– Ты его, дочка, на ночь пока домой позабирай-ка ещё несколько дней. Пусть парень окрепнет. Да и потеплее должно стать. А через недельку я его опять навещу. Так, на всякий случай.
На тот же самый всякий случай дядя Оскар заглянул и к козам.
– О, вы, смотрю, ремонт им сделали. А чего зимой-то?
Узнав, что пол перекрыли после того, как коза, наступив на ветхую половицу, провалилась чуть ли не по самую шею, он понимающе закивал:
– Ну да, ну да, хлев давно без ремонта стоял, Густе-то некому было чинить.
Осмотрев для порядка поцарапанную Гайду и уверившись, что она ничуть не пострадала, дядя Оскар уехал. Сейф, тщательно замаскированный Марисом под ящик для зерна, замечен не был.
Перевод, который рассчитывала получить редакция, был почти закончен. Удивившись собственной продуктивности – выкроить время для перевода последние две недели удавалось с трудом – Ева решила ударным трудом наверстать упущенное. Дело шло на удивление легко. Поглядывая время от времени в окно на обрадованного внезапной свободе Ральфа, она переводила, сопереживая героине, то и дело по воле автора попадавшей в передряги… Оказалось, что при всех захватывающих приключениях последних дней она соскучилась по своей работе и теперь с удовольствием вернулась к страницам шведского детектива.
Незаметно прошёл день. Странно, как быстро она вернулась к привычному тихому одиночеству, с его запахом кофе, надкушенным бутербродом на тарелке, шуршанием клавиш Мака и лёгкой музыкой – сегодня это был Шуберт. Как будто и не было ни дневников Густы, ни визита незнакомца, оказавшегося кузеном, ни его невесты, ни – бандитов, напугавших её чуть не до смерти… Но, в отличие от детективного сюжета Осы Ларссон, её приключения были самыми что ни на есть натуральными. И, несмотря на кажущееся спокойствие, за стенкой по-прежнему таился скрытый от посторонних взоров шкаф с дневниками Густы, в хлеву был надежно спрятан сейф с нерасшифрованными пока документами, а на столе – так и оставленная Соней брошка, где тускло сиял замаскированный под дешёвую бижутерию крупный изумруд.
К вечеру вернулись Алекс с Соней. Окрылённые, они привезли с собой уже полностью готовое заявление в суд – Янчук, как видно, работал без выходных.
– Завтра летим в Гамбург!
Почувствовав, что он вооружён и очень опасен, Алекс расхрабрился и рвался в бой.
Для начала пришлось выдержать короткую битву с сетевой авиакассой – по непонятной причине долго не получалось заказать электронный билет. Но совместными усилиями они таки получили два билета на единственный прямой рейс, вылетающий из Риги в 17.30.
Все вроде бы становилось на свои места, упорядочивалось. Времени хватало, можно было просто расслабиться и отдохнуть.
Весь вечер они обсуждали будущий суд и судьбу Алекса и его патентов. Вопрос изучения содержимого сейфа как-то сам собой отступил на задний план перед необходимостью решения этой острой проблемы. Драгоценности – под охраной, бумаги – в сейфе, а впереди суд, и это – самое срочное. А там не за горами – май, и надо будет думать о свадьбе. Нет, о двух свадьбах, поправила сама себя Ева – может, даже придумаем сделать какое-то совместное торжество или свадебное путешествие. А потом – у Сони диплом…
Так что пока они не будут заниматься никакими бумагами, а отложат до момента, когда закончатся текущие проблемы и появится больше времени.
План был хорош и казался разумным. Но червячок сомнения потихоньку шевелился в душе: вдруг ещё что-нибудь вмешается в жизнь и заставит делать не то, что хочется, а то, что необходимо.
События последнего времени делали такой поворот очень даже вероятным. Но сегодня хотелось просто помечтать.
До ночи вся троица строила планы. Но в глубине души каждый понимал, что это – не более чем короткая передышка.
Но они и не догадывались, насколько короткая.
После завтрака наступило время прощания – пора было выезжать, тем более что Соня хотела погулять по Риге.
От души наобнимавшись и договорившись о дальнейших коммуникациях, новообретённые родственники уселись в прокатный автомобиль и покинули хутор.
Соня – аккуратистка – оставила комнату в состоянии, близком к стерильному. Еве показалось, что она даже протёрла окна. На постели – свежее белье, все вещи – на местах и никакого следа присутствия гостей. Только колея от белого «гольфа», оставшаяся на чёрной, голой земле напоминала о недавних событиях.
