- Какая прелесть, - услышал он за спиной, – простите, Миша, я, наверное, мешаю вам.
- Нет, Гавриил Аронович, не мешаете. Садитесь рядом, я уже заканчиваю.
- Вы очень талантливый фотограф, Миша. Настоящий художник. Уж я то в этом разбираюсь. Вас ждет грандиозный успех. Позвольте, мне рассмотреть эту фотографию. Очень она меня заинтересовала. Какая филигранная работа этот ангел.
Гавриил Аронович водрузил на свой большой нос очки, и придвинулся ближе к компьютеру.
- Что это? Неужели простое стекло?
- Да, Гавриил Аронович, это стеклянный ангел.
- Стеклянный ангел. Как красиво звучит. Вы знаете, по этому поводу я вспомнил одну историю. Трагическую, надо заметить. Позвольте, расскажу.
- Расскажите, - улыбнулся Миша. «Ну, это минут на сорок», - подумал он, но без раздражения. - Пусть рассказывает. Сидит бедный один целыми днями в своей крошечной неухоженной квартирке. И слово сказать некому. Пусть рассказывает».
- Вы знаете, - начал Гавриил Аронович, - история, действительно, трагическая. Лет восемь-девять назад ездил я навестить друга, ныне, к сожалению покойного… Он в то время работал в цирке, отвечал за художественную часть. Цирк у них в городе был преотличный, на всю страну знаменитый. Теперь этого цирка уже нет, закрыли за ненадобностью. Мы с моим другом, значит, и на рыбалку съездили, и на природе отдохнули, и несметное количество партий шахматных разыграли. И под самый конец, уже перед отъездом, пригласил он меня в свой цирк на представление. Много чего там было: и львы, и слоны, и атлеты - те, что грузовики на себе тягают. И уже после антракта во втором отделение показали самое прекрасное шоу, которое я когда-либо видел. Замечательный номер воздушных гимнастов-эквилибристов. Представьте – выключили свет, и вдруг все вспыхивает множеством искр. Все блестит, переливается, словно из-под купола снег летит, сверкающий на солнце. А вокруг летают гимнасты в белоснежных и тоже сверкающих костюмах, юноши и девушки. И под самым куполом, высоко-высоко, так что приходилось сидеть с задранной головой, – помню, шея здорово затекала, а глаза отвести невозможно, - была натянута проволока, а на ней две юные девушки, красоты просто невероятной, одна светлая, другая темноволосая. В полупрозрачных одеяниях, и с крыльями, распростертыми за спиной. И вот эти прекрасные создания начинают делать на проволоке немыслимое: кружиться, танцевать, взлетать в воздух и снова опускаться. Красиво было - не описать словами. Зрители поминутно охали … И вдруг … чтобы вы думали?.. - Гаврил Аронович выдерживает артистическую паузу, - …вдруг одна из девушек, сорвалась и камнем упала вниз, на арену. Весь зал вскрикнул, вскочил в едином порыве. Что тут началось! Люди плакали, кричали. Кто-то ринулся к выходу, кто-то к арене.
Друг мой, Константин Львович, помню, все сокрушался, говорил: «Такая хорошая девочка, и такая страшная смерть». Эта гимнастка была студенткой циркового училища, очень молоденькая, восемнадцати ей еще не было.
Миша ошарашенно смотрел на Гавриила Ароновича, до него медленно доходила вся суть рассказанного, и он почти не удивился, когда услышал то, что и предполагал услышать.
- А знаете, как номер-то назывался? – спросил довольный произведенным эффектом Гавриил Аронович. – Номер назывался «Стеклянные ангелы».
«Вот почему лонжа, - подумал Миша, - вот почему она душит именно лонжей. Теперь все ясно. Теперь все ясно…»
- Скажите, Гавриил Аронович. А что, этот цирк действительно закрыли?
- Действительно, года три назад. И по телевизору о его закрытии сообщали. Он стал нерентабельным, здание реконструировали и отдали то ли под склад, то ли под строительный рынок. Не помню точно.
- Помните, Гавриил Аронович, я рассказывал вам, что хочу написать книгу или снять хороший фильм?
- Конечно, помню, Миша, и верю, что у вас все получится. Вы одаренный молодой человек. Это я знал, когда вы еще под стол пешком ходили. Уж простите меня за фамильярность.
- Меня очень заинтересовала эта история, Гавриил Аронович. Вы так захватывающе ее рассказали. Я тут подумал: из нее мог бы получиться отличнейший сюжет.
- Вы так считаете? Ну что ж, очень рад, что помог вам.
- Как было бы хорошо, если бы я смог поговорить с кем-нибудь, кто знает эту историю изнутри, с кем-нибудь, кто работал в цирке в то время. Может быть, вы кого-нибудь вспомните? Я бы отправился на встречу с этим человеком прямо сейчас, без промедления. Я сейчас без работы, мне позарез нужен хороший сюжет.
