Хотя так было не всегда, когда они только начали встречаться, Нильс ничем не походил на ее отца. Да, он был, конечно, спокойным, но не проваливался в черные дыры. Они так много смеялись тогда, просто постоянно. Он казался амбициозным — или она только внушила себе это? Катрине спрашивала себя: встроен ли в человека какой-то сенсор, который безошибочно выбирает из всех претендентов именно того партнера, который через сколько-то лет станет похож на проблемного отца либо странноватую мать? Или это мы сами заставляем партнеров вести себя соответствующим образом — и тогда любой в сущности человек обречен стать копией нашего отца или матери?
Катрине выглянула в окно. Рябь на волнах напоминала пузырьки шампанского. Марк прислал сообщение. «Sorry».[76] Она повернулась и увидела, как он стоит посреди офисного пейзажа, лишенный надежды, развенчанный и все равно симпатичный. В то же мгновение зазвонил телефон. Niels calling[77] — было написано на экране.
— Я как раз о тебе думала, — сказала она.
— И что ты думала?
— Ты вряд ли хочешь это знать.
Она улыбнулась Марку. Теперь, когда она говорила по телефону с Нильсом, Марк казался бесконечно более привлекательным, но все равно мысль о том, чтобы встречаться с ним, ее совершенно не возбуждала.
— Послушай, я не приехал к тебе, потому что…
Она перебила:
— Да ладно, брось, уж наверное я поняла, почему.
— Нет, я не думаю, что ты поняла. Я работаю над одним делом. Делом об убийствах. Очень сложным.
Он выдержал короткую драматичную паузу, после чего рассказал Катрине подробно о деле. Об убийствах, местах преступлений, числах на спине. Катрине слушала, не говоря ни слова, даже тогда, когда он рассказал, что существует теоретическая возможность того, что в Хайелитше, пригороде Кейптауна, было совершено убийство, о котором не стали заявлять.
Он замолчал, ожидая реакции. О Ханне он рассказывать не стал.
— Ты что, перешел в другой отдел? — спросила она наконец.
— Ну нет, не совсем. Сначала это было просто рядовое задание, я должен был сообщить потенциальным датским жертвам о возможной опасности. А потом втянулся.
— И поэтому ты не приехал?
Нильс задумался. Ему очень хотелось бы ответить «да», подтвердить, что это амбиции вынудили его остаться. Ей бы это понравилось, она часто пыталась найти в нем амбициозность. Амбициозность и многое другое.
— Да, наверное.
— Наверное?
— Я пока не знаю, во что это выльется, Катрине. Но мне кажется, это что-то очень важное. Мне нужна твоя помощь.
— Ты хочешь, чтобы я съездила в Хайелитшу?
— Да, именно.
— Нильс, это небезопасно для белой женщины. Хайелитша — чуть ли не самый большой район трущоб в Южной Африке. Это говорит само за себя.
Нильс молчал. Он знал, что главное — не уговаривать Катрине. Она сама должна себя уговорить. Молчание было довольно неловким. Он удивился, когда она без дальнейших возражений вдруг сказала:
— Хорошо, съезжу.
Вестреброгаде, Копенгаген
Маленький кусочек Китая вклинился между двумя магазинами одежды на Вестреброгаде.
Ресторан «Золотой бамбук». Впрочем, ресторан — слишком громкое название для пары пластмассовых столиков, маленькой открытой кухоньки и наклеенного на окно вердикта санэпидемстанции в виде печального смайлика, который хозяева попытались загородить пластиковой пальмой. «Курсы гигиены питания» было злобно выведено на смайлике красной ручкой. Прикрывая плеер рукой от падающего снега, Нильс вошел в тепло. Кто-то рассказывал ему прежде, что азиаты очень вежливые люди, но эти конкретные азиаты, похоже, ничего об этом не знали. В кухне разворачивались военные действия, звучали отрывистые команды и слова свистели мимо ушей, как пули. Начальник — единственный здесь в костюме — бранил работающих на кухне.
Нильс откашлялся, но это не произвело ни на кого ни малейшего впечатления. Тогда он подошел к небольшому прилавку у кассового аппарата и поставил на него плеер. Подождал немного, осматриваясь вокруг. Пластиковые цветы в горшках на подоконниках, карта Китая на стене, большой плакат с эмблемой Олимпийских игр в Пекине, меню: лапша, бамбуковые ростки, блинчики с овощами и мясом, баранина «гонг бао». Телевизор передавал трансляцию с саммита. Рослый мужчина, представляющий островное государство Вануату в южной части Тихого океана, со слезами на глазах проклинал индустриальные страны — особенно Китай — за хищническую эксплуатацию климата. Участники саммита, однако, оставались глухи к его обличениям, по крайней мере в передних рядах переговаривались, а пара финских делегатов над чем-то хихикала. По виду большинства участников можно было догадаться, что островное государство Вануату и его проблемы не заставят их ворочаться ночами без сна.
