Следует заметить, что непостоянство Риала в любовных отношениях во многом объясняется его пьянством. Дневники этого времени — разрозненные, изобилующие пропусками — содержат множество эпизодов, связанных с потерей памяти, вызванной отравлением спиртными напитками. Более дюжины раз встречается запись о том, как Риал просыпается в неизвестном месте и не может вспомнить, почему там оказался. Из отдельных намеков в дневнике можно догадаться, что Томас злоупотреблял абсентом, чем отчасти объясняется частота и продолжительность провалов в памяти,{4} а также постепенное ухудшение зрения, приведшее в конце жизни почти к полной слепоте. Некоторые недоброжелатели Риала утверждают, что эти эпизоды и побудили философа высказать весьма спорную мысль о том, что «все утратили память, а то, что мы рассказываем друг другу о себе каждый день, — не более чем вранье».{5} Они не готовы признать, что описываемое состояние присуще каждому человеку, считая его всего лишь воплем о помощи серьезно больного индивидуума. С тем же успехом критики Риала могли бы адресовать свои упреки к таким великим писателям, как По или Кафка.
В любом случае нам ничего не известно о последних трех годах учебы Риала в университете. Дневников, относящихся к этому времени, не сохранилось, а то, что написано Томасом позднее, резко отличается от того, что писалось им до. Прежде всего следует упомянуть о преследующем Риала чувстве вины и раскаянии, чего за ним прежде не замечалось. Что послужило источником его душевных терзаний, нам неизвестно, хотя на сей счет существует множество предположений: от вполне невинных — некоторые исследователи утверждают, что Томас стал свидетелем убийства своего товарища по университету Идризайи Дайслера,{6} — до прямых обвинений философа в его убийстве.
Впрочем, в тот период нам неизвестно о скандалах или иных нарушениях приличий, связанных с именем Риала. Достоверно одно: некоторое время Томас носился с идеей отправиться в путешествие или заняться писательством, но в конце концов избрал более стабильную карьеру художественного обозревателя берлинской «Цайт». Он занимал этот пост в течение пяти лет, пока в 1927 году его не уволили за пьянство.
О следующих трех годах жизни Риала известно мало. Он путешествовал по Европе и Штатам, пока не осел в Англии. Томас арендовал маленький коттедж в Девоне, где жил плодами своего труда: сам выращивал овощи, разводил овец и кур, держал корову, а деньги, полученные в наследство,{7} тратил банальнейшим образом, раз в неделю позволяя себе пинту пива в деревенском пабе. Чтобы добраться до паба, Риал переплывал реку на деревянной лодчонке. Так он прожил пять лет, о которых писал матери: «Это была тяжкая жизнь, но очень правильная. Ничто не заставляет тебя ощущать течение жизни острее, чем необходимость обеспечивать себе пропитание». Английская погода не добавляла жизнерадостности в жизнь философа, но в том же письме Риал пишет: «Для писательства дождь хорош, чего нельзя сказать о жизни».{8} Действительно, период жизни в Девоне оказался необычайно продуктивным с литературной точки зрения, учитывая, что каждый день Риалу приходилось трудиться на ферме семь-восемь часов, и если верить его дневникам, то к вечеру он так выматывался, что проваливался в сон задолго до полуночи.
В это время Риалом написан и опубликован первый сборник стихотворений «Небо как отражение Земли» (1930), первая философская работа «О невозможности вспомнить» (1931) и четырехсотстраничная «медитация» «Одиночество» (1934). Книга разделена на две части одинакового размера и структуры (формула, впоследствии использованная Риалом в двух позднейших, самых значительных работах{9}): первая часть «Почему мне так одиноко?» и вторая «О пользе одиночества». В первой части Риал высказывает солипсическую теорию о том, что за пределами разума не существует ничего.{10} Девять захватывающих глав, в которых автор страстно, порой прибегая к довольно абсурдным аргументам, пытается доказать свою теорию. Кульминацией первой части становится афоризм, который часто (и порою неверно) цитируют: «Таким образом, если Бог существует, это может означать только одно: Он — это я». Во второй части Риал красноречиво доказывает, что одиночество — «необходимая прелюдия к настоящему общению, ибо верные слова, слова, передающие суть нашей личности, запрятаны слишком глубоко. Только путем медитации, пережив одержимость, отчаяние, одиночество, тьму, безумие и утраты, можем мы обнаружить их, вытащить наружу и выпустить в мир».
