Это не на шутку расстроило его. Его способности к лазанью должны были намного превышать способности женщины, хотя бы только за счет длины рук, и все же он никак не мог сдвинуться с этого места. Что же такого он никак не мог найти? Как она смогла пролезть здесь? Он отступил к своей оливиновой «площадке» и еще немного отдохнул. Колено опорной ноги задрожало. Он сменил ноги. Второе колено тоже задрожало. Он приказал себе успокоиться. Безрезультатно.
У него подходил к концу запас энергии. Жить оставалось ровно столько, сколько времени он сможет продержаться здесь, чередуя руки и ноги, а потом уменьшение плодородия (как ни дико упоминать его в этой ситуации) заставит руки разжаться. Можно крикнуть и предупредить находящегося внизу Огастина, но это ничего не даст. Огастин ничем не сможет помочь ему. Веревка болталась на его поясе — никчемная вещь, бесполезная в случае падения; ее наличие нисколько не успокаивало. Он был здесь один-одинешенек.
Хью опять уставился на угол. Она ведь как-то перебралась через него. Он искал взглядом сгустки копоти, которые могли бы указать на наличие щербин, но скала казалась совершенно гладкой.
Он снова дотянулся до угла, зацепившись пяткой за край, и снова ничего не нашел. Там просто ничего не было.
Пятка, которой он по-обезьяньи — нет, обезьяне такое было бы не под силу! — цеплялся за угол, поехала вниз, и Хью поспешно дернул ногу вверх. И неожиданно на уровне голени, куда он ни за что не догадался бы посмотреть, задел пяткой какую-то неровность. Осторожно повернув ногу, он ощупал это место пальцами, предчувствуя успех.
Альпинисты привыкли видеть пальцами. Его балерина, которая была меньше ростом, но намного изящнее, справилась с поисками опоры лучше, чем он, по-видимому догадавшись ощупать невидимую сторону пальцами ноги. И она оказалась там — маленькая полка, совершенно невидимая отсюда. Чувствуя, что сейчас его затрясет всего, Хью вернулся на свою спасительную оливиновую «лестницу».
Теперь ему было ясно, что и как нужно делать. Будучи мужчиной, он, естественно, был склонен к силовым действиям. Здесь же сила ничего не давала. Все решала ловкость. Он еще раз смерил взглядом край угла — строго вертикально. Его предплечья устали чуть ли не до судорог. Нервы были натянуты до предела. Она дала ему один, последний шанс. Испытывала его умение. Или смеялась над ним.
Он осторожно начал свое движение.
Протянул правую ногу. Одной рукой уперся в последний выступ оливиновой жилы, а второй схватился за ровный край и оказался прижатым всем телом к скале.
Пора! Одним чрезвычайно мягким движением он выпустил оливиновую опору, подтянулся, держась за угол, и передвинулся к самому краю. Нога двинулась за угол. Большой палец нащупал упор.
Так он и балансировал, держась за ровные грани скального угла, дыша лишь самыми верхушками легких. Набери полную грудь воздуха — и расширившаяся грудная клетка сразу же отбросит от скалы. Закашляйся — и полетишь вниз. Он не мог даже оторвать щеку от камня и повернуть голову, чтобы заглянуть на ту сторону угла.
Опираясь только на большой палец правой ноги, глядя назад, на оливиновую жилу, отчетливо понимая, что ему ни за что не удастся вернуться на нее, Хью осторожно погладил стену правой рукой. Что-то здесь должно быть… Выше… Ничего. Ниже… Ничего.
Его левая рука соскользнула. Колено стукнулось о скалу. Прижалось сильнее. Правая рука потянулась дальше. Еще дальше. Он полностью освободил легкие от воздуха. Зацепка ждала его где-то совсем рядом.
Но тонкая нить земного притяжения тянула его назад. В этом не было никакого насилия. Все очень просто: он должен был упасть если не в эту секунду, то в следующую.
Но за короткое мгновение его сознание успело оценить ситуацию и увидеть два главных варианта. Он мог продолжать обниматься с этим углом, пока не свалится. Или же мог упасть, но по своей собственной воле.
Так он и сделал.
Нужно отвести на несколько миллиметров от стены ладони, пальцы, потом убрать с выступа палец, которым опирался… именно в таком порядке. Последним — палец ноги. Это было жизненно важно. Таким образом определялась траектория падения. Широко раскрыв глаза, он начал валиться на бок.
Захват мелькнул перед лицом как что-то почти нематериальное. Молниеносным движением, посрамившим бы самого виртуозного карманника, он ухватился за него. Ноги заболтались в пустоте. А дальше, но совсем рядом оказалась трещина. Последним усилием он вогнал в нее ногу, и пластырь, которым была обмотана его рука, и защищенную этим пластырем изнемогающую плоть.
