если долго не питаются чужими эмоциями. А я же мелкий был, ну и надеялся, что камни в квартире быстро сдохнут. Твари эти божии… никакие они не божии. Бесы, черти, кто угодно.
– Ты от них бегал все это время? И как, успешно?
Выхин помотал головой.
– Твари божии везде. В чашке с кофе. В заброшенных домах. Среди людей и снов. В забытых лицах. Рано или поздно они меня находили. Где угодно. Требовали, чтобы я вернулся. Угрожали… Не нужно было бегать. Нужно было в тот же год все решить. Завалить землей эту чертову пещеру. Взорвать или еще что-то с ней сделать. Эти паразиты… твари… Я не знаю, помогло бы или нет, но так устал бегать, что мне все равно. Пусть придут – и убьют.
– А ко мне-то зачем пришел, Выхин? Думал защиту найти? После того, как искалечил жизнь?
– Не у тебя, – пробормотал он растерянно. Мысли путались. – У Ленки. Глупо, правда? У четырнадцатилетней девочки решил выспросить, что делать дальше. Она у тебя умная, энергетик такой, как мы были двадцать лет назад. Полная оптимизма, болтливая… Никак в толк взять не могу, как же это она пропала…
Выхин осекся, посмотрел на Аллу и понял, что из ноздрей у нее торчат кончики спичек, серными головками в стороны. По губам размазалась густая черная кровь. И вместо слез из глаз тоже наползали на щеки полоски крови.
– Что ты наделал, дурачок? – всхлипнула Алла, слизывая языком кровь. – Что же ты наделал…
Вокруг зашевелились тени, отделились от занавесок и стен. Скрипнула кухонная дверь. Выхин резко развернулся, увидел в дверном проеме Маро. Только она была не взрослой красивой женщиной, а толстой уродливой девочкой в свадебном платье.
Воздух мгновенно наполнился сладкой горечью гнили и влагой лесной земли. Запахом перегноя и мха. Из-за Маро выступил Капустин: пацан в зимней пухлой куртке, ярких перчатках, с отверстием вместо правого глаза. На голове нелепо, карикатурно, набекрень была напялена шляпа. Она ощерилась в стороны шляпками гвоздей, а толстые острые концы проткнули в некоторых местах кожу на черепе.
Выхин тяжело поднялся. Сжал кулаки, готовый защищаться в случае чего. Как вчера на кладбище. Как в своих беспокойных снах.
– Это всё камни в твоей могиле. Они помогли выжить, да?
– Я разве похож на того, кто выжил? – развел руками Капустин. – Ни разу не Гарри Поттер. Мне не повезло, никто не отразил проклятие и не подал руки в нужный момент.
Лицо его, как и лицо Маро, было покрыто инеем. Жирная девочка то и дело облизывала губы серым распухшим языком, а губы трескались и замерзали вновь. Выхин посмотрел на Аллу и с ужасом понял, что Аллы больше нет, а есть маленькая светловолосая Элка. Она будто съеживалась в огромных одеждах взрослой женщины. Нос кровоточил. Элка смотрела на брата с восхищением и радостью. Лицо ее тоже затянула тонкая корка инея.
– Твари божии передают привет, – сообщил Капустин чужим голосом. – Очень жаль, что они не могут проникнуть в твою голову и посмотреть, где же затерялась эта проклятая тропа к кенотафу. Поможешь?
– Твари умирают, – ответил Выхин. – Послушай, ни к чему это. Не нужно их слушать. Постарайся сопротивляться, и рано или поздно они перестанут владеть твоим разумом.
– Что тогда? – хихикнул Капустин, и изо рта его упали на пол кусочки льда вперемешку с грязью, скрюченными корнями и извивающимся дождевым червем. – Я сгнию в новой могиле, но уже без возможности когда-либо выбраться? Нет, спасибо. Этой вечности мне хватило. Давай-ка лучше сделаем так, жирная башка: ты ведешь нас к пещере, а мы…
Элка вдруг встала с табурета, легко стряхивая, как шелуху, армейскую рубашку и брюки цвета хаки. Осталась обнаженной, подростково-костлявой, с бледной, синюшной кожей, на которой двумя пятнышками горели крохотные красные соски. Грудь еще не сформировалась как следует, а на лобке не росли волосы – разглядывая Элку, Выхин вдруг почувствовал яркий детский стыд, как много лет назад, и поспешно отвернулся.
– Погоди, Андрей, – сказала Элка хриплым и прокуренным голосом. – Погоди… Что-то не укладывается в голове.
– В твоей тесной мелкой головешке! – буркнул Капустин уже своим, подростковым голосом. – Ну что там может быть?
– Ленка, Ленка не укладывается. Не могу взять в толк, куда она делась и почему вдруг объявилась. Не ты ли в этом замешан?
Капустин небрежно шевельнул плечом.
– Подумаешь… Еще одна мелкотня. Ты же со мной. Нашла! Сколько лет искала, и вот мы вдвоем.
– Не слушай его! – перебил Выхин, вдруг ухватившись за спасительную соломинку. – Твари божии, голоса! Это они, а не твой брат. Посмотри! Он – труп ходячий! И вас обращает в такие же трупы, в дразнилки, наполняет злостью, уродует! Я еще видел Вано и Сашку-лысого… и еще Степу, тихого самого из вашей компании. Всех исковеркали! И если дать им волю, то они не остановятся, не закончат на мне. Там, в кенотафе, этих камней сотни. Твари ждут, когда я к ним приду и помогу выбраться. И знаешь, что будет потом? Они всех вас сожрут, как чуть было не сожрали меня! И, возможно, сожрали твою дочь!
Пока он говорил, тени вокруг начали обретать плоть. Около кухонного шкафа показался Сашка с проломленным в нескольких местах черепом и разорванным до ушей ртом. Он что-то жевал, причмокивая. В руках держал хоккейную клюшку.
А в пятне плесени на месте холодильника появился Толик – очень худой паренек с невероятно длинной шеей. Из ушей его пучками торчал мох, а штаны были мокрые на причинном месте… «Толик парень неплохой, только ссытся и глухой».
– Я дал тебе выговориться только потому, что уважаю сестру, – прервал Выхина Капустин. – А теперь, жирдяй, к делу. Надо сходить в лес. Отведи меня, а потом гуляй, где хочешь, рисуй дальше свои картинки, перебегай из одного города в другой, мне дела нет. Элка, сестричка, надень что-нибудь, не позорь брата.
– А как ты выживал? − спросила Элка негромко. Она все еще стояла, обнаженная, в тяжеленных армейских сапогах, на подошвах которых налипла грязь. – Жрал людей, которым не повезло пройти мимо твоей могилки? Взрослых ты бы не одолел, а вот подростков, животных – запросто. Тех, кого я искала последние годы. Да? Может, ты и Ленку мою…
Капустин вдруг крикнул срывающимся подростковым голоском, капризным и злым:
– Не говори так! Что значит «жрал людей»? Отвратительно звучит! Я пытался выжить, как ты не понимаешь! Лежал под камнями двадцать лет! Что такое двадцать лет для мальчишки? Вечность! Мы держались друг друга, чтобы была хоть какая-то надежда. Я и твари божии.
