– Черт, – пробормотал Смит, – вот этого я не ожидал!
– Что ты видишь, Джон? – спросила Валентина.
Смит поводил лучом фонарика по сторонам. Снега внутри не было, но все здесь было покрыто тонким слоем инея. Кристаллики льда вспыхивали в свете фонаря на серой поверхности переборок, проводах, воздуховодах.
– Потрясающе! – восхитился Смит. – Здесь нет ни малейших признаков коррозии или ржавчины. Такое впечатление, что самолет выкатили с завода только вчера.
– Все эти годы он находился в природном холодильнике, – прокомментировала его слова Валентина. – Иди дальше.
– Так, здесь – проход, ведущий мимо двух больших плоских ящиков к круглому люку в хвосте самолета. Люк закрыт, в центре – круглое смотровое окошко. По обе стороны от него стоят, как я полагаю, коробки для лент с боеприпасами. Вероятно, это вход в отсек кормового стрелка.
– Правильно. Есть там что-нибудь еще, заслуживающее внимания?
– Какое-то возвышение, с которого свисают два отсоединенных кабеля. Похоже, что тут стояло какое-то оборудование, которое потом демонтировали.
– Скорее всего это был запасной электрогенератор, – сказала женщина-историк. – Очень интересно! Теперь посмотри направо. Там должна находиться переборка с люком, ведущим в следующий герметичный отсек.
– Люк есть, и он закрыт.
– «В-29/Ту-4» был одним из первых военных самолетов, предназначенных для полетов на большой высоте. В трех его отсеках поддерживалось повышенное давление, чтобы экипаж в условиях разреженного воздуха мог обходиться без кислородных масок. Поэтому тебе придется пройти через три герметичных отсека.
– Понял тебя.
Смит попытался разглядеть что-нибудь сквозь толстое стекло смотрового окошка в люке, но у него ничего не получилось. Стекло было заиндевевшим.
– Что расположено в следующем отсеке?
– Койки для отдыха экипажа.
– Ясно.
Смит ухватился за рукоятку люка и попытался повернуть ее. После недолгого сопротивления ручка поддалась.
– Джон, подожди!
Смит отдернул руку от рукоятки, словно она вдруг раскалилась добела.
– В чем дело?
Он услышал, как Валентина негромко переговаривается со Смысловым.
– Все в порядке, – послышался вскоре ее голос. – Просто Григорий сказал, что вряд ли следует ожидать каких-нибудь ловушек и других неприятных сюрпризов.
– Спасибо, успокоили! – Смит снова ухватился за рукоятку, и люк открылся вовнутрь. Он направил в темное пространство луч фонаря.
– Все верно, это отсек для отдыха экипажа. Тут по обеим сторонам стоит несколько коек, а в углу даже есть Джон,[11] только не подумайте на меня. Отсек словно ободрали. Нет ни матрасов, ни одеял, зато повсюду – открытые и опустошенные шкафчики.
– Это как раз понятно. – Голос Валентины звучал задумчиво. Она мысленно анализировала то, что описывал Смит. – Дальше идет радиолокационный отсек. Поглядим, что ты найдешь там.
Нагнув голову, Смит нырнул в низкий проход. В этом отсеке царил тусклый свет. По левому и правому бортам, а также в потолке имелись мутные, заиндевевшие, потускневшие за пятьдесят лет от непрекращающегося ветра плексигласовые вставки. Похожие на скелеты стулья смотрели на два боковых купола, а третье сиденье находилось на центральном возвышении, прямо под прозрачным фонарем. Смит решил, что это, должно быть, стрелковая башня. В самолетах, имевших полный комплект вооружений, здесь располагалась одна из прицельных станций, с помощью которой можно было вести огонь с любой турельной установки с дистанционным управлением. Смит описал отсек, и Валентина подтвердила правильность его предположения.
– Этот отсек тоже выглядит опустошенным, – сообщил Смит. – Много пустых шкафчиков, а со стульев даже содрали обивку.
– Должно быть, они забирали с собой всю ткань, чтобы как можно дольше продержаться в условиях арктического холода. Возле передней переборки должна находиться большая радиоэлектронная консоль.
– Есть такая, – подтвердил Смит, – только она начисто выпотрошена.
– Это пульт оператора радиолокационной станции. Им понадобились ее компоненты, – загадочно проговорила Валентина.
– В передней переборке еще есть два круглых прохода, расположенные один над другим. Нижний закрыт герметичным люком, к верхнему ведет короткая алюминиевая лесенка…
– Нижний люк ведет в задний бомбовый отсек, но там нет ничего, кроме дополнительных топливных баков. Тебе нужен верхний проход. Это – лаз для экипажа, который тянется над бомбоотсеками и ведет в носовой отсек.