Возможно, во время отчаянного падения какая-то часть его существа умерла. Во всяком случае, сдерживающие центры отказали. Все страхи, которые он крепко держал в узде, вырвались на свободу и навалились на него. Крича и ругаясь, он пытался втиснуться глубже в трещину, не обращая внимания на то, что не может отыграть у скалы хотя бы дюйм. Если бы он был способен зарыться в скалу, это было бы сделано. Все, что угодно, лишь бы избавиться от ужасного сосущего ощущения того, что земля тянет его к себе.
В конце концов приступ паники пошел на убыль. Он понял, что находится в безопасности. И только тогда увидел, что добрался до места назначения. Он находился в легендарном Глазу.
Снизу он всегда воспринимал Глаз Циклопа как логово какого-то хищного чудовища или большую пещеру. В его крыше бросалась в глаза темная зияющая прорезь, пробитая, словно кинжалом, водой, которая стекала там на протяжении миллионов лет. Но теперь, оказавшись внутри, Хью обнаружил, что это не пещера, а скорее ниша тридцати футов глубиной и около сотни футов высотой. За минувшие зоны хрупкий черный диорит выкрошился из-под нависшей брови, оставив толстый слой сырого рыхлого дерна.
Три женщины — а теперь еще и Хью — проникли туда через середину двугранного угла, образовывавшего левый угол века Глаза. Двугранный угол уходил вверх, в не желающую рассеиваться дымовую шапку, и, изгибаясь вверху, представал намного темнее и толще. При взгляде с другого направления, с более чистым камнем, крыша, возможно, показалась бы взлетающей вверх воздушно-легкой скульптурой. Отсюда же бездонный и словно прогнивший Глаз угрожающе нависал над ним.
Далеко внизу Хью разглядел смутно вырисовывавшийся в дыму выступ. Он относился к старому маршруту, классической Североамериканской стене. Не исключено, что женщины могли спуститься туда, чтобы использовать выступ для устройства бивака. Хотя он казался слишком маленьким для того, чтобы на нем могли устроиться три человека. Кроме того, женщины шли своим собственным маршрутом, горделиво отказываясь пользоваться тем, что оставили для них предшественники. Их лагерь следовало искать где-нибудь выше, под нависавшей дугой. Просто его трудно было разглядеть в дыму.
Хью мог установить якорь на том самом месте, до которого добрался, и тихонько дождаться, когда Огастин присоединится к нему и возьмет на себя инициативу. Его все еще трясло после отчаянного трюка, он знал, что Огастин захочет первым попасть в последний лагерь восходительниц. Но в таком случае снова окажется, что он, Хью, всего лишь часть штурмового снаряжения Огастина. А ведь он честно заработал право закончить то, что начал.
В действительности лагерь должен был сыграть для Хью в этом восхождении роль вершины. Оттуда его и Огастина и, естественно, всех, кого они там обнаружат, эвакуируют на настоящую вершину, и на этом его взаимоотношения с Эль-Кэпом закончатся. И значит, чтобы доиграть финал, ему требовалось лишь завершить знакомство с Глазом.
Он осмотрел двугранный угол, поднимавшийся вверх и направо к своду. Диоритовые грани были достаточно острыми для того, чтобы выпотрошить человека, если у него хватит дурости свалиться на них, а все видимые зацепки, похоже, плохо держались в своих гнездах. Но светлые отпечатки женских рук на черной скале были видны очень отчетливо, и Хью заставил себя сосредоточиться на раздумьях о том, как подняться выше.
Через несколько минут ему удалось разглядеть остатки лагеря женщин. При взгляде снизу и сбоку он походил на обломки кораблекрушения, застрявшие в небе. Хью начал траверс по стене в том направлении.
Здесь не было никаких естественных полок, ничего подобного «островам» Архипелага, на которых можно было стоять или сидеть. Вместо карнизов женщины построили крохотную вертикальную конструкцию, похожую на летнее жилище обитателей трущоб. Одна над другой висели три хрупкие платформы.
С первого взгляда было ясно, что с конструкцией что-то не так. Причем серьезно. Неподвижно свисали петли. Одна платформа опасно накренилась и располагалась чуть ли не на боку. Ярко-красное полотно нижней платформы разорвалось, и внизу болтался большой клок.
Неудивительно, что Огастин не смог разглядеть, кто остался в лагере, и тем более добраться туда. Болтаясь на расстоянии девяти футов от края крыши, он видел в тот день лишь густые тени, среди которых выделялись блики на алюминиевых трубках да яркая, радостная расцветка нейлона.