Решив ещё с вечера, что совершенно незачем стоять у стойки, если вполне можно без хлопот зарегистрироваться в интернете, Алекс отметился на рейс загодя. Багажа, не считая ручной клади, у путешественников не было, поэтому никакой причины для стояния в очереди не существовало. Однако немецкий Ordnung, ставший частью привычного образа жизни, сыграл свою роль – в аэропорт приехали заранее и Алекс направился возвращать прокатный «гольф». Служащая проката не торопилась, время тянулось невыносимо. Во всяком случае, для Сони, которая, устав переминаться с ноги на ногу, умчалась погулять. Пробежавшись по небольшому компактному аэропорту и соблазнившись национальным интерьером знаменитого Лидо, девушка устроилась с чашкой кофе у парапета на втором этаже, откуда отлично просматривался зал. Отсюда она точно увидит, как Алекс поднимется, отстрелявшись со сдачей машины.
Аромат кофе примирял с ожиданием, а наблюдать, как внизу снуют туда-сюда люди с чемоданами, было интересно. Вот и Алекс, который поднялся с подземного этажа и теперь стоял, озираясь. Понимая, что он ищет именно её, Соня уже приготовилась окликнуть его, но не успела. Так и замерев с приветственно поднятой рукой, она наблюдала, как неизвестно откуда появившиеся люди в форме вдруг обступили её возлюбленного и, надев на него наручники, повели куда-то вглубь служебных помещений. Кубарем скатившись вниз, Соня почти догнала группу в чёрном, но мужчины не оглядываясь скрылись за дверью с надписью «only staff», не имеющей даже дверной ручки.
Ошеломлённая, Соня не могла понять, что делать и куда метаться. То ли ей нужно остаться и колотить в эту дверь до остервенения, пока её не пустят к жениху, то ли – идти на самолёт, куда уже объявили посадку. В конце концов её осенило: «Янчук! У нас же есть адвокат! Он-то уж точно сможет пройти-пробраться в двери, куда ей, простой смертной, вход воспрещён».
Уже через секунду она набирала номер.
Внимательно выслушав девушку, чей русский за две недели улучшился настолько, что она тараторила без умолку, он принялся задавать вопросы:
– Тебя не искали? Документы, что мы готовили, у тебя или у него? Посадка ещё идёт?
– У меня документы…
Соня совсем забыла, что папка не влезла в Алексову круглую сумку, зато отлично пристроилась в её дорожном кейсе.
– Отлично. Тогда делаем так.
Янчук соображал быстро, и инструкции, которые он дал, были чёткими и ясными: Алексом и его освобождением он займётся сам и немедленно. Соня же, раз документы у неё, должна лететь домой в Гамбург и тут же обратиться к немецкому адвокату, с которым связался её отец.
– Будем работать сразу с двух сторон, я – отсюда, а вы – из Германии. Иначе эти сволочи его съедят и не подавятся.
Сказанное звучало разумно, и Соня немножко успокоилась. Глянув на часы, она помчалась на посадку, успев перед отлётом позвонить только Еве.
Самолёт на Гамбург вылетел, как и ожидалось, по расписанию, увозя с собой Соню с приколотой к груди самодельной брошкой и сумкой с документами. Место рядом с ней так и осталось пустым.
Совершенно деморализованный, со скованными за спиной руками, Алекс вдруг оказался в комнате безо всяких окон. Только там, повинуясь команде офицера, старшего не только по званию, но и по возрасту – никакая выправка не могла скрыть волосы «соль с перцем» – с него сняли наручники.
Офицер жестом приказал ему занять место на табурете перед внушительного вида столом, за который сам же и уселся. За спиной Алекса устроился один из широкоплечих мужчин в форме. Второй, бесцеремонно обшарив его карманы, выложил на стол все, что удалось найти, начиная с паспорта и заканчивая скомканными билетами в кино на «Облачный атлас» – Алекс тут же вспомнил, как они с Соней бежали, чтобы не опоздать на сеанс. «Почему я не выбросил эти билеты?» – мелькнула глупая и абсолютно неуместная мысль.
Офицер что-то говорил по-латышски, поглядывая в лежащую перед ним бумагу, но Алекс не понимал ни слова.
Попытка объясниться на русском и на немецком ни к чему не привела – офицер отказывался понимать, упорно продолжая вести допрос, или что это там было, по-латышски. Очевидно, этот господин в форме принимал его за кого-то другого, иного объяснения происходящему попросту не было.
Первоначальный испуг уступил место досаде: самолёт улетал, билет пропадал, а он, Алекс, между прочим, учёный, сидит тут, как какой-нибудь карманник, или за кого его принимают, и не может даже объясниться. Происшедшее настолько не укладывалось в Ordnung, что казалось наваждением.
