– А дальше, – продолжает клоун, – мы кокнем блондинчика. Затем погонимся за тобой. Ты упадёшь, сломаешь ногу, поползёшь, превозмогая боль, и последнее, что увидишь в жизни, – опускающийся над тобой мачете. После мы побежим за девушкой и отрежем ей голову. Возьмём за волосы, поднимем вверх и начнём сатанински хохотать на всё поле.
– Может, не надо? – осторожно спрашивает Жанна.
Клоун тяжело вздыхает. Даже сквозь маску на его лице читается жалость.
– Голубушка, – извиняющимся тоном увещевает он. – Я бы, честное слово, и рад вам голову не резать. Но никак не могу. У меня мама психическая была, и папа тоже маньяк. Жил с детства вместе с трупами, гости если и были в доме, то всегда только мёртвые. Поэтому, если не возражаете, я вас сейчас убью, а потом буду с вами культурно беседовать. Точнее, с вашей головой. Вставлю в пустые глазницы черепа засушенные тюльпаны, а после…
– М-да, это уже закос под Нормана Бейтса, – встревает в монолог Олег. – Чистый «Психоз» по Хичкоку. В общем, я не знаю, что у вас за фильм, но слышал достаточно. Пристрели их.
Грохот трёх выстрелов из «вальтера» Алехандро разрывает тишину.
…Камера парит над кукурузным полем, транслируя вытоптанную поляну ближе к северу. На примятых стеблях распростёрлись три трупа (картинка приближается) – красные пятна на белых клоунских балахонах, в мёртвых руках зажаты рукояти мачете. Двое мужчин и девушка выходят из пределов кукурузного поля. Светловолосый показывает на холм неподалёку, что-то оживлённо кричит. Камера перемещается по направлению пальца блондина, и зрители видят потрёпанный жизнью автомобиль, стоящий на вершине холма. Стоп-кадр: ключи в замке…
Глава 2
Хорошенький дьяволёнок
(предместье Лимы, 1 ноября 1931 года)
…– Прикажете принести стакан воды, сеньор Мартинес? Тут очень жарко.
Михаил взглянул вверх. Над ним, учтиво улыбаясь, склонился полицейский.
– Нет, спасибо, Аугусто, – со вздохом ответил он. – Я пока обойдусь.
Сидя на земле и опираясь спиной о сложенные вместе прутья индейской хижины, эль капитано чиркнул спичкой, прикуривая очередную сигарету. Да, он упустил их снова – оба ушли из-под носа. Только трупы девушек, плавающая в крови земля, кинопроектор и испачканные чёрно-красными разводами простыни. Он больше не увидит их никогда. Художник и Подмастерье получили от демона Уку Пача свою мечту, – в данный момент, возможно, едут в сторону бразильской либо боливийской границы. Убийцы проскользнули сквозь пальцы рук, словно песок. О карьере отныне можно забыть.
Амазонская магнолия силуэтом отпечаталась в чёрном небе.
Ему следовало понять сразу: и Алехандро, и Родриго были откровенно помешаны на кино. Не пропускали ни одной премьеры. Всегда шли в центральный кинотеатр, как на праздник, торжественно вырядившись в лучшие костюмы, покупали самые дорогие билеты и пышные букеты цветов, возлагая затем их к экрану. У обоих юношей была одна и та же любимая актриса – буквально с детского возраста. «Хорошенький дьяволёнок», «Гордость клана», «Бедная маленькая богатая девочка», «Тэсс из страны бурь», «Длинноногий папочка», «Хулиганка». На каждый её фильм они ходили бессчётное количество раз. В автомобиле Родриго всегда висела потрёпанная фотография их общего с другом кумира, пришпиленная булавкой, – с обложки журнала Theatre пятнадцатилетней давности. Румяная златовласка в розовом платье с белыми цветами. Женщина – вечный ребёнок, сыгравшая в десятках лент, в прошлом году получившая престижную американскую награду за съёмки в кино. Кажется, она называется «Оскар».
Мэри Пикфорд.
