Но Данте не нуждается в иллюстрациях. Гений Данте Алигьери поместил Пьеро делла Винья в Ад и заставил его говорить напряженными шипящими и кашляющими звуками, словно делла Винья все еще находится в петле. Вслушайтесь в слова, которые он произносит, влача свое мертвое тело к терновому дереву, чтобы повеситься:
Surge in vermena e in pianta silvestra:
L'Arpie, pascendo poi de le sue foglie,
fanno dolore, e al dolor fenestra.[33]
Обычно бледное лицо доктора Лектера налилось кровью, когда он воспроизвел для членов «Студиоло» клокочущим, задыхающимся голосом слова агонизирующего Пьеро делла Винья. Пальцы доктора тем временем играли на пульте дистанционного контроля, и на экране попеременно появлялись тела Иуды и делла Винья со свисающими под ними кишками.
Come l'altre verrem per nostre spoglie,
ma non pero ch'alcuna sen rivesta,
che non e giusto aver cio ch'om si toglie.
Qui le strascinertmo, e per la mesta
selva saranno i nostri corpi appesi,
ciascuno al prun de de l'ombra sua molesta.[34]
Вот в таких звуках Данте воспроизводит смерть Иуды и смерть делла Винья, постигшую их за одни и те же преступления — алчность и предательство. Ахитофел, Иуда и Пьеро делла Винья вашего Данте. Алчность, смерть в петле, самоуничтожение. Чрезмерная алчность приравнивается к самоуничтожению, как и самоубийство через повешение. А теперь послушайте, что говорит в конце Песни анонимный флорентийский самоубийца:
Io fei gibetto a me de le mie case.[35]
В следующий раз вы, возможно, пожелаете побеседовать о сыне Данте Пьетро. Это может показаться невероятным, но среди ранних комментаторов «Божественной комедии» он оказался единственным, кто, говоря о тринадцатой Песне, напрямую связывает Иуду и Пьеро делла Винья. Полагаю, что было бы небезынтересно поговорить и о том, что думает Данте о поедании плоти. Граф Уголино грызет затылок архиепископа, трехликий Сатана пожирает Иуду, Брута и Кассия. Трех предателей, как вам известно. Благодарю за внимание.
Ученые мужи восторженно зааплодировали, что выражалось негромким и унылым постукиванием ладони о ладонь. Доктор Лектер, не зажигая света, прощался с ними, называя каждого по имени. Чтобы избежать рукопожатий, он в обеих руках держал по стопке книг. Покидая освещенный лишь работающим проектором Салон лилий, знатоки средневековья и Ренессанса уносили с собой очарование только что услышанной ими лекции. Оставшись вдвоем в большом зале, доктор Лектер и Ринальдо Пацци могли слышать, как спорят о лекции, спускаясь по лестнице, ученые.
— Как вы считаете, коммендаторе, удалось ли мне сохранить работу?
— Я не специалист, доктор Фелл, но и профану видно, какое сильное впечатление вы на них произвели. Доктор, если не возражаете, то я прошел бы вместе с вами до дома, чтобы забрать вещи вашего предшественника.
— Но это же два полных чемодана, коммендаторе, а у вас уже есть портфель. И вы хотите это все унести?
— Я потребую выслать к палаццо Каппони патрульную машину. — Пацци в случае необходимости умел проявлять настойчивость.
— Прекрасно, — сказал доктор Лектер. — Я буду готов через минуту, как только разберусь с этими вещами.
Пацци кивнул, подошел к окну и достал сотовый телефон, ни на секунду не сводя взгляда с доктора Лектера.
Главный следователь видел, что доктор абсолютно спокоен. С нижних этажей доносился шум работающих механизмов.
Пацци набрал нужный номер и, услышав голос Карло Деограчаса, произнес в трубку:
— Лаура, amore, очень скоро я буду дома.
Доктор Лектер собрал с кафедры книги, сложил их в портфель и повернулся к проектору. Вентилятор прибора все еще шумел, а в светлом луче плавали пылинки.
— Мне следовало показать им и это, — сказал доктор Лектер. — Ума не приложу, как я мог пропустить столь важный материал. — На занавеси появилась проекция рисунка с изображением обнаженного человека, висящего в петле под амбразурами палаццо Веккьо. — Эта картина должна представлять для вас большой интерес, коммендаторе Пацци. Подождите, я отрегулирую фокус.
Доктор Лектер повозился с аппаратом, а затем подошел к стене. Его черный силуэт на экране точно соответствовал размерам фигуры висельника.
— Вы можете определить, кто это? — спросил доктор. — Если желаете, изображение можно увеличить. Вот в этом месте его укусил архиепископ. А чуть ниже начертано его имя.
Ринальдо Пацци, еще не подойдя к доктору, почувствовал запах какого-то химического вещества и решил, что пахнет один из химикатов, оставленных реставраторами.
