Адамберг снова наткнулся на запертую дверь, но на сей раз не стал раздумывать и воспользовался отмычкой. С первого взгляда на мастерскую он понял, что Камилла исчезла. Синтезатора не было, инструментов и рюкзака тоже. Кровать заправлена, холодильник пустой, электричество отключено. Адамберг уселся на стул, глядя на опустевшую комнату и пытаясь собраться с мыслями. Он сидел и смотрел, но мысли не шли. Через три четверти часа телефонный звонок вывел его из оцепенения.
— Только что звонил Масена, — послышался голос Данглара. — В Марселе труп.
— Хорошо, — как и утром, ответил Адамберг. — Еду. Возьмите мне билет на первый же самолет.
В два часа, спешно покидая уголовный розыск, Адамберг поставил сумку на стол Данглара.
— Я поехал, — сказал он.
— Хорошо, — ответил Данглар.
— Вы остаетесь за главного.
— Хорошо.
Адамберг думал, что бы еще сказать, и тут заметил у ног Данглара круглую корзинку, где свернулся маленький пушистый шарик.
— Что это такое, Данглар?
— Это кот.
— Зачем вы его принесли? Здесь и без того бардак.
— Дома его оставить нельзя. Слишком маленький, везде лезет и еду сам не найдет.
— Вы же говорили, что не хотите заводить животных.
— Мало ли что я говорил.
Данглар отвечал кратко и немного враждебно, не отрывая взгляд от экрана, и Адамберг уловил в этом молчаливое неодобрение, которое чувствовал иногда в своем помощнике. Он снова взглянул на корзинку, и перед ним возникла картина — убегающая Камилла, в одной руке у нее куртка, в другой — бело-серый котенок, в тот миг он не обратил на него внимания.
— Это она оставила его вам, не так ли, Данглар? — спросил он.
— Да, — ответил тот, по-прежнему глядя в экран.
— Как его зовут?
— Пушок.
Адамберг подвинул стул и сел, облокотясь на колени.
— Она отправилась странствовать? — спросил он.
— Да, — повторил Данглар и на этот раз поглядел в усталые глаза Адамберга.
— Она вам сказала куда?
— Нет.
Последовало короткое молчание.
— Вышло небольшое недоразумение, — проговорил Адамберг.
— Я знаю.
Адамберг несколько раз медленно провел пальцами по волосам, словно сжимая голову, потом встал и вышел, не говоря ни слова.
Масена встретил коллегу в аэропорту Мариньян и сразу повез его в морг, куда было отправлено тело. Поскольку Масена не мог точно сказать, имеют ли они дело с подражателем или настоящим сеятелем, Адамберг хотел разобраться в этом лично.
— Его нашли голым в собственной квартире, — объяснил Масена. — Замки вскрыты мастерски, очень чистая работа. А ведь там были два новых замка.
— Так же он действовал и вначале, — заметил Адамберг. — У дверей не было охраны?
— У меня четыре тысячи таких домов, коллега.
— Да. Это ему на руку. Он сумел отделаться от полиции за несколько дней. Итак, фамилия, имя, род занятий?
— Сильвен Жюль Мармо, тридцать три года. Портовый служащий, работал в отделе реконструкции судов.
— Судов, — задумчиво повторил Адамберг. — Он раньше жил в Бретани?
— Откуда вы знаете?
— Я не знаю, я спрашиваю.
— В семнадцать лет он работал в Конкарно, там и освоил профессию. Потом вдруг все бросил и уехал в Париж, там выполнял мелкую столярную работу.
— Здесь жил один?
— Да. Его подружка замужем.
— Поэтому сеятель и убил его дома. Он прекрасно осведомлен. Случайности быть не может, Масена.
— Может, и так, но между Мармо и четырьмя вашими жертвами нет совершенно ничего общего. Вот разве только между двадцатью и двадцатью семью годами он жил в Париже. О допросах не беспокойтесь, коллега, все протоколы я отправил к вам.
— В Париже это и произошло.
— Что?
— Их встреча. Эти пятеро должны были быть знакомы, так или иначе жизнь сводила их вместе.
— Нет, коллега, по-моему, сеятель хочет, чтобы мы немножко побегали. Он внушает нам, что эти убийства имеют смысл, чтобы сбить нас с толку. Узнать о том, что Мармо жил один, легко. Об этом весь квартал знал. Здесь новости рассказывают на улице.
— Слезоточивый газ был?
— Ему прыснули хорошую дозу прямо в лицо. Для начала сравним газ с тем, что он использовал в Париже, и узнаем, привез он его с собой или купил здесь.
— Не обольщайтесь, Масена. Это очень ловкий тип, я в этом убежден. Он предусмотрел все до мельчайших подробностей, как химик, который знает всю цепочку реакции. И он отлично знает, чего хочет. Не удивлюсь, если он связан с наукой.
— С наукой? Я думал, вы скажете, с литературой.
