я ни разу не слышал от нее про дружка.
– Может, с ней все в порядке, – говорю я Эмме, – а может, звонил кто-то, выдававший себя за нее.
– Кто, например?
– Мне приходит на ум только вдова Стомарти. Молодой Эван разнюхает, что к чему.
Эмма встревоженно пищит:
– Эван? Наш Эван?
Настоящее имя парня – Доминик Домингес, но все зовут его Домми. Его мать показывает нам путь в святая святых.
– Чао, – кричит он из-за двери, заслышав наши шаги. Мать тихонько стучит:
– Милый, пришел Хуан Родригес. Вы договаривались, помнишь?
– Как он одет? – спрашивает Домми из-за двери.
Хуан предупреждал меня, что парень нервный и со странностями, поэтому мне следует забыть о шутках.
– Рубашка от Ральфа Лорена, – отвечает мать Домми, – красивого голубого цвета. Без галстука, милый.
У ребенка вполне разумная фобия – он боится взрослых дядей в галстуках. Мой галстук а-ля Джек Уэбб – в химчистке, а Хуан снял свой в машине.
– Пусть заходит, – кричит Домми.
Перед тем как удалиться, его мать трогает Хуана за рукав:
– Будьте любезны, спросите у него, не хочет ли он ням-ням.
В комнате Домми жарко, как в доменной печи, из-за всех этих электронных приборов. Низкий гул вызывает у меня ассоциации с кроватью-массажером. Я, можно сказать, полный профан в компьютерах, а вот Домми с ними явно на «ты». Окруженный со всех сторон «железом», он напряженно работает, обратив костлявую спину к двери.