Гавриил Аронович задумался.
- Постойте, постойте. Возможно, я смогу вам помочь. Да, я вспомнил одну женщину. Мы были у нее в гостях с Константином Львовичем. Приятная женщина. Очень пожилая, правда. Не знаю, жива ли она сейчас. Но тогда она была еще активной, разумной дамой, много и интересно рассказывала. Она преподавала в местном цирковом училище. Эта погибшая девочка была ее ученицей.
- Гавриил Аронович, если вы скажите, что у вас нет ее адреса… - взмолился Миша.
- Вам повезло, молодой человек. Дважды повезло. Во-первых, потому, что с памятью у меня еще полный порядок, а во-вторых, потому, что у этой бабульки – легко запоминающийся адрес: Дорожная 1.
Адрес действительно был нетрудный, но на всякий случай Миша сохранил его в телефоне. И имя сохранил – Звонарева Джульетта Николаевна.
Минут через пятнадцать, когда они уже сидели над шахматной доской и Миша отчаянно проигрывал, он все-таки спросил:
- Вы забыли сказать, Гавриил Аронович, какая из девушек разбилась: светленькая или темненькая.
- Светленькая, - сказал Гавриил Аронович и поставил Мише заковыристо-красивый мат.
Проблема заключалась в том, что Плетнев панически боялся летать самолетами. Может быть, потому, что до двадцати лет он практически никуда не выезжал за пределы родного города. И впервые поднялся в воздух взрослым человеком. На третьем курсе отправился на олимпиаду по истории среди студентов ВУЗов. Летели самолетом. Пятеро олимпиадников и сопровождающий преподаватель. Миша выглянул в иллюминатор и увидел, как под крылом самолета о чем-то поет зеленое море чего-то там. Слова песни так и не вспомнились, потому что Мише стало очень плохо, и чем-то зеленым тут же покрылись и его брюки, и брюки его соседа. Это мамин зеленый борщ, которым она накормила сына на дорожку, сказал «адье» бедному Мишину желудку.
Миша был чрезвычайно сконфужен, долго извинялся перед соседом, коим оказался как раз таки сопровождающий преподаватель. Потом пришлось идти в туалет переодеваться. Это отвлекло, но, когда он вернулся на свое место и снова взглянул в иллюминатор, последовало позорное продолжение.
Закончилась эпопея тем, что Миша занял последнее место на олимпиаде и на обратном пути трясся трое суток в обшарпанном плацкарте, тогда как остальные летели самолетом. С тех пор ни разу его нога не ступала на трап, ведущий в облака, вызывающие тошнотворный - в прямом смысле этого слова – страх.
Сейчас, когда катастрофически поджимало время, Миша подумал, может все-таки полететь самолетом? В этом случае он обернется за день, максимум за два. Он хорошенько поразмыслил, взвесил все за и против и… поехал на железнодорожный вокзал. Купил билет в купе, рассчитывая на верхней полке хорошенько обдумать план действий и выспаться.
Он так и сделал: устроился поудобней и приготовился вздремнуть. Подумать решил позже.
Но тут дверь плавно отъехала в сторону, и раздался неслабый рыкающий возглас:
- Вот это аппарта-а-аменты!
Именно так с ударением не на «е», на третьем «а».
Миша открыл один глаз и посмотрел вниз. Прямо перед его глазами, отражая свет лампы, блестела абсолютно лысая макушка.
Следом за блестящей макушкой вошли: косынка леопардовой окраски и голубая шапочка с помпоном.
- Здрасьте, - вежливо сказал Миша.
Все трое подняли на него глаза.
- Как же так? – жирным баском сказала леопардовая косынка. - Мужчина посторонний в купе. Как же мы с дочей переодеваться будем? Пойду проводницу найду.
- Да я отвернусь, - заверил Миша, но его слова были проигнорированы. Косынка пошла искать проводницу.
Лысина и шапочка с помпоном сели друг напротив друга и дружно вздохнули.
Из-под шапочки с помпоном на Мишу взглянули карие глаза над пухлыми щеками. Миша подмигнул. Глаза стали больше. Миша подмигнул еще раз. Пухлые щеки стали розоветь, и тут Миша отвернулся, не стал провоцировать обладателя блестящей лысины, который встал, подбоченившись и подозрительно уставился на попутчика.
Пришла проводница, конвоируемая дамой в леопардовой косынке. Проверила билеты у Миши, сообщила почтенному семейству, что все в порядке, молодой человек занимает свое место на законных основаниях, согласно приобретенному билету, и переселить его она не может, так как все купе заняты.
