— Да?
Они никогда ничего не обсуждали. Это было своего рода соглашение. Чтобы сосуществовать, они старались не встречаться.
— Вестманнагатан.
На столе интенданта Йоранссона — ни папок с делами, ни пустых стаканчиков, ни крошек от обернутых в целлофан кексов из торгового автомата.
— Вестманнагатан?
И он не понимает, откуда оно.
Мерзкое чувство — как будто кольцо сужается.
— Название мне ни о чем не говорит.
— Расправа. Я разобрался с последними именами и хочу проверить их по реестру оружия.
Йоранссон кивнул, повернулся к компьютеру, ввел пароль и вошел в базу, которая в целях безопасности была доступна лишь немногим.
— Эверт, ты стоишь слишком близко.
Что-то неприятное.
— В смысле?
Что-то, что идет изнутри.
— Ты не мог бы отойти назад на пару шагов?
Что-то, что с каждой минутой занимает все больше места.
Йоранссон посмотрел на человека, которого не любил и который не любил его самого, поэтому они редко оказывались друг у друга на пути. Это все, что их объединяло.
— Личный номер?
— 721018–0010. 660531–2559. 580219–3672.
Три личных номера. Три имени на экране.
— Что ты хочешь знать?
— Всё.
Вестманнагатан.
Он вдруг понял.
— Йоранссон! Ты слышал? Я хочу всё.
То самое имя.
— У одного из них есть лицензии. Служебное оружие и четыре охотничьих.
— Служебное?
— Пистолеты.
— Марка?
— «Радом».
— Калибр?
— Девять миллиметров.
То самое имя, оно все еще на экране.
— Вот черт, Йоранссон. Вот черт!
Комиссар вдруг двинулся к выходу.
— Но они уже у нас, Эверт.
Гренс замер, не дойдя до двери.
— Как это — «уже у нас»?
— Здесь примечание. Такое оружие было изъято. Оно у Кранца.
— Почему?
— Здесь не сказано. Можешь забрать пистолеты у него.
Ворчание, доносящееся из тяжело хромающего тела, постепенно стихло в коридоре следственного отдела. У интенданта Йоранссона больше не было сил бороться с охватившим его беспокойством. Он долго сидел, уставившись на экран с фамилиями.
Пит Хоффманн.
Эверт Гренс может, нажав пару клавиш компьютера или сделав несколько телефонных звонков, установить адрес, по которому в настоящее время проживает владелец оружия, проехать четыре мили к северу, в маленький поселок с большой тюрьмой, и допрашивать этого самого владельца до тех пор, пока тот не даст ответы, которые Гренсу получать нельзя.
То, чего нельзя было допустить, только что случилось.
Хоффманн молча стоял за запертой дверью кабинки до тех пор, пока не убедился, что он в туалете один.
Резинка из тренировочных штанов, столовая ложка, пакетик.
Так он прятал наркотики и шприцы еще в Эстерокере. Лоренс подтвердил, что этот способ все еще действует. Несмотря на всю свою простоту. Или же благодаря ей. Ни один надзиратель ни в одной тюрьме не проверяет дыры в сортирах.
Сливной бачок, сток в полу, трубы под раковиной — укрытия, в которые теперь бессмысленно даже пытаться что-то прятать. Но поискать в сортирной дыре вертухаям даже в голову не приходило.
Хоффманн разложил резинку, согнутую ложку и пакетик с амфетамином на загаженном полу. Натянул резинку, привязал одним концом к пакету, другим к ложке, потом встал на колени возле унитаза, крепко ухватил пакетик и сунул его как можно глубже в трубу. Когда он спустил воду, руки и даже плечо оказались мокрыми, под напором воды пакетик ушел еще глубже, а согнутая ложка зацепилась за край трубы. Хоффманн подождал, спустил воду еще раз, пусть резинка натянется максимально и пакетик на другом ее конце уйдет в трубу как можно глубже.
Ложка прочно застряла в ободке трубы, и теперь пакетика совсем не было видно.
Но его будет легко достать.
Встать на колени, сунуть руку в мокрое, осторожно потянуть.
Эверт Гренс покинул Йоранссона и коридор следственного отдела; правда, которую он никак не мог поймать, смеялась уже не так громко. «Радом». Хоть какое-то название за все время предварительного расследования. Девять миллиметров. Кто-то, кто может оказаться следующим звеном расследования той расправы.
Пит Хоффманн.
Такого имени Гренс никогда раньше не слышал.