39-летняя американка, годившаяся обоим парням в матери, стала предметом их безумной любви и страсти, поскольку благодаря синематографу оставалась вечно молодой и вечно привлекательной. Они по уши влюбились в образ на экране. Сумасшедшая любовь, не имевшая никаких шансов на взаимность. В реальности Пикфорд, любимица сотен миллионов зрителей, была уже зрелой женщиной, супругой Дугласа Фербенкса – кумира другого уровня, уже для девочек-подростков. Фербенкса Родриго и Алехандро, как и положено, ненавидели – однако не он был основным их соперником. Мэри Пикфорд, чей типаж соответствовал русской поговорке «маленькая собачка до старости щенок», всё же старела, а оба юноши сходили с ума по фильмам четырнадцатого – двадцатого годов, где по экрану порхала чудненькая бедненькая несчастная сиротка, невинный ягнёночек с улыбкой доброго божества. Они страстно желали любви вовсе не актрисы, а именно персонажа из киноленты, – вот в чём проблема. Чтобы овечка вышла к ним из фильма и одарила счастьем одного из них. Они мечтали об этом. Они умирали от любви. Они заплатили бы своей жизнью за один лишь её поцелуй.
Однако в итоге щедро расплатились жизнями других.
Обращение к демонам Уку Пача тоже выглядит более чем логично. Даже если в них не веришь, поневоле придётся проникнуться: ведь только чёрная магия нерождённых способна даровать то, чего хотели друзья. За определённую плату – но, разумеется, такие мелочи никого не смущали. Интересно, почему они не догадались попросить у подземного бога сразу две копии Мэри Пикфорд, упростив задачу? Хм… Нет, пожалуй, что нет. Родриго и Алехандро на подобный ход никогда не согласятся. Мэри может принадлежать только одному – соперник-неудачник либо совершит добровольное самоубийство, либо удалится в изгнание. Кто пришёл к ним из Уку Пача, какой могущественный демон, исполнитель желаний? Энрике мог поведать Мигелю об этом, но он лежит в полицейском морге…
Так-так-так.
Полицейский кое о чём забыл. А именно – о дыме семян, воскуренным Энрике, благодаря чему Михаил встретился с конкистадором Франсиско Писарро перед спуском в Уку Пача. Это, конечно, не что иное, как местный наркотик, вроде дешёвого «марафета», горстями которого забивали ноздри утончённые офицерики «Земской рати» вкупе с проститутками в портовом районе Владивостока. Дурман никоим образом не перемещает во времени, зато вытаскивает зрелища из самых дальних закоулков подсознания. Кратковременно развивает способности фантазии до красочного взрыва, создаёт реальную ощутимую галлюцинацию, её едва ли не трогаешь своими собственными руками.
Глаза Михаила широко раскрылись. Что, если…
Как, прямо здесь, при остальных полицейских? А почему бы и нет? Он же начальство. Встав с места, Мигель бросил через плечо: «Никого ко мне не пускать!» – и двинулся к ритуальному зданию Энрике. Мешочек с искомыми семенами нашёлся у тотемного столба почти сразу же: убийцы ничего не тронули. Чиркнула спичка, разжигая костёр. Горсть семян посыпалась на угли. Шипение. По помещению поплыл сладковатый запах…
…Михаил очнулся в полной тьме. Непонятно каким образом, но он отлично видел, – словно включилось кошачье зрение. Извилистые коридоры, гигантские каменные подвалы без капли света. Десятки тысяч существ, обитающих в вечной мгле. Вот рядом с ним проползло одно – без рта и носа, восьминогое, подобно пауку, оно передвигалось боком, стараясь не задеть остальных. Подземелья наполняли звуки – жевание, хруст, шорох, волчий вой, стоны и постоянные крики боли, – дикая какофония, способная свести с ума за десять минут… А эти чудища, похоже, живут тут тысячелетиями. Кто здесь? Снова леденящий сердце вой, совсем близко. Навстречу бежит целая стая чёрных собак – тех, что переводят сюда усопших по волосяному мосту из мира живых после похорон. Псы жирные, шерсть лоснится, но никто не протягивает к ним руку потрепать по холке, – во мраке светятся жёлтые глаза. Медленно снуют туда-сюда мертвецы, погребённые ещё инками и попавшие в царство Уку Пача, – полусгнившие лица, разлезшаяся в лоскуты одежда, полная червей плоть. Но это бедняки, а вон дальше, за широким столом, чьи ножки сделаны из узловатых корней деревьев, разрывая в клочья тушки кротов, пирует группа мумий инкских землевладельцев – с румяными щеками и нарисованными на лицах улыбками. Их кожа суха, трескается при движении, но здесь нет воздуха, они могут сохраняться столетиями. Нерождённые, впрочем, сторонятся трупов, – они