Глава 51
Я растерянно смотрела на выцветшую фотографию миниатюрной женщины с аккуратной прической черных с проседью волос. Кто бы это ни был, но только не Вайолет.
Я взглянула на отца и слегка покачала головой.
— Разве она не та, кого вы ищете? — спросила Винни Флад, правнучка Фрэнсис.
Я улыбнулась:
— Именно та, кого мы ищем. Скорее, я надеялась, что это будет не она, — ответила я, понимая, что говорю странные вещи.
Я была уверена в том, что Вайолет переименовала себя и стала Фрэнсис. Отец заинтересовался поиском родственников миссис Форрест. А я желала поговорить с ним о маминых похоронах, поэтому импульсивно предложила поехать вместе на встречу с Винни Флад, семидесятичетырехлетней вдовой, живущей в Истборне. Я представляла себе этакую маленькую старушку в зимнем пальто посреди лета.
— Кажется, тебя захватила эта история.
Мы покинули тихие улицы «Зеленой цапли» и направились в Брайтон. Папа, обожавший водить машину, легко влился в интенсивный поток на своем «Ауди» (подарок на день рождения).
Я бросила на него взгляд, гадая, не критикует ли он меня, но отец лишь улыбался.
— Думаешь написать об этом книгу? Барб права?
— Я пытаюсь не делать этого. Мне нужно работать над другим романом, но история о юной художнице не дает покоя.
— Расскажи, что ты выяснила.
— Вайолет была влюблена в Эдвина Форреста. Того мужчину, что подписал ее работы своим именем. Неизвестно только, сделал ли он это с согласия девушки.
— Уверен, что без ее ведома! Зачем ей соглашаться на такое? — удивился папа.
— Потому что таким образом она смогла бы зарабатывать на жизнь. Отличный способ обмануть тогдашнюю элиту. Заявить о месте женщины в обществе. Причины могут быть разными.
— Или он воспользовался возможностью получать финансовую выгоду, используя ее талант, — предположил папа.
— Когда ты стал таким циничным? — спросила я.
Отец молча развернул машину на перекрестке и выехал на Истборнскую дорогу.
— Трагично, — заметил он, — если она не могла претендовать на признание своих заслуг, и неважно, по какой причине. Наверное, трудно страстно увлекаться чем-то и не иметь возможности осуществить задуманное. Уже забылось, как под влиянием социального положения, половой принадлежности или финансовой ситуации ущемлялись права людей того времени. Сейчас у нас больше свобод.
Я кивнула, впечатленная. Отец прекрасно понимал положение женщин тех лет. Какое-то время мы оба молчали, проезжая мимо университета и нового футбольного стадиона, где тренировалась команда Бена. Я сомневалась, стоит ли признаться папе, что меня интересуют не только тайны Вайолет.
— Мама художницы умерла при родах младшего сына, — в конце концов произнесла я. — Мальчик тоже умер. Вайолет тогда было пять лет. Я просто не могу игнорировать наше с ней сходство, хотя она родилась более века назад. Думаю, это еще одна причина, почему мне хочется узнать историю девушки.
— Ах, — выдохнул отец.
Я ждала, что он скажет что-то еще, но папа молчал. Тогда я, откинув голову на подголовник, принялась рассматривать проносившиеся мимо пейзажи.
— Ты скучаешь по ней? — спросила я.
Странно, никогда раньше я не задавала отцу этот вопрос. По затянувшемуся молчанию, подумала, что он не хочет отвечать.
— Сначала скучал каждый час и каждый день. Потом постепенно привык, что ее нет. Но все равно было больно. Просто устроил свою жизнь так, чтобы не замечать, что ее нет.
Он обогнал дом на колесах.
— Представь, что у тебя был красивый сад, и кто-то вырыл яму прямо посреди него. Постепенно ты учишься ходить вокруг ямы, но тебе это не нравится. Потом я встретил женщину, и все стало по-другому. Барб помогла мне выстроить мост через яму, которую мама с Билли оставили после себя. Конечно, я до сих пор скучаю по ней. Мне интересно, какой бы она была сейчас. Она бы полюбила Бена и мальчиков.
Отец упрямо не отрывал глаз от дороги, но я видела блеск непролитых слез.
— Я тоже по ней скучаю.