Смит подошел к передней переборке, поднялся по лесенке и заглянул в тоннель с алюминиевыми стенами. Он был рассчитан на то, чтобы сквозь него мог пробраться человек в толстом тулупе, так что и у него, даже несмотря на громоздкий костюм биозащиты, не должно возникнуть проблем.
– Влезаю в тоннель, – сообщил он и, забравшись внутрь лаза, неуклюже пополз по направлению к мутному пятну света, маячившему в дальнем конце.
Путешествие длиной в сорок футов по обледеневшей металлической трубе показалось ему бесконечным. По мере того как Смит пробирался вперед, со стен, которые он задевал плечами, сыпался дождь крошечных ледяных кристаллов. К тому моменту, когда Смит наконец высунул голову из лаза, выходившего в сравнительно просторный передний отсек, он порядком запыхался.
Сквозь прозрачный нос самолета и колпак, под которым располагалось место штурмана, проникал тусклый свет догорающего дня, и Смит вновь поразился тому, насколько хорошо здесь все сохранилось за те полвека, что старый бомбардировщик пролежал, на леднике. Самолет заморозился в прямом и переносном смысле – не только в леднике, но и во времени. Ледяные алмазы намерзли на приборах, стрелки которых не шевелились на протяжении пяти десятилетий.
– Я в кабине, – немного запыхавшись после путешествия сквозь тоннель, сообщил Смит.
– Очень хорошо. Много ли там повреждений?
– Вовсе нет, Вэл, все выглядит очень даже неплохо. Некоторые стекла провалились внутрь, и возле места бомбардира навалило снегу, так что в носовой части кабины вырос целый сугроб. А в остальном все в отличном состоянии, хотя кто-то убрал лесенку от лаза. Подожди, сейчас я спущусь в кабину.
Перекатившись на спину, Смит ухватился за железный поручень, проходивший вдоль верхней кромки лаза, и вытащил свое тело из узкой трубы. Спрыгнув вниз, он сказал:
– Все, я в кабине.
– Отлично, Джон! Прежде чем ты спустишься в бомбовый отсек, не мог бы ты кое-что проверить для меня?
– Конечно, если только это не займет много времени.
– Не займет. Во-первых, я хочу, чтобы ты осмотрел место бортинженера. Найди кресло, смотрящее в сторону хвостовой части. Оно должно находиться позади места второго пилота.
– Хорошо. – Смит поводил лучом фонаря по сторонам. – А здесь гораздо просторнее, чем я думал.
– В стандартной комплектации «Ту-4» в передней кабине много места занимает турельная установка с пушкой. Точно так же, как в американских бомбардировщиках.
– Ясно. – Смит протер лицевой щиток шлема. – Я вижу кольцо турели, и снова – пустые шкафы. Обивка сидений и парашюты исчезли. Впереди и слева – нечто, напоминающее стол штурмана, а справа – еще одна выпотрошенная приборная консоль.
– Это пост радиста. Я подозреваю, что экипаж самолета разбил где-то неподалеку лагерь – в месте, где можно было чувствовать себя в большей безопасности, нежели в фюзеляже с выбитыми стеклами. Туда они, видимо, и перетащили всю ткань, радиоаппаратуру и запасной электрогенератор.
– Этот лагерь будет следующим объектом нашего поиска. – Смит подошел к месту бортинженера и посветил на пульт с многочисленными приборами и тумблерами. – Так, я – у поста бортинженера. Что мы ищем?
– В нижней части консоли расположены три ряда рукояток, по четыре в каждом. В верхнем ряду – большие рукоятки, в среднем, соответственно, средние, и в нижнем – маленькие. Папа-медведь, мама-медведь и крошка-медведь. Большие рукоятки управляют дросселями. Они, как я полагаю, должны находиться в верхнем положении. Остальные – это управление пропеллерами и топливной смесью. В каком положении они стоят?
Смит снова протер лицевой щиток и негромко выругался. Тот, как оказалось, запотел изнутри.
– И те и другие находятся в среднем положении.
– Очень интересно! – пробормотала историк. – Зачем нужно было двигать их после падения самолета? Ну ладно. Там есть еще одна рукоятка, которую ты должен проверить для меня, Джон. Она находится на приборной панели перед сиденьем пилота и имеет очень необычную форму, поэтому ее нельзя перепутать ни с какой другой. Ее головка сделана в форме самолетного крыла.
Смит повернулся в узком проходе между рабочими местами членов экипажа и, неловко перегнувшись через спинку пилотского кресла, посмотрел на панель приборов.