— Вы можете разобрать буквы? Здесь написано «Пацци» и надпись сопровождается оскорбительным стишком. Это ваш предок Франческо, которого повесили у стен палаццо Веккьо как раз под этими окнами, — пояснил доктор Лектер, поймав взгляд Пацци через разделяющий их световой поток. — Теперь еще кое-что, имеющее непосредственное отношение к нашим делам, синьор Пацци. Я начинаю серьезно размышлять, не пора ли мне съесть вашу супругу.
С этими словами доктор Лектер сорвал со стены импровизированный экран. Огромное полотнище упало на Пацци. Главный следователь бился под холстом, пытаясь высвободить голову, его сердце бешено стучало в груди. Доктор Лектер, мгновенно прыгнув к Пацци, со страшной силой охватил сзади его за шею и поднес к покрытому холстом лицу пропитанную эфиром губку. Следователь Пацци, сильный и хорошо обученный рукопашному бою, сумел схватиться за рукоятку «беретты». Когда они валились на пол, Пацци завел руку с пистолетом за спину, нажал на спуск и… поразил себя в заднюю поверхность бедра. После этого для него наступила темнота.
Выстрела из небольшой «беретты» никто не мог услышать. Во-первых, он был произведен под холстом, и, во-вторых, его полностью заглушил шум работающих в палаццо машин. По лестнице никто не поднялся. Доктор Лектер закрыл створки огромных дверей Салона лилий и повернул торчащий в скважине замка ключ…
Придя в себя, Пацци прежде всего почувствовал тошноту, тяжесть в груди и головокружение. Горло жгла боль, и во рту ощущался сильный привкус эфира.
Он сообразил, что все еще находится в Салоне лилий, и обнаружил, что не может двигаться. Ринальдо Пацци был стоя привязан к высокой ручной тележке, на которой рабочие привозили кафедру. Завернутый в холст и обкрученный веревкой, он был похож на напольные дедушкины часы. Рот его был заклеен широкой лентой. Бедро стягивала тугая повязка, и кровь из раны не текла.
Доктор Лектер смотрел на Пацци, облокотившись на кафедру. Глядя на полицейского, доктор вспомнил себя, когда его, связанного таким же образом, доставляли в психушку.
— Вы слышите меня, синьор Пацци? Сделайте несколько глубоких вдохов, и ваша голова прояснится.
Доктор Лектер произнес эти слова, не прекращая работу. Он уже успел выкатить в центр зала большой электрический полотер и сейчас занимался тем, что мастерил из толстого оранжевого силового кабеля петлю, которой обычно пользуются профессиональные палачи.
Резиновая изоляция кабеля скрипела, когда доктор Лектер делал горловину из тринадцати традиционных колец, через которую затягивалась петля.
Закончив изготовление профессиональной петли, он закрепил последний узел и положил творение рук своих на кафедру. Вилка штепселя торчала с внешней стороны горловины.
Принадлежащие Пацци пистолет, пластмассовые наручники, так же как и все остальное содержимое его карманов, тоже лежали на пюпитре.
Доктор Лектер в первую очередь просмотрел документы. Он сунул себе за пазуху полученное от карабинеров досье. Досье содержало вид на жительство, разрешение на получение работы, негативы и фотографии его нового лица.
Здесь же оказалась и нотная запись, которую доктор Лектер дал на время синьоре Пацци. Он взял ноты и краем листа задумчиво постучал по зубам. Лектер глубоко вздохнул, крылья его носа раздулись и, приблизив лицо к Пацци, доктор произнес:
— Лаура, если вы, синьор, позволите мне называть вашу супругу Лаурой, по-видимому, пользуется великолепным ночным кремом для рук. Хорошо впитывается. Вначале холодит кожу, а затем согревает. Благоухает цветком апельсина. Про вашу жену, синьор, можно сказать: Лаура-оранжад. Хм-м. У меня за весь день не было во рту ни крошки. Печень и почки я мог бы приготовить сразу на ужин. Что же касается мяса, то его неделю следует вялить на холодном ветру. Я не слышал прогноза погоды. Вы не знаете, случайно, не ждет ли нас похолодание? Судя по выражению вашего лица — не ждет.
Если вы, коммендаторе, поделитесь со мной нужными мне сведениями, то я могу поголодать и оставить синьору Пацци неосвежеванной. Я задам вам вопросы, а затем приму окончательное решение. Вы можете мне доверять, синьор, хотя догадываюсь, что, зная себя, вам очень трудно кому-нибудь верить.
Тогда в театре я понял, что вы установили мою подлинную личность. Не обмочились ли вы от страха, когда я склонился над ручкой синьоры? Полиция не появилась, и стало ясно, что вы меня продали. Вы продали меня Мейсону Вергеру? Моргните дважды, если это так.