— Одно другому не помеха.
— Чтобы ученый и со сдвигом?
— С 1920 года у него в голове призрак.
— Бог мой, коллега, он что, восьмидесятилетний старик?
Адамберг улыбнулся. При встрече Масена вел себя гораздо дружелюбней, чем по телефону. Во время разговора он энергично жестикулировал, хватал Адамберга за руку, похлопывал по плечу, по спине, а в машине — по коленке.
— Я думаю, ему между двадцатью и сорока.
— Приличный разброс, коллега.
— Но ему вполне может быть и восемьдесят, почему бы и нет? Для убийства ему много силы не нужно. Удушье газом, потом удавка, нечто вроде кольцевого упора, которым электрики связывают толстые провода. Срабатывает безотказно, с этим и ребенок бы справился.
Масена остановился, не доезжая морга, чтобы подыскать стоянку в тени. Здесь солнце еще палило по-летнему, люди гуляли в рубахах нараспашку или отдыхали в теньке, сидели на ступенях домов и чистили овощи, держа на коленях корзины. А в Париже небось Бертен ищет свой дождевик, чтобы не промокнуть.
С мертвого тела откинули простыню, и Адамберг внимательно его осмотрел. Угольные пятна были сходны с теми, что обнаружили у парижских жертв. Они почти целиком покрывали живот, руки, ляжки и язык. Адамберг провел по ним пальцем, потом вытер руку об штанину.
— Вещество отправлено на анализ, — сказал Масена.
— Укусы есть?
— Два, вот здесь, — ответил Масена, указав на внутреннюю складку брюк.
— А что дома?
— Нашли семь блох тем способом, который вы нам подсказали, коллега. Умно придумано. Букашки сейчас тоже на экспертизе.
— Конверт цвета слоновой кости был?
— Да, в мусорном ведре. Не понимаю, почему он не позвонил нам.
— Он испугался, Масена.
— Надо думать.
— Он боится полиции. И боится ее сильнее, чем убийцы. Он думал, что сможет защититься сам, поэтому поставил два дополнительных замка. В каком состоянии была одежда?
— Валялась кругом по комнате. Ужасный неряха этот Мармо. Живет один, ему и наплевать.
— Странно. Сеятель очень аккуратно раздевает своих жертв.
— На сей раз ему не понадобилось раздевать, коллега. Он спал нагишом. Здесь все так делают. Из-за жары.
— Можно взглянуть на дом, где он жил?
Адамберг вошел в подъезд дома с красной облупившейся штукатуркой неподалеку от Старого порта.
— Домофона, я вижу, нет?
— Похоже, он давно сломан, — ответил Масена.
Он прихватил карманный фонарик, потому что выключатель на лестничной клетке не работал. В пучке света Адамберг внимательно осмотрел двери на каждой площадке.
— Ну что? — спросил Масена, выключая фонарь на последнем этаже.
— А то, что он у вас побывал. Это его рука, сомнений нет. Тонкость штриха, быстрота, легкость, поперечные палочки — это он. Я бы даже сказал, что рисовал он, не торопясь. Похоже, здесь этим можно заниматься спокойно?
— Не то слово, — заверил Масена, — здесь можно расписывать двери круглые сутки, всем на это плевать, а если учесть, в каком состоянии дом, ему это только на пользу. А когда столько народу рисует одновременно с ним, чего ему бояться? Может, пройдемся немного, коллега?
Адамберг взглянул на него с удивлением. Первый раз он встречал полицейского, который, как и он сам, был охотником до прогулок.
— У меня тут лодка в одной бухточке. Проедем вдоль берега? Это помогает думать, согласитесь? Я частенько так делаю.
Через полчаса Адамберг поднялся на борт «Эдмона Дантеса», небольшой, но устойчивой лодки с мотором. Адамберг сидел впереди голый по пояс, закрыв глаза под теплым ветром, Масена, также полуголый, сидел позади. Ни тот ни другой ни о чем не думали.
— Вы сегодня вечером уезжаете? — крикнул Масена.
— Завтра на рассвете, — ответил Адамберг. — Хочу прогуляться по порту.
— Да-да. В Старом порту тоже хорошо думается.
На время прогулки Адамберг отключил телефон и, сойдя на берег, просмотрел новые сообщения. Брезийон требовал отчета, обеспокоенный шквалом, который обрушился на столицу, звонил Данглар с докладом о последних данных по четверкам, и Декамбре прочитал ему «странное» послание, полученное в понедельник утром:
Она вошла в жилища, в первые дни в нищих кварталах, где сыро и грязно. Сначала она почти не идет дальше. Даже кажется, что она исчезла. Но едва минуло несколько месяцев, она смелеет и продолжает наступать, поначалу медленно, на многолюдных и богатых улицах, и, наконец, обрушивается в полную силу на весь город, расточая свой смертоносный яд. Она повсюду.
