Неоконченные труды Джимми Стомы.
Песни записаны частями, но я представляю, как они должны звучать. Для фаната странно слышать неприкаянные партии гитары или клавишных. Или бэк-вокал – наверняка поют очаровательные Аякс и Мария, с которыми я познакомился на похоронах. Или голос самого Джимми, выдающий три или четыре куплета a capella. Поразительно, но, судя по этим записям, годы истошных воплей вместе с «Блудливыми Юнцами» не сказались на его связках. Очень хорошо звучит.
Вообще-то я не собирался несколько часов подряд слушать «сырье», но оказалось, следить за тем, как создаются песни, не только интересно, но и весьма познавательно. На одной из первых версий «Устрицы Синди» (файл Вар4усин 10) Джимми начинал третий куплет такими словами:
Она должна была достаться только мне,
Но «Эм-ти-ви» заплатит ей вдвойне.
Это явно камешек в огород Клио, урожденной Синтии Джейн Циглер. А в следующем варианте этой же песни злая острота уступила место похоти:
Она должна была достаться только мне,
Я бредил ее жемчугом во сне.
И наконец, окончательная версия (Вар7усин0фин):
Она должна была достаться только мне,
Но прячет жемчуг свой во тьме на дне.
Да, конечно, это не Роберт Циммерман, но Джеймс Стомарти знал, как играть словами. Это единственное упоминание Клио Рио, которое мне попалось. Возможно, ей и не нравилась эта песня, но сомневаюсь, что она вознамерилась убить Джимми, а затем Джея Бернса, дабы завладеть записью.
И все же, как мудро заметил молодой Лореаль, это музыкальный бизнес. Может статься, Клио страдает паранойей и манией величия. Может, ей невыносима была сама мысль о том, что какой-нибудь журналюга напишет, что она стала прообразом героини песни «Устрица Синди». А возможно, она не собиралась мириться с тем, что ее муж вознесется на вершины хит-парадов за ее счет.
Все эти теории основываются на нескольких шатких предположениях: Клио слышала эту песню – раз; она поняла намеки – два; она верила, что Джимми в итоге песню закончит, – три; законопослушная звукозаписывающая компания выпустила бы его альбом – четыре.
К сожалению, «Устрица Синди» – единственное, что хоть как-то тянет на мотив убийства. Короче говоря, история смерти Джимми Стомы еще не скоро появится на первой полосе.
Тут начинает трезвонить телефон, и я хватаю трубку, думая, что это Эван.
– Он уже звонил? С ним все хорошо? – Это Эмма, наша наседка.
– Еще нет. Но я уверен, что он в порядке.
– Джек, мне все это не нравится. Я сейчас приеду.
Отлично, только не впадай в ступор, если застанешь у меня пару шлюх.
Я серьезно. Если с ним что-то случится…
Захвати взбитые сливки, поводья и хлыст.
Как и во многих других полицейских участках, в офисе нашего шерифа все входящие звонки записываются на пленку, даже те, что поступают не по линии экстренного вызова. Во Флориде такие записи являются достоянием общественности, а значит, к ним по запросу может получить доступ любой неумытый деревенщина, включая журналистов. Качество этих записей неизменно отвратительно, и разумеется, звонок, якобы поступивший от Дженет Траш из Беккервилля, звучит так, будто она звонила с угольных шахт на Украине. Кажется, голос действительно женский, но я не смог бы с уверенностью сказать, кто это: Дженет Траш, Клио Рио или Маргарет Тэтчер. Сквозь визг и треск с трудом можно расслышать, как голос просит не беспокоиться о шуме в доме – это, мол, пьяный дружок слетел с катушек, никто не пострадал и все под контролем.
Звонок поступил из телефона-автомата рядом с закусочной «У Дэнни» в Корал-Спрингз, и это не дает мне никакой зацепки. Конечно, я надеялся, что номер приведет меня к вдове Джимми, – не повезло. Я спрашивал себя, что же на уме у Клио – помимо уклонения от моих телефонных звонков, ублажения ртом своего продюсера и встреч с бывшими участниками группы ее покойного мужа. А потом сказал себе: черт побери, надо просто послать к ней молодого Эвана, чтобы он выяснил, что там происходит. Пакеты из кафе проведут его мимо швейцара, а затем он пустится в свободное плавание. Эван сказал, что это круто и что он знает, как себя вести. Возможно, стоило намекнуть ему, что Клио – хладнокровная убийца, но мне показалось, что он уже и так на взводе.
Не проходит и десяти минут после звонка Эммы, как из эпицентра событий на связь выходит Эван:
– Ага, да, это Чак.
Мы продумали сценарий заранее. Эван выбрал себе псевдоним «Чак» – ему показалось, что это имя идеально подходит разносчику.
– Заказ из Палмеро-Тауэрс, – говорит он. – Вы уверены, что номер квартиры 19-Г?