Вторая часть «О пользе одиночества» с ее завораживающе длинными предложениями и атмосферой полного покоя — превосходное и убедительное доказательство теории Риала. К несчастью, вниманием публики завладела только первая часть. Риал был осмеян и обруган некоторыми видными философами, а его имя стало притчей во языцех, олицетворением эгоизма, инерции, безразличия и прочих самых постыдных грехов века.{11}
Уязвленный Риал, стремясь доказать неправоту критиков, сражался в рядах Сопротивления сначала в Чехословакии, затем во Франции, но этому героическому опыту предшествовали годы болезни и горестей. В последнюю зиму в Англии Томас подхватил пневмонию, как и его подруга Ирен — юная молочница с соседской фермы. Томас выздоровел, Ирен умерла. Риал ни словом не упоминал об этом периоде своей жизни, но из некоторых весьма загадочных намеков в «Лабиринте» и писем философа можно сделать вывод, что Ирен была беременна ребенком Томаса и они собирались пожениться.
Смерть становится главной темой работ философа на ближайшие несколько лет. Трудно сказать, что послужило тому причиной: уход Ирен, собственные хвори, война или все причины разом, но в 1937 году Риал, к тому времени переселившийся в Прагу, публикует второй сборник стихотворений «Приближения смерти», а в 1938 году двухактную пьесу «Что происходит, когда мы умираем». Пьеса была поставлена в Париже, однако неудачно и потому быстро сошла со сцены.
Впрочем, какими бы безрадостными ни были эти две работы, их мрачность меркнет перед монументальной «Тьмой», опубликованной в 1939 году. Отчасти философское размышление, отчасти политический памфлет, отчасти апокалиптическая поэма в прозе, «Тьма» сгинула в дыму и пламени войны, не вызвав интереса читающей публики, чему, вероятно, не следует удивляться, учитывая ее тему и настрой. Впрочем, впоследствии «Тьма» получила заслуженное признание, когда в 1968 году ее опубликовали вместе с самой светлой книгой Риала «Свет». Говорят, что Сартр восторженно отзывался о «Тьме», называя ее «глубочайшим колодцем, в который я только начал спускаться». Определенно, эта книга — самая гнетущая и сложная из книг Риала, хотя и в ее тьме временами проблескивает тонкий луч света.
К концу войны{12} о Риале забыли. Если его «Одиночество» не поняли, то «Тьму» попросту не прочли. В пятидесятые, одолеваемый финансовыми проблемами, попавший в плен алкогольной зависимости, Томас ведет тихую жизнь, странствуя по городам Франции, Германии, Италии и Ирландии. Зарабатывает он случайными переводами, газетными статьями и порнографическими рассказами, публиковавшимися под псевдонимом, и все время ведет дневник, который впоследствии становится фундаментом его последних великих работ: «О невозможности вспомнить», «О книге как зеркале мира», «Свет», «Небеса» и «Ад».{13}
Если бы не молодой австрийский психолог доктор Фелис Бергер, имя Томаса Риала навеки кануло бы в забвение, а его лучшие последние книги никогда не были бы не то что опубликованы, но даже написаны. В 1958 году, работая над диссертацией о причинах и следствиях страха и надежды, Бергер наткнулась на ротапринтную копию эссе Риала «О страхе и надежде в романах Кафки», опубликованную в венском журнальчике «Мозговые волны» в 1928 году. Потрясенная прозрениями забытого философа, которые она посчитала «опередившими не только свое, но и наше время», Бергер решила отыскать автора статьи.
Поиски заняли два года,{14} но в конце концов Бергер нашла Риала в убогой квартирке в Хельсинки. Он зарабатывал на жизнь ремеслом частного детектива, а деньги тратил на водку и шлюх. Когда Бергер спросила Риала об эссе для венского журнала, тот уверил ее, что никогда не писал ничего подобного. Впоследствии, однако, когда Бергер удалось завоевать доверие философа и с ее помощью он избавился от алкогольной зависимости, Риал признался, что написал эссе «в течение двух белых ночей в Вене. В баре я познакомился с редактором журнала, и случайно разговор зашел о Кафке. В те времена его романы еще мало кто читал. Редактор попросил меня написать, что я думаю о „Процессе“ и „Замке“. Поначалу я отказался, потому что наутро должен был покинуть Вену, но он соблазнил меня обещанием накормить до отвала, а я был так голоден, что согласился. В это эссе я вложил очень много из пережитого лично мною. На поверхности оно может показаться весьма абстрактным и наукообразным, но на деле в нем я проделал операцию на собственном сердце, обнажил свое прошлое. Что же до идеи о том, будто бы страх и надежда по сути есть одно чувство и из двух чувств надежда куда опасней и невыносимее… когда-то я верил в это, верю и теперь».{15}