Папа, все так же глядя вперед, пожал мне руку. Я улыбнулась.
Мы приближались к Истборну. Красивые деревушки заменили широкие поля и большие кольцевые развязки.
— Когда умерла мать Вайолет, отец отправил девочку к родственникам.
— Бедняга. Наверное, он скучал по ней.
Я вздохнула:
— На похоронах мамы я слышала, как ты просил Салли забрать меня.
Отец резко вздохнул:
— Помню. Умолял ее. Боже, в каком я был состоянии тогда!
Я молчала.
— И ты услышала? О, черт! «Элла, Элла! Все осточертело»!
Я улыбнулась: это ругательство отец часто произносил в мои подростковые годы.
— Ты следишь за маршрутом?
Я вытащила карту, которую распечатала заранее.
— Винни сказала следовать к пристани по указателям. На следующем перекрестке налево.
Папа включил левый поворотник. Я почувствовала раздражение из-за упущенной возможности поговорить о том, что меня мучило. Но я недооценила отца.
— Я мало что помню из того периода, — признался он. — Едва помню похороны. Настолько мне было плохо! Я думал, что не сумею позаботиться о тебе. Ты была прелестной малышкой с разбитым сердцем. А я не знал, как помочь. Я себе-то не мог помочь. Поэтому просил Салли взять тебя.
— Она отказалась. Но не потому, что не хотела.
Папа рассмеялся:
— Конечно не потому. Сэл понимала, что ты — моя семья, и что скоро я сам все пойму.
Я прикрыла глаза.
— Примерно через три недели после похорон я начал приходить в себя. Прошла беспомощность, притупилась пронизывающая убивающая боль. Я скучал по маме и ребенку. В то же время я понял, как сильно тебя люблю, насколько ты мне нужна. У меня больше никого не было. Что бы без тебя со мной стало?
— На перекрестке прямо, — сказала я, чувствуя слезы на щеках.
— Однажды ты пришла ко мне со спутанными волосами. Протянула расческу и резинку. Села и стала ждать, чтобы я распутал их, как это всегда делала мама. А я не знал, с чего начать. Хотелось сказать, что я не умею. Но посмотрев на тебя, маленькую, доверчивую, я понял, что должен суметь.
— Налево. Номер пятьдесят шесть.
Папа притормозил перед поворотом.
— Я даже взял книгу из библиотеки. Дом номер сорок. Остановимся здесь.
Он отстегнул ремень безопасности и ловко припарковался в крошечном пространстве.
— Книгу? — Мой голос дрожал.
Я наклонилась, чтобы забрать сумку из прохода, а на самом деле незаметно вытереть слезы.
— Книгу о прическах, — усмехнулся отец. — Я так и не научился плести косички.
— Папа, все детство я думала, что, если буду плохо себя вести, ты прогонишь меня. Поэтому я никогда не причиняла тебе неприятности. Никогда. Потому что боялась.
— О, Элла! Так вот что ты имела в виду тогда в пабе!
Он с беспокойством посмотрел на меня.
Я слабо улыбнулась:
— Именно это! Думала, если сделаю что-то, чем ты будешь недоволен, ты не захочешь больше видеть меня. Знала, что переезд в Сассекс был связан с определенными рисками. Ты беспокоился. Я думала, что, если поступлю по-своему, ты разозлишься, вычеркнешь меня.
Отец помолчал, затем развернулся и взял мои руки в свои.
— Элла, я не перестану любить тебя из-за того, что ты поступишь по-своему. Признаю: я излишне осторожен. Вероятно, после того, что случилось с твоей мамой, у меня появились собственные страхи. Мне повсюду мерещится опасность. Знаю, тебе тоже. Мы с тобой стали такими не по собственной воле.
Я грустно улыбнулась, а он продолжал:
— Если бы ты решила подняться на Эверест, или начать карьеру воздушной гимнастки, или переехать в Австралию, я бы, конечно, переживал, но все равно любил бы тебя. Ты не можешь так просто избавиться от меня.
У меня перехватило дыхание: папа только что избавил меня от груза тревог длиною в тридцать лет!
— Я боюсь пауков, — наконец произнесла я, — поэтому Австралия — вне списка. А еще высоты. Думаю, останусь в Сассексе, чтобы писать книги.