Но этот Хоффманн был владельцем охранного предприятия, предоставлявшего фирме «Войтек Интернешнл» телохранителей во время визитов польских политиков. И имел, несмотря на пятилетний тюремный срок за вооруженное нападение с отягчающими обстоятельствами, лицензию на произведенное в Польше оружие. Оружие, которое, если верить базе данных, уже находится в полиции. Изъято две недели назад.
Гренс вышел из лифта и направился в криминалистический отдел.
Он добыл имя.
И совсем скоро добудет кое-что еще.
Болели колени. Хоффманн поднялся с пола и прислушался к тишине. Спустил воду еще два раза. Ни звука; он откинул крючок на двери и вышел из туалета. Пусть думают, что у него схватило живот, вот он и засел в кабинке надолго. Пит двинулся к телеуголку и начал рассеянно тасовать карточную колоду. Он делал вид, что убивает время, а сам поглядывал на вахту и кухню, высматривая надзирателей.
Вон они — спины в форме — отвернулись, чем-то заняты. Хоффманн поднял оттопыренный средний палец — обычно это их подстегивало.
Ничего. Никто не отреагировал, никто не обернулся.
Зэки ушли на послеобеденные занятия в школе или в мастерской, коридор пуст, надзирателей рядом нет.
Пора.
Хоффманн двинулся к ряду камер. Торопливый взгляд — никого. Он открыл дверь в камеру номер два.
Камеру Грека.
На вид все такое же, как у него самого: такая же паршивая койка, такой же поганый шкаф, и стул, и столик у кровати. Воздух был другой, застоявшийся или как будто кислый, но такой же мерзко-теплый, тот же пыльный запах. На стене фотографии — девочка с длинными темными волосами и женщина. Девочкина мать, уверенно подумал Хоффманн.
Что, если кто-нибудь откроет дверь?
Что, если кто-нибудь поймет, что он держит в руках, что он вот-вот сделает?
Он вздрогнул, но слегка, даже не почувствовав.
Уколов или понюшек получится не так уж много, всего-то граммов тринадцать-четырнадцать, но здесь, в тюрьме, этого хватит. Для нового приговора и нового срока, для немедленного перевода в другую тюрьму.
Тринадцать-четырнадцать граммов, которые надо засунуть повыше.
Хоффманн потрогал карниз с занавесками, осторожно подергал, и карниз отошел с первой попытки. Обрывок скотча вокруг пакетика и — к стене, приклеился хорошо, легкий карниз вернулся на место.
Пит открыл дверь, последний раз оглядел камеру, засмотрелся на фотографию на стене. Девочка лет пяти стояла на лужайке, на заднем плане махали руками дети со счастливыми лицами, они все куда-то направлялись, детский садик повели на экскурсию, рюкзачки в руках, на головах — желто-красные кепки.
Когда она придет к папе в следующий раз, его тут уже не будет.
Эверт Гренс склонился над длинным рабочим столом с семью подготовленными предметами.
Три польских пистолета «радом» и четыре охотничьих ружья.
— В одном оружейном шкафу?
— В двух. Оба зарегистрированы.
— Лицензия была?
— На все оружие, на которое выдала разрешение городская полиция.
Гренс стоял рядом с Кранцем в одном из многочисленных кабинетов криминалистического отдела, в помещении, похожем на маленькую лабораторию — с вытяжными шкафами, микроскопом и склянками с химикатами. Он взял один пистолет, взвесил на ладони оружие, упрятанное в пластиковый пакет. У того, убитого, лежавшего на полу гостиной, был в руках такой же.
— Две недели назад?
— Да. Квартира-офис на Васагатан. Торговля наркотиками в крупных размерах.
— И ничего?
— Мы отстреляли все. Ни один из стволов не проходит по другим делам.
— А Васагатан, семьдесят девять?
— Я знаю, что ты надеялся на другой ответ. Но ты его не получишь. Ни один из этих пистолетов не имеет отношения к выстрелу на Вестманнагатан.
Гренс треснул кулаком по ближайшему шкафчику.
Металлический шкафчик затрясся, книги и папки посыпались на пол.
— Не понимаю.
Он хотел треснуть еще раз, но Кранц встал между ним и шкафом, опасаясь за свое имущество.
Гренс выбрал стену — она практически не дрогнула, но звук от удара получился почти такой же громкий.
— Нильс, я, черт подери, не понимаю. Это расследование… я только стою и глазами хлопаю. Значит, ты изъял оружие Хоффманна? Двадцать дней назад? Черт возьми, тут концы с концами что-то не сходятся. Нильс, у этого ублюдка вообще не должно быть оружия. А у него лицензия, которую выдала сама полиция! Конечно, ее выдали десять лет назад, но… после таких… я еще ни разу не слышал, чтобы разрешение давали после таких тяжких преступлений.