— Как обычно, мы во всем виноваты.
Нильс обернулся к заговорившему с ним пожилому китайцу в костюме на размер больше, чем нужно.
— Мы всегда во всем виноваты. Всегда Китай. — Он горько улыбнулся Нильсу. — Вам нужен столик?
— Полиция, — ответил Нильс. Показывая свое удостоверение, он внимательно изучал лицо китайца, тщетно пытаясь уловить на нем какую-то реакцию. — Мне нужно перевести вот это, — продолжил Нильс и, не дожидаясь ответа, поспешил нажать на кнопку.
— Что это?
— Вы можете мне сказать, о чем говорят на этой пленке?
Они оба замолчали, вслушиваясь. Прошло около минуты. Даже Нильс понимал, что это запись телефонного звонка: мужчина звонит женщине, очевидно, пытается позвать на помощь, в его голосе слышится нарастающая паника. Пленка закончилась.
— Вы понимаете, о чем он говорит?
— Ему очень больно — этому человеку на кассете.
— Да, это я слышу. Что он говорит?
— Он спрашивает: «Что происходит?» Вы понимаете?
— Нет. То есть да, я понимаю, что вы говорите, я не понимаю, в чем тут смысл.
Китаец перебил Нильса:
— Включите еще раз.
Нильс отмотал назад. Китаец подозвал молодого человека, который покорно подошел к ним. После короткого обмена репликами по-китайски он нажал на Play.
— Громче, — попросил главный.
Нильс сделал погромче. Кухонные шумы сложно было перекричать.
— Вы слышите, что там говорят?
Молодой человек переводил, главный в свою очередь перевел его слова на датский.
— Он говорит: «Что происходит? Здесь так тихо. Боже мой. Что со мной происходит? Здесь так тихо. Венера и Млечный Путь».
— Венера и Млечный Путь? — Нильс снова отмотал назад и включил запись с самого начала. На пленке вовсе не было тихо, наоборот, там громко звонили колокола, слышались голоса и шум транспорта. — Здесь же очень шумно, какая тишина? Вы уверены?
— Абсолютно. Он пекинец, — сказал главный, давая понять, что его начинает утомлять эта малоприбыльная беседа.
— То есть, несмотря на весь этот шум, он говорит, что вокруг тихо? — спросил Нильс, глядя на молодого человека. Тот ответил на неуверенном датском:
— Он так говорит. «Что происходит? Здесь так тихо. Боже мой. Что со мной происходит? Здесь так тихо. Венера. И Млечный Путь».
Нильс недоумевал — зачем Томмасо понадобилось, чтобы он это прослушал?
Здесь так тихо.
Между Кейптауном и Хайелитшей — Южная Африка
Большинство тех, кому довелось побывать в Африке, говорили потом об этом феномене — особенно те, кто ездил в глубь страны, подальше от туристов, жадности и неизбежных европейских телевизионщиков, снимающих фильм об окружающей мерзости. Речь о договоре со смертью. В сердце страны жизненная артерия пульсировала с настолько превосходящей человека силой, что ему позволено было выкарабкаться из болота; здесь ощущалась первобытность. Хотя за прошедшие с тех пор тысячелетия с нас успела смыться оригинальная краска, все-таки мы произошли отсюда, и это чувствуется. Земля. Слово «дом» приобретает новое значение.
Катрине расплакалась, когда попала в саванну впервые, расплакалась, как вернувшаяся домой блудная дочь, которой открыли объятия. Здесь она готова была умереть. Марк ее готовности не разделял. Он вырос в Африке, любил эти места, но вовсе не хотел пока умирать — поэтому и нанял для поездки охранников. Трое зулусов приехали после обеда. Они непрестанно широко улыбались — что бы Катрине им ни говорила, они заливисто смеялись.
У них были ручные пулеметы и винтовки, их звали Бобби, Майкл и Энди. У всех африканцев множество имен на разные случаи жизни, как у художников в Европе или Штатах. Есть имя для белых, есть настоящее имя — его они никогда не раскрывают и очень не любят, когда 0 нем спрашивают.
— Khayelitsha?
— Yes.
— Why do you want to go there?[78] — спросил один из них, заливаясь смехом. — Nothing there, nothing there,[79] — повторил он.