– Привет, Эван. Все в порядке?
– Э, проверьте еще раз, лады? – продолжает он. – Потому что дамочка говорит, что не заказывала сэндвичи.
– Клио дома?
– Ага.
– Прекрасно. Одна?
– Не-а.
– Значит, так, – говорю я. – Скажи ей, что твой босс проверяет заказ и что он тебе перезвонит. А я обожду минут пять, этого должно хватить.
– О'кей.
– Вешай трубку. Держи хвост пистолетом. И не задавай слишком много вопросов. Но постарайся запомнить все, что увидишь и услышишь.
– Послушайте, мэм, – говорит Эван на другом конце, – мой босс сказал, что проверит заказ и перезвонит мне. Какой у вас номер?
– Пять-пять-пять, – нетерпеливо отвечает голос Клио, – один-шесть-два-три. В чем проблема? Ты сказал, что мы ничего не заказывали? Это Лестер? Дай мне трубку…
– Извините, мэм, – говорит Эван, вежливо ее прерывая, а затем мне: – Босс, пишите номер: 555-1623. Правильно, квартира 19-Г, но это не ее заказ.
– Ты просто рожден для такого, – подбадриваю я его. Через шесть минут я набираю номер Клио.
– Чак слушает, – говорит Эван в трубку.
– Все путем?
– Ага. – А затем шепотом: – Она говорит по междугородному по другой линии.
Когда закончит, скажи, что мы все перепутали. Скажи, что заказ надо было отнести в 9-Г.
– Но теперь она хочет его оставить.
– Да ладно?
– Ara, она увидела фрикадельки и захотела есть. Что мне делать? Она дала мне полтинник.
– Черт, да оставь ей жратву.
– Точно?
– Эван, что бы сделал настоящий разносчик?
– Думаю, ты прав.
– И не забудь попросить автограф.
– Уже сделано, – рапортует он.
– Феноменально.
Да, такому на факультете журналистики не научат.
Пока Эмма едет ко мне, я вспоминаю, как в последний раз спал с женщиной. Это было в последнюю пятницу марта, пять месяцев назад – а кажется, что прошло гораздо больше времени. Карен из окружного морга. Она работает с моим приятелем Питом, патологоанатомом. Красавица Карен Пенски, у нас с ней было четыре или пять свиданий. У нее светлые волосы, и она почти одного со мной роста – бегала на длинные дистанции. Ей тридцать шесть, в этом возрасте умерла Мэрилин Монро. И Боб Марли. Но Карен на это было плевать. Она не верила ни в судьбу, ни в карму, ни в иронию судьбы. Каждое утро она видела смерть на столе в морге; для нее это была всего лишь работа.
Мы познакомились по телефону, когда я позвонил в морг, чтобы узнать причину смерти сенатора от штата Флорида по имени Билли Хьюберт, чей некролог я писал. Убежденный демократ Билли завершил свой земной путь в том же возрасте (семьдесят лет) и таким же образом, как и Нельсон Рокфеллер, знаменитый умеренный республиканец, – иными словами, в момент окучивания девицы, которая не была его законной супругой. И, как и любовница Рокфеллера, подружка Билли Хьюберта в спешке попыталась одеть его poit mortem,[90]что привело к трагикомичному результату. Владелец мотеля, не понаслышке знакомый с офицерами из местного отдела полиции нравов, не смог объяснить, как у мертвого джентльмена из номера 17 левый ботинок оказался на правой ноге, и наоборот.
Статья за подписью Гриффина с помпой была помещена на первую полосу. А мне осталось только сочинить некролог для публикации в следующем номере: он должен был быть немногословным – его все равно собирались поместить где-то в недрах газеты. Единственной «новостью» оставалась причина смерти Билли Хьюберта – вскрытие показало, что у него была аневризма аорты. Этот факт мне и сообщила красавица Карен, которая также любезно добавила, что на правой руке Билли была четко видна татуировка – рогатая прелестница, оседлавшая вилы, – такую красоту я просто обязан был воткнуть в некролог. Это плюс пикантное положение, в котором встретил свою смерть сенатор, затмили его заслуги перед Христианской коалицией, члены которой выразили свое разочарование в нем (и в «Юнион-Реджистер») посредством многочисленных электронных посланий.
Через два дня после публикации некролога мы с Карен встретились, чтобы пропустить по стаканчику. Она быстро врубилась в мою проблему и предложила сводить меня в морг с терапевтическими целями, но я сразу отверг это предложение. Она сказала, что если я побуду среди трупов, то смогу перестать «мистифицировать» феномен смерти. А я объяснил ей, что меня беспокоит не столько мистицизм смерти, сколько ее конечность. Ничто в покойницкой, за исключением разве что незапланированного воскрешения, не сможет излечить меня от беспокойства по этому поводу.