высшая каста, слуги демонов, да и сами без пяти минут демоны. Держатся особняком… Высокие тощие монстры без глаз, кончики пальцев увенчаны длинными ногтями, словно у китайской императрицы. Большие рты, круглые, как яблоко, и зубы – чёрные, в форме иголок, высунутые извивающиеся языки, сморщенная кожа. Это ещё ангелочки – чистокровные подземные демоны и вовсе откровенные уроды, существо с паучьими ногами далеко не худший их представитель. Благодаря инстинкту самосохранения Мигель вжимался в стену всякий раз, когда они оказывались рядом, хотя и знал, что существа не видят его. Порождения подземного царства слепы, подобно нерождённым, ориентируются во тьме на запах с помощью носа – вытянутого в трубочку, как у муравьеда. Мохнатые и с голой кожей, мелкие и огромные, демоны ползком либо бегом двигались по коридорам из гладкого гранита, минуя низшие касты мертвецов. Но и они покорно склоняли головы при появлении полных достоинства подземных богов. Те, как правило, рогаты, пятнисты, с вытянутыми крокодильими и ягуарьими мордами, из раскрытых пастей капает слюна… Они никогда не говорят и отдают приказания жестами: ведь Уку Пача считается у инков землёй немых. Боги запрокидывают головы и часто смотрят в потолок, облизывая безгубые рты сухими серыми языками. В старину по корням растений к ним в подземелья стекала кровь. Инки поклонялись Уку Пача, ежедневно убивая домашних животных – альпак и гуанако… Но частенько боги получали на пропитание вдоволь человеческой крови. Это и массовая резня пленных на алтарях в Куско, и жертвоприношения с просьбой ниспослать хороший урожай, – тогда жрецы забирали из семей на заклание десятилетних детей, дабы избежать голода[34]. Видно, что богов мучает жажда… Нет сомнений, им очень хорошо сейчас на улицах Лимы, где можно вдоволь упиться горячей красной жидкостью. Какой в Уку Пача год, месяц, какое время? К сожалению, Мигель не может этого знать. Он подходит к залу, где лежат деревянные статуи, облачённые в одежды, – по виду от богачей до бедняков. Что это такое? Внутренний голос нашёптывает: здесь те, кому индейцы желали смерти. Сосед, любовник жены, даже чиновник правительства. Надо всего лишь зарезать с десяток морских свинок, похитить у врага кусочек одеяния, окропить ткань кровью животных, обернуть деревянную статую. Затем оплевать, проклясть, сбросить в шахту и отдать врага на растерзание демонам Уку Пача, – а те уж найдут, как вытянуть из человека кишки[35]. Миновав зал, Михаил направляется по коридору с указателями, изображающими корону – плоский золотой обруч, по обе стороны – козлиные рога. Кажется, он не идёт, а плывёт по воздуху, хотя откуда тут воздух? Им же не нужно дышать. Ближе к царским покоям появляются демоны с жуткими улыбками на крысиных мордах – похитители веселья у людей, обеспечивающие человечество дурным настроением. И правда, похоже на христианский ад, правда, в отличие от нравов преисподней, обитателей Уку Пача никто не мучает и не угнетает. Простое существование, как и на поверхности Земли, – одни управляют, другие подчиняются… Но мёртвые инкского ада – полноценные члены общества, и без них существование мира Уку Пача немыслимо. Ещё один зал. Михаил с любопытством заглядывает внутрь. Сотни мертвецов, стоящих неподвижно… Их ноги превратились в толстые узловатые корни, побеги растут из головы и плеч, устремляясь вверх. Как полагали инки, мёртвые способны выбраться наружу, превратившись в стебли растений. Прорастая сквозь ходы Уку Пача на поверхность, они воскресают там вновь – сплошное перерождение, словно у индусов и китайцев. Однако видно: корни давно засохли, никто и никогда больше не прорастёт вверх… Ходы из царства мёртвых заблокированы испанцами, мертвецы останутся здесь навсегда. Главные залы пройдены, Мигель находится в конце пути. Перед ним – просторное помещение с покрытым паутиной потолком, откуда вниз головами свешиваются летучие мыши – страшные, пахнущие внутренностями покойников. В центре – сложенный из черепов трон, место царствования вечного владыки государства мёртвых. Михаил протискивается через тысячи коленопреклонённых подданных: трупы, демоны, боги… Сидящий на троне неизмеримо выше их своей мощью, властью, магией. К вершине трона ведут 99 ступеней, и Михаил щурится, пытаясь разглядеть повелителя. Тщетно. Трон пуст, но обитатели Уку Пача этого не чувствуют: согнувшись в верноподданническом экстазе, они униженно вытирают языками грязь вокруг престола.
